— Что это? — испуганно спросил он.
— У Няньки кровь шибко шла, я рубашку снял..
Подошёл близко Рыжик, опустил морду на Андрейкино плечо и задышал теплом.
— Я тебе, чёрный пёс, покажу, как стрелять! — постращал вдруг отец хриплым голосом хромого Бадму.
Андрейка открыл уши: ему нравилось, что отец ругал хромого Бадму чёрным псом.
— Поедем со мной, Андрейка, — сказал отец, вставая, — поедем, встретим маму и Веру. Они на телеге едут.
Андрейка засопел и придвинулся к Няньке.
— Что ты, Андрейка, не хочешь ехать?
— Я с Нянькой…
Отец в темноте опять широко заулыбался.
— Ладно. С Нянькой так с Нянькой. Оставайся, Мы скоро. Ты не замёрз?
— Не, — сказал Андрейка, хотя ему было холодно.
— Держи фонарик. Нажимай на эту кнопку. Вот! Теперь отпускай. Понял?
— Понял.
— Молодец! Теперь, Андрейка, делай так: держи фонарик в эту сторону и мигай им. Вот так. Мама увидит свет и подъедет к тебе. Понял?
— Понял.
— Они уже на полдороге от тебя. Я встречу их и скажу, чтобы искали твой огонёк. А сам на ферму поеду. Звонить буду ветеринару. И председателю колхоза позвоню. Машину товарищу Кукушко попрошу дать. А вы Няньку к юртам привезёте. Договорились?
— Договорились.
Отец низко наклонился к Андрейке, взял его за плечи и посмотрел в глаза.
Даже в темноте при свете луны Андрейка увидел, что в глазах отца были кусочки солнца.
— Папа, — сказал Андрейка, — а ты смотрел на солнце?
— Смотрел, сынок. Много раз смотрел.
— Я знаю, смотрел, — с гордостью сказал Андрейка.
— Знаешь? Откуда знаешь?
— У тебя кусочки солнца. Как у Алтан-Шагай-мэргэна.
— Но? — удивлённо произнёс отец. — А я и не знал.
— Алтан-Шагай-мэргэн тоже не знал. Все видят, один ты не видишь. Обманщик нойон тоже не видит. Все видят: чёрные угли у него в глазах.
И вдруг, как молния, у Андрейки в голове пронеслась догадка.
— Папа, у хромого Бадмы в глазах чёрные угли? Да, папа? У хромого Бадмы нет глаз? Он обманщик нойон?
Андрейка задыхался от своей догадки. Как он раньше об этом не подумал?
— Да, сынок. Однако, так. Хромой Бадма обманщик. Большой обманщик. Жулик большой. Плохой человек. Но ничего, мы его поймаем, как лисицу, в капкан и прихлопнем. Понял?
— Понял, — дрожащим от волнения и восторга голосом подтвердил Андрейка.
— Я доволен тобой, — сказал отец и легонько встряхнул Андрейку за плечи. — Ты теперь Дулму не обижаешь? Дружно живёшь с ней?
— Дружно.
— Она прискакала на Рыжике. Плакала. Жалеет тебя.
Андрейка хмыкнул.
— Всё рассказала. Как ты велел. Славная сестрёнка у тебя Дулма.
Андрейка промолчал, но на этот раз не хмыкнул. Дулма всё рассказала, как он велел. Но почему тогда отец, вместо того чтобы сразу ехать на ферму, прискакал в Алексееву падушку? Андрейка прямо решил спросить об этом отца.
— Сказала, сказала она, — засмеялся отец, — да я не послушал её. Меня ругай. Я не выполнил твой приказ. Теперь выполню. Договорились?
Андрейка знал, что отец шутит. Он очень любил, когда у отца было такое настроение. И он ответил:
— Ладно, договорились.
— На вершину сопки въеду — зажги фонарик. Я тогда Рыжика на дыбы подниму. — И, как птица, отец взлетел в седло.
Рыжик с места понёс его в ночь.
Андрейка неотрывно смотрел ему вслед.
На вершине сопки отец остановился. Андрейка замигал фонариком. Отец сразу же поднял Рыжика на дыбы. Рыжик замер так, а потом пошёл на задних ногах, пока совсем не спрятался за сопкой.
Отец увидел Андрейкин огонёк.
Бабушка Долсон возвращает бога
Андрейка дождался маму Сэсык и Веру Андреевну. Няньку повезли на телеге с сеном. Мама Сэсык правила лошадью, Вера Андреевна укутала Андрейку в дэгыл Арсена и всё посматривала на Няньку. Андрейка тоже не спускал с неё глаз. Ехали тихо. И всё же Няньку потряхивало. Всегда такая ровная степь, где без дороги можно проехать из конца в конец, на этот раз оказалась не такой уж гладкой и ровной. Любой камешек под колесом телеги, любая ямка или чуть заметный бугорок — всё чувствовал сегодня Андрейка, Вера Андреевна сказала:
— Её бы на носилки сейчас. Трясёт на телеге.
И всё же больше всего Вера Андреевна беспокоилась не о собаке, а об Андрейке. Будто это не Няньку ранили, а его.
Даже когда приехали к юртам, Вера Андреевна, ни слова не говоря, взяла Андрейку на руки и унесла к бабушке Долсон.
Нянька так и осталась лежать на телеге.
Андрейке не понравилось, что его унесли, как маленького: это видела Дулма. Хорошо ещё, что она не пошла в юрту бабушки Долсон.
Вера Андреевна стянула с Андрейки унты и натёрла ему ноги каким-то лекарством с резким запахом. Потом этим же лекарством натёрла ему грудь и спину.
Андрейка всё сносил молча, потому что он привык слушаться Веру Андреевну. Весь закутанный в овчинное одеяло, он сразу почувствовал, как ему стало тепло.
Только после этого Вера Андреевна ушла к няньке.
Бабушка Долсон дала Андрейке горячего чая-сливанчика и кусок варёной баранины. Она ни о чём не спросила Андрейку. И он тоже ел молча. Только когда подошла машина и Андрейка услышал густой голос дяди Куку и ещё какие-то голоса, он забеспокоился и встал с кровати.
— Лежи, лежи, — ласково сказала бабушка Долсон, — шибко замёрз ты…
— Не, — перебил Андрейка, — не замёрз. Дядя Куку приехал. Пойду к нему!
— Лежи, — уже строго повторила бабушка. — Вера лежать велела.
Андрейка надулся и неохотно натянул на себя одеяло. Бабушка Долсон постояла над ним, что-то бормоча себе под нос, и вышла из юрты.
Андрейка чутко прислушивался к тому, что там делается.
Он, наверное, не встал бы с кровати, но вдруг до его слуха донёсся такой собачий визг, что он в два прыжка оказался за дверью юрты.
У телеги стояло несколько человек: отец, дядя Куку, Вера Андреевна, мама Сэсык. Всех их освещал яркий свет от фар машины.
Голос дяди Куку, спокойный и дружеский, пророкотал:
— Ну вот, милая, теперь тебе не будет больно. Хватит, хватит, не ори и не притворяйся! — прикрикнул он. И Нянька послушалась. — Так бы давно, — сказал дядя Куку. — Вера Андреевна, держите ей голову с этой стороны. Вот так. Не бойтесь, она сейчас не чувствует боли…
Андрейка схватился за ручку двери и стоял так, понимая и не понимая, что происходит сейчас у телеги.
Из второй юрты Андрейка услышал тихий плач. Это плакала Дулма. Бабушка Долсон уговаривала её. Андрейка близко подошёл к юрте, приложил ухо и услышал:
— Пошто плачешь, Дулма? Всё ладно будет. Ветеринар тут. Товарищ Кукушко вылечит Няньку. Андрейка не плачет. В юрте лежит. Спит уже. И ты спи, Дулма.
Андрейка тихонько отошёл и шмыгнул в юрту. Он залез под одеяло. Всё будет ладно. Товарищ Кукушко вылечит Няньку.
Нечего плакать, Дулма.
В юрту вошла бабушка Долсон. Постояла, прислушалась. Андрейка притворился, что спит. Бабушка погремела чашками, походила, повздыхала, стала наливать в мисочки чай-сливанчик.
Сколько дней уже боги ничего не едят! Боги опять" разлюбили юрту бабушки Долсон. Чем-то не угодила им бабушка.
Так она думала. Думала и молилась.
Андрейка знал, что теперь она долго будет стоять на коленях и разговаривать со своими богами.
Ему почему-то жалко бабушку Долсон. Но, сколько бы она ни молилась, Андрейка знает: боги уже никогда ничего не съедят из мисочек.
Надо, надо всё рассказать бабушке Долсон. Тогда она меньше будет верить хромому Бадме…
Андрейка всё ещё притворяется, что спит. И только утром удивлённо таращит глаза: когда же это он уснул?
А пока он спал, произошло много событий.
Дядя Куку сделал Няньке операцию. Она лежала с перевязанными марлей лапами, с перевязанной головой неподалёку от Андрейки.
Он не слышал, как принесли Няньку и положили на потник.
Нянька смотрела на Андрейку одним глазом (второй был затянут бинтом) и шевелила хвостом. Потом принялась облизывать марлю на лапах.
На скамеечке около стола тихонько сидела Дулма. Она сидела так уже давно — ждала, пока проснётся Андрейка.
— Ты хворый? — спросила Дулма своим тоненьким, пискливым голоском.
Андрейка ответил ей мужским басом, таким, как у дяди Куку.
— Не. Нянька хворая. — Голос его гудел так, что было больно ушам.
— Ты тоже хворый, — упрямо пропищала Дулма.
Андрейка ничего не ответил, поднялся с кровати и встал напротив Дулмы.
— Н-но! — произнёс он. — Ты пошто плакала?
— Когда плакала?
— Ночью. Я слыхал.
— Няньку жалко.
Андрейка повернулся к Няньке. Она виновато мигала открытым глазом и шевелила хвостом. Но Нянька ни в чём не провинилась. На столике в бронзовых мисочках всё было цело. Да она бы и встать-то на ноги не могла. Андрейка радовался уже тому, что Нянька лежит не на боку, как ночью, а на животе и держит голову.
— У Няньки глаза нет, — сказала Дулма.
— Врёшь! — крикнул Андрейка.
— Нет глаза. Как у Резвой. Ветеринар сказал.
Андрейка сделал несколько шагов и сел на свою кровать. Нянька повернула к нему голову, но он почему-то не мог смотреть на неё.
Если бы здесь не было Дулмы, то Андрейка лёг бы. Ему стало жарко, и кружилась голова. Он посидел так, опустив голову. У Няньки теперь нет глаза, как у Резвой. Андрейка тяжело вздохнул. Дулма тоже вздохнула.
— Андрейка, — оглядываясь, прошептала Дулма, — папа говорит, хромой Бадма Няньку стрелял.
— Знаю.
— Дядя Куку говорит: хромой Бадма Лебедя-Лебедина стрелял.
— Знаю.
— Бабушка Долсон шибко сердится.
— Знаю.
Да, Андрейка знал всё это. Ничего нового не сказала ему Дулма.
— Дядя Куку где? — спросил Андрейка.
— Дядя Куку на машине уехал. Папа Арсен уехал.
— Мама где? Вера Андреевна где? — настойчиво выспрашивал Андрейка.
— Отару угнали. Ты спал. Мама говорит: хворый ты. Шибко кашлял.
Андрейка хмыкнул и вдруг сильно стал кашлять. Нянька тихонько заскулила. Андрейка больше не мог говорить.