«Бе-еда-а умная Нянька!» — ухмыляется про себя Андрейка и выходит из юрты. Он лезет пальцем себе в рот и щупает зуб. Мать не велит трогать зубы, но Андрейка никак не может удержаться. Зуб шатается — наверно, скоро выпадет. У бабки Долсон тоже выпадают зубы и почему-то не растут новые. А у отца и матери все зубы на месте. Почему так бывает? Этого ещё Андрейка не знает. Да и некогда ему думать: дел сегодня по горло. Во-первых, надо накормить Рыжика и козу Катю, задать сена овцам в кошаре, а во-вторых, подмести хотон. Потом Андрейка сварит баранину без соли. Солить он не умеет, обязательно лишнего насыплет, а поэтому сама мать посолит, когда вернётся к обеду. Потом… Но стоило Андрейке переступить порог юрты и посмотреть в степь, как он сразу обо всём забыл.
С ближней сопочки верхом на лошади приближалась Дулма. Андрейка подбежал к осёдланному Рыжику, скомандовал: «Ложись!», как всегда, быстро вкатился в седло и поскакал навстречу Дулме. С гиком он промчался мимо Дулмы. Дулма остановилась, потом повернула и стала догонять Андрейку. Он оглянулся, ещё раз гикнул, испустил понятный только Рыжику посвист: «Пссе-е, псе-е!», пригнулся к шее и помчался, как на настоящих скачках.
Украдкой Андрейка оборачивался, бросал взгляд на Дулму, но где той было угнаться! Она сразу же отстала и становилась всё меньше и меньше. Интересно: когда скачешь от Дулмы, она делается маленькая, прямо с пуговку, а когда навстречу, то и Саврасуха большая, и Дулма почти как Андрейкина мать или бабка Долсон. Андрейка хочет проверить это своё наблюдение ещё раз и, круто осадив Рыжика, даже подняв его на дыбы, что удаётся очень редко, поворачивает и скачет навстречу Дулме. И вправду, вскоре Саврасуха начинает расти, расти, и маленькая Дулма на ней превращается в настоящую Дулму. Очень смешно…
Андрейка тяжело дышит и не может сказать ни одного слова.
Рыжик и Саврасуха идут теперь рядом, помахивая хвостами. Они часто ходят рядом и, наверно, о чём-то разговаривают, поворачивая друг к другу головы.
— Сбросит тебя Рыжик — будешь тогда знать! — наконец нарушает молчание Дулма.
— Меня? — удивляется Андрейка и вытирает рукавом своё вспотевшее лицо.
— Я думала, слетишь: гляжу. Рыжик на дыбы встал, — пояснила Дулма.
Андрейка доволен, что, оказывается, Дулма заметила это, но небрежно бросает:
— Так я и дался!
Ну не смешная ли эта Дулма! Кто во всём колхозе лучше Андрейки умеет скакать на коне? Ведь даже на районных скачках Андрейку в прошлую осень посадили на колхозного рысака, которого и зовут-то, из-за того что он такой быстрый, Самолётом, и Андрейка обогнал на нём всех рысаков в районе. Но Андрейка не хочет сейчас напоминать об этом Дулме: сама должна знать.
Они не спеша возвращаются к юрте.
— Как играть будем? — спрашивает Дулма.
Андрейка задумывается. В электрострижку — нельзя: в юрте всего одна овчина, и на ней лежат ягнята. В бабку Долсон — неинтересно: сейчас не зима; весной, когда такое тепло, Андрейка ни за что не поверит, что Дулма замерзает, а когда Андрейка не верит, ему не хочется играть. Какую бы интересную игру придумать? И Андрейку вдруг осеняет мысль. Он поедет сейчас к юрте, возьмёт свой укрюк — длинную палку с ремённой петлей, которой чабаны ловят овец, и они начнут с Дулмой новую игру. Дулма слезет на землю, станет овцой, а Андрейка — чабаном и будет её ловить укрюком.
Дулма быстро соглашается. И вот Андрейка пытается «заукрючить овечку» — Дулму.
Догнать её на Рыжике сущий пустяк, но в отличие от настоящей овцы Дулма увёртливая, хитрая — то спрячется за Саврасуху, то перескочит через новую ограду кошары, а Рыжик не умеет прыгать; а то и совсем залезет под ноги к Рыжику, и Андрейка никак не может её достать. Андрейка тоже начинает хитрить. Он знает, что, пока Дулма под брюхом у Рыжика, того не сдвинуть с места. Андрейка просит Дулму снова сесть на Саврасуху. Он сам помогает Дулме сесть в седло. Но, пока Андрейка садится в седло, Дулма уже умчалась. Это явно не по правилам, потому что овца никак не может ездить верхом. Андрейка скачет, прижав под правым локтем укрюк, и, конечно, быстро догоняет Саврасуху. Пожалуй, когда Дулма сидит верхом, на неё ещё легче накинуть петлю. Но не тут-то было! Дулма прижимается к шее лошади, и попробуй тут накинуть петлю…
— Давай голову, не прячь голову! — кричит Андрейка.
Андрейка пытается «заукрючить овечку» — Дулму.
Дулма тихо смеётся, поворачивает к нему разгорячённое лицо, но зачем ей подставлять голову под укрюк, ей и так хорошо.
— Катя-а, Катя-а! — яростно кричит Андрейка.
Коза, услышав хозяина, перемахнула через ограду около юрты и побежала на зов. Дулма приподняла голову, взглянув на свою любимицу Катю, и в следующее мгновение почувствовала на шее петлю.
— Попалась!.. — торжествует Андрейка.
Вот так никогда и ни в чём нельзя верить Андрейке: уж он обязательно обманет.
Дулма под охраной Андрейки подъезжает к юрте.
— А теперь ты будешь моей мамой, а я Арсеном Нимаевым.
— Не хочу быть твоей мамой! — упрямо говорит Дулма. — Хочу своей бабушкой быть.
— Ладно, — соглашается Андрейка. — Будешь тогда бабушкой Бутид.
Ему, собственно, всё равно: ведь бабушка Бутид тоже умеет варить баранину, солить её и подметать в юрте. А это-то сейчас и надо Андрейке. Пока он, Арсен Нимаев, будет кормить Рыжика, Катю и подметать хотон, бабушка сварит баранину, подметёт в юрте, помоет посуду. Потом надо отнести ягнят к овце, чтобы они пососали молока. А в общем, дела найдутся. И Андрейка с Дулмой начинают новую игру.
Андрейка превращается в Арсена Нимаева. Удивительно, до чего у него всё ладно получается! Прежде всего он начинает таскать в кошару сено. Очень трудно брать сено из копны, потому что оно слежалось. Андрейка выдёргивает его клочками, а потом охапками переносит в кормушки. Ну вот, с этим делом покончено, и Андрейка идёт к хотону. У него своя метла; он сметает ею овечий помёт в одну кучку — земля в хотоне становится гладкая, чистая. Отец за это похвалит. Тут Андрейка спохватывается: он сам сейчас и есть Арсен Нимаев, и потому хвалить его некому. Он берёт ягнят и в сопровождении Няньки уносит их к овце в кошару. Оттуда возвращается с сеном для Кати. Таким образом, вся мужская работа окончена.
Дулма тоже справилась со своими делами и стоит на пороге юрты, вытирая тряпкой мокрые руки.
— Беда хорошая трава будет нынче, Бутид! — солидно откашливаясь, говорит Арсен Нимаев — отец Андрейки.
— Откуда ты узнал это, Арсен? — тоненьким голоском, спрашивает Бутид — бабушка Дулмы.
— Хотон подметал — беда трава зелёная лезет. Рано нынче. Снег вчера большой выпал; стаял снег земля мокрая. Беда хорошо!
— Беда хорошо! — повторяет Бутид. — У тебя нынче, Арсен, всё ладно: кошару поставили, сена стоит вон сколько… Смотри, всех ягнят сохрани! Давай соревноваться будем…
— Не угнаться тебе, Бутид, за мной, — вздыхает Арсен Нимаев — отец Андрейки. — У меня ведь красный флажок… — Андрейка прерывает на полуслове, лицо его вытягивается: совсем близко он слышит знакомый шум тракторных моторов.
Так и есть: вдали показались тракторы и, что совсем было замечательно, ехал на колёсах дом.
— Поедем скорей туда! — Андрейка показал в сторону тракторов, сразу забыв, что он Арсен Нимаев. — Стереги юрту! — поспешно приказал он Няньке.
Няньке не хотелось оставаться, но делать было нечего. Покорно она легла около двери юрты.
Весело переговариваясь, ехали Андрейка и Дулма навстречу тракторам. Андрейка сразу узнал вчерашнего своего знакомого тракториста и, сорвав с себя малахай, помахал им в воздухе.
Тракторист почему-то погрозил ему пальцем и что-то, смеясь, крикнул.
Андрейка с Дулмой объехали вокруг тракторов? их было четыре. За каждым тянулся плуг. А позади домик на колёсах.
Андрейка и Дулма пристроились за ним.
— Это что? Юрта? — громко спросила Дулма, показывая на домик.
— «Юрта»! — фыркнул Андрейка. — Это вагончик, трактористы в нём спят.
Дулма мотнула головой:
— Всё равно юрта!
— Беда спорить любишь! — хмыкнул Андрейка.
— Юрта, — стояла на своём Дулма.
Андрейка не выдержал и зло крикнул:
— А ты, любимая, беда много понимаешь!
Дулма хлестнула Саврасуху и, круто дёрнув повод, поскакала в сторону от тракторов.
Вот уж эта Дулма! Теперь ни за что не вернётся. Да она и не нужна сейчас Андрейке. Хмуро насупив широкие брови, едет он за вагончиком; глаза его — узкие щёлочки, губы сжаты и не хотят говорить. Он, пожалуй, сейчас сердитее, чем сам Арсен Нимаев.
Вдруг тракторы останавливаются. Андрейка подъезжает к знакомому трактористу; тот широко улыбается, показывая целый ряд металлических зубов. Андрейка ещё вчера заметил эти красивые и крепкие зубы. Вот бы ему такие! Ими можно всё, что хочешь, перекусить… Андрейка украдкой ощупывает незаметно два своих верхних зуба: шатаются, вот-вот выпадут. Тут же он решает, что не будет ждать, пока вырастут новые, а поедет в больницу и вставит себе стальные. Ого, с такими зубами он не станет разговаривать с Дулмой, а оскалит их, как Нянька! Живо напугается Дулма и не будет уже больше спорить.
Тракторы выстраиваются в ряд, моторы глохнут.
Знакомый тракторист спрашивает Андрейку:
— А куда парнишка делся, который с тобой ехал?
— Это не парнишка! — смеётся Андрейка.
— Значит, девчонка?
— Ага, — кивает Андрейка, и красная кисточка на его малахае весело рассыпается во все стороны.
— Так куда же она делась?
— В свою юрту уехала! — Андрейка махнул рукой и снова рассердился.
— Ты пошто сердитый? — рассмеялся теперь тракторист.
— Не, я так, — смутился Андрейка.
— Что ж ты бросил меня вчера? Трактор, можно сказать, на «Победу» променял.
Укор этот был справедлив, Андрейке даже нечего было ответить.
— Мы завтра вот эту землю будем пахать.
— Эту? — насторожился Андрейка. Он оглянулся и узнал то место, где вчера был с председателем колхоза.
— Конечно, эту. А потом здесь пшеницу посеем. Здорово она на целине вырастет!