Полночь глядит с небосклона.
Л – ласковый звук не только в нашей Славянской речи. Посмотрите, как совпадают с нами Перуанцы, далекие Перуанцы, отделенные от нас громадами Океанов и принадлежащие к совершенно другой группе народов. Люлю по Перуански Любимка, Люлюй – Лелеять, Льянльяй – Вновь зеленеть, Льохлья – Ливень, Льюльяй – Улещать, Льюскай – Скользить,
Льюлью – Ласковый. Я беру другую страну, затерянную в Морях: Самоа. Ни с нами Самоанцы не связаны, ни с Перуанцами, и однако, чтобы сказать Солнце, они говорят Ла, Небо у них Ланги, Петь – Лянги, Голос – О-ле-лео, Мелководье – Ваилялеа, Лист Пальмы – Ляоаи, Зеленеть – Леляу, Молвить – Ляляу, Красивый – Лелей. Ласковое требует Л.
Самоанский язык не знает звука «р». Солнце по-самоански le la; небо – lagi (г в самоанском всегда произносится в нос, транскрипция Бальмонта поэтому верна); alaga – кричать, а не петь, петь pese; звук (корень, в самоанском формы глагола образуются приставками, а не суффиксами и окончаниями) – leo, le leo – форма существительного, а ia leo – неопределенная форма глагола; мелководье – fa ailoa; la au – лист вообще любого дерева (дерево – laau); зеленеть как и зеленый – lanumeamata; lalau – легкое (часть тела), молва разве метафорически; lelei – самый красивый или самый хороший.
В самой природе Л имеет определенный смысл, так же как параллельное, рядом стоящее Р. Рядом стоящее – и противоположное. Два брата, но один светлый, другой черный, Р – скорое, узорное, угрозное, спорное, взрывное. Разорванность гор. В розе – румяное, в громе – рокочущее, пророческое – в рунах, распростертое – в равнине и в радуге. Рокотание разума, рекущий рот, дробь барабана, срывы ветра, рев бури, взрыв урагана, рокоты струн, красные, рыжие вихри пожаров разразившихся гроз, прорычавших громом. Р – взоры гор, где хранится руда – разных самородков. Не одно там Солнце в зернах. Не одни игры украшающего серебра, тут ворчанье иных металлов, в их скрытости.
Румяная роза, скорее всего, свернутая образность стихотворения А. А. Фета «Соловей и роза» (1847):
Эти песни земле рассказали
Все, что розе приснилось во сне,
И глубоко, глубоко запали
Ей в румяное сердце оне.
Тогда румяная означает не столько «яркая», сколько «нежная и глубоко чувствующая». Ворчание металла – гапакс (однократное в русской литературе словоупотребление), вероятно, с целью передать рокот подземных глубин, с их музыкой, а не только скрежет металлических предметов.
Кровью тронутая медь,
Топорами ей греметь.
Чтоб размашисто убить
И железу уступить.
Под железом – О, руда! —
Кровь струится как вода,
И в стальной замкнут убор
Горный черный разговор.
Р – один из тех вещих звуков, что участвуют означительно и в языке самых разных народов, и в рокотах всей природы. Как З, С и Ш слышны – и в человеческой речи, и в шипении змеи, и в шелесте листьев, и в свисте ветров, так Р участвует и в речи нашего рта и горла, и в ворчанье тигра, и в ворковании горлицы, и в карканье ворона, и в ропоте вод, текущих громадами, и в рокотаниях грома. Не напрасно мы, Русские, сказали, Гром, и недаром Германцы его назвали Donner, Англичане – Thunder, Французы – Tonnere, Скандинавы назвали бога Громовника Тор, Древние Славяне – Перун, Литовцы – Перкунас, а Халдеи – Рамман. Не напрасно также нашу речь мы определяем глаголом Говорить, что звучит по-Немецки – Sprechen, по-Итальянски – Parlare, по-Санскритски – Бру, по-Перуански – Римай.
Tonnere – cтарая французская форма, в ΧVIII в. еще нормативная, современная tonnerre. Perkūnas – по-литовски Гром, один из главных богов балтского пантеона, откуда и славянский Перун; возможно, то же слово, что и лат. Quercus – дуб. Рамман – собств. «Грохочущий», аккадский вариант ассиро-вавилонского бога грозы Адада или Адду (угаритское: ) по-аккадски или Ишкур по-шумерски (идеограмма:), называвшийся также просто Ваал, т. е. Господь. На санскрите brû – говорит, неопределенная форма этого глагола – bravati.
Я говорил, что некоторые звуки особенно дороги нашему чувству, нашему бессознательному, мудро понимающему, чувству, ибо они основные, первородные, так что даже внешнее их начертание странно волнует нас, мы им залюбовываемся. В старинном счислении, А – 1; А, обведенное тонким кругом, означает Тьму или 10 000; А, обведенное более плотным кругом, означает Легион или 100 000. А, обведенное причудливым кругом, состоящим из крючьев, означает Леодор или Тысячу Тысяч, 1 000 000. Поистине много оттенков в красивой букве А, и тысяча тысяч это вовсе не такое уж несчислимое богатство, ибо человеческая речь есть непрерывно текущий Океан, а сосчитано, что в одном Арабском языке – 80 слов для обозначения Меда, 200 – для Змеи, 1000 – для Меча, и 4000 для Несчастия.
В Древней Руси было две системы счисления: малый счет, с ходом в один разряд, и великий счет, с ходом умножения разрядности на себя. Тьма тогда могла значить 10 тысяч и 1 миллион, легион – 100 тыс. и 1 триллион, леодр (вероятно, искаженное «миллион») – 1 млн. и 1 септиллион. Названные числа арабских синонимов восходят к средневековым арабским грамматикам, которые включали в синонимию не только слова, но и поэтические перифразы: Бальмонт приводит средневековый подход к арабскому языку.
А – первый звук нашего открытого рта, у закрытого же рта первый звук – М, второй – Н. И вот мы видим, что во всех древнейших нам известных религиях звуки А и Н выступают как яркое знамя. Священный город Солнца в Египте, любимый богами Солнцеград, есть Ану. Халдейский бог Неба есть Анна. Халдейская богиня Любви зовется Нана. По-Санскритски Анна значит Пища. Индусский дух радости – Ананданатха. Индусский мировой змей – Ананта. Сестра Мирового Кузнеца Ильмаринэна зовется в «Калевале» Анники. Жена Скандинавского Солнечного бога Бальдэра зовется Нанна. Это все не заимствования и не случайные совпадения. Это проявление закона, действующего неукоснительно, – только действия закона мало нами изучены,
Древнеегипетское название Гелиополя, жреческого города, ỉwnw, буквально «Врата», ӄ, сейчас транскрибируется как Иуну, греческое Ὂν, еврейское библейское или, причем последнее может быть прочитано как Авну. Санскритское анна (– пища, вода, зерно) родственно русскому «еда». Инанна () по-шумерски, Иштар по-аккадски, Астарта по-финикийски – богиня любви и плодородия.
Участвуя в самом высоком – в первичном взрыве человеческого, восхотевшего речи, – А участвует и в самом смиренном, чтó есть – звериный крик. А есть в лае собаки, А есть в ржании лошади. Так и таинственное В. Я не тело, а дух. А дух есть Ветер. А Ветер есть В. Вайю и Вáата по-Санскритски, Вейяс у Литовцев, Ventus у Римлян, Viento у Испанцев, Wind у Германцев, Wind (Уинд) и стихотворное Wind (Уайнд) у Англичан, Wiatr у Поляков, – Ветер, живущий и в человеческом духе, и в духе Божием, что носился над бесформенными водами, водоворот, мчащийся в циклоне и забвенно веющий в листве ивы над ручьем, Ветер шаловливо уронил малый звуковой гиэроглиф свой – В – в хрустальное горлышко певчих птиц; Виитпоет малиновка, Циви зовет трясогузка, Тии-вить – десятый высший звук соловья. Эта рулада Тиивить, как говорит Тургенев, у хорошего нотного соловья имеет наивысшее значение, делающее его верховным маэстро.
Скрыто цитируется очерк И.С. Тургенева «О соловьях» (1855), описание последнего, десятого колена соловьиного пения:
Десятое: Почин – этак: тии-вить, нежно, малиновкой. Это, по-настоящему, не колено, а соловьи обыкновенно так начинают. У хорошего нотного соловья оно еще вот как бывает: начнет; тии-вить – а там: тук! – Это оттолчкой называется. Потом опять – тии-вить… тук! тук! Два раза оттолчка – и в пол-удара, этак лучше; в третий раз тии-вить – да как рассыплет вдруг, сукин сын, дробью или раскатом – едва на ногах устоишь – обожжет! Этакой соловей называется с ударом или оттолчкой. У хорошего соловья каждое колено длинно выходит, отчетливо, сильно; чем отчетливей, тем длинней. Дурной спешит: сделал колено, отрубил, скорее другое и – смешался. Дурак дураком и остался. А хороший – нет! Рассудительно поет, правильно. Примется какое-нибудь колено чесать – не сойдет с него до истомы, проберет хоть кого. Иной даже с оборотом – так длинен; пустит, например, колено, дробь, что ли – сперва будто книзу, а потом опять в гору, словно кругом себя окружит, как каретное колесо перекатит – надо так сказать. Одного я такого слыхал у мценского купца
Ш…ва – вот был соловей! В Петербурге за 1200 рублей ассигнацией продан.
Зная, что звуки нашей речи участвуют, не равно и с неопределимой долей посвященности, в сокровенных голосах Природы, мы бессильны в точности определить, почему тот или иной звук действует на нас всем очарованием воспоминания или всею чарою новизны. Прикасаясь к музыке слова сознанием, мы ухватываем часть разорванного ее богатства, но только мудрым чувством ощущаем мы музыку слова сполна и, радостно искупавшись в ее звенящих волнах и глухих глубинах, властны создавать, освеженные, новую гармонию. Красно-цветные дикие Северной
Америки, силой магического пения и особых плясок, как и представители дикой Мексики, заклинающие нисхождение дождя и огненную музыку грома, говорят о наших Европейских песнях, что мы слишком много болтаем, сами же они в священном порядке расставляют определенные слова определенных строк, необъяснимо повторяя в них известные припевы и перепевы, ибо слово для них священно по существу. Заклинательное слово есть Музыка, а Музыка сама по себе есть заклинание, заставляющее неподвижность нашего бессознательного всколыхнуться и засветиться фосфорическим светом.