Как близок к ним враг и беда.
Собери их скорее в их дом,
Чтоб там осветить их огнем.
Нет никого, как я,
Я, Вицтлипохтли, Боец,
Желтоцветна одежда моя,
На мне изумрудный венец,
Цвет колибри, лесов, и Огня,
Ибо Солнце взошло чрез меня.
Любя войну, древний Мексиканец любил охоту. Удача на охоте зависит не только от меткости охотника, но и от его уменья пропеть надлежащее заклинанье. Житель Южной Африки, Бушмен, знает, что зачарование необходимо на охоте, и, чтобы легче добывать страусов, он наполнил стены своих пещер магическими картинами, изображающими этих быстро убегающих птиц. Совершенно подобным образом человек каменного века, древний житель Испании и Южной Франции, магически изображал в пещерах Альтамиры и Дордоньи диких быков, на которых он охотился. Древний Мексиканец влагает соответственную чару в магический заговор, и, слагая «Песнь Облачных Змей», он говорит от лица бога Севера, бога Охоты.
Дордонья – так иногда называлась в путеводителях знаменитая пещера Ласко, как находящаяся в департаменте Дордонь; в Дордоне есть и другие пещеры, интересные как природные объекты.
Из Семи Пещер он возник,
Из Семи тайников теней.
Явил быстроглазый свой лик
В стране Колючих Стеблей.
Из Семи изошел он Пещер,
Чей глубинен туманный размер,
Из Семи изошел он Пещер.
Я сошел, я сошел,
У меня копье с шипом.
Из стеблей колючих сплел
Я копье с острием.
Я сошел, я сошел.
Я сошел, я сошел,
А со мною сеть,
Я ее искусно сплел,
Будет кто-то в сети млеть.
Я сошел, я сошел.
Я хватаю, я схватил,
Я хватаю, я беру.
Из Семи пришел Могил,
И хватаюсь за игру.
Я хватаю, я схватил.
Но в напевностях Мексиканцев, так же как во всей их истории, царит, слишком исключительно, красный цвет. А о красном цвете проникновенное слово сказано Майями. Древние Майи говорили, что в лесной глуши сидит существо, одетое в красное. Оно всегда молчит, и, если путник, сбившись с дороги, спросит его, как выйти из леса, существо, одетое в красное, начинает горько плакать.
Рассказ о красном существе больше всего напоминает миф об Ачери – привидении умершей от голода в лесу девочки: о ком она споет свою скорбную песнь или на кого падет ее тень, умрет. Защититься от Ачери можно, лишь надев красную нить на шею, а лучше одевшись во все красное.
Оно плачет, потому что не знает выхода из глуши лесов. Жители Юкатанского полуострова, Майи, создавшие поразительной глубины Священную Книгу «Пополь-Ву», одну из четырех или пяти наилучших Космогоний Земного Шара, и построившие изумительные храмы, Паленке, Уксмаль, Чичен-Итца, изваяния которых и лепные гиэроглифы красотой и проникновенностью соперничают с изваяниями и гиэроглифами Древнего Египта, понимали не только красный цвет, цвет страсти, но их боги, как боги Египетские, возлюбили цвет всеобъемлющей мудрости, голубой, и внушили им удивительное сказание о возникновении Света Жизни силою напевного заклинания и победительное слово о Слове.
Бальмонт включил стихотворный перевод «Пополь-Вуха» в свою книгу «Змеиные цветы» (1910). Паленке – древняя столица майя, разрушенная еще в ΙΧ веке. Ушмаль – столица одного из государств майя, павшего в 1441 г. В стихотворении Бальмонта «На пирамиде Уксмаль» (1908, цикл «Майя» сб. «Птицы в воздухе») противопоставляются орхидея как вожделение солнца (пример «вспышек жадных») и агава («светоч бездн», «хищный цвет») как след рокового жертвоприношения (вероятно, красный цветок агавы среди листьев, напоминающих мечи). Правда здесь красный цвет назван «цвет страсти», а не цветом жертвы.
Сказание Майев так говорит: «Вот мы расскажем о явлении вовне, открытии и воссиянии того, что было во тьме, дело Зари его, созданное волей Творца и Создателя, Того, который порождает, Того, кто дает бытие, и чьи имена суть: Метатель шаров по Волку прерий, Метатель шаров по Двуутробке, Белый Великий Охотник, Покоритель под ноги свои, Изумрудный Змей Оперенный, Сердце Озер, Сердце Моря, Владыка Зеленеющих Пространств, Владыка Лазурной Поверхности. Это так Их именуют, так о Них поют, и так Их прославляют вместе, Тех, которые суть Праматерь и Праотец, Дважды Великая Мать, Дважды Великий Отец. Так сказано о Них в сказаниях Майев, а равно о том, чтó создали они, чтоб дать благоденствие и Белый Свет Слова.
Это первая Книга, написанная в древности. Но лик ее скрыт от того, кто видит и думает. Дивно ее явление, и сказание в ней сообщаемое, о времени, когда закончило образовываться все, что на Небе и на Земле, четырехугольность и четырехсторонность их знаков, мера их углов, выравнение их линий, установление парных, дружно идущих линий на Небе и на Земле, на четырех предельностях, на четырех главных точках, как речено было Теми, чья мудрость замыслила совершенство всего существующего на Небе, на Земле, в Озерах и в Море.
Вот сказанье о том, как все было спокойно и безмолвно. Было недвижно, безмятежно, и пуста была безграничность Небес. Вот первое слово и первая беседа. Не было еще ни единого человека, ни единого животного, ни птиц, ни рыб, ни крабов, ни дерева, ни камня, ни трясин, ни оврагов, ни травы, ни лесов, существовало одно только Небо. Лик Земли еще не означался, было только безмятежное Море и все пространство Небес. Ничего еще не было, что было бы телом, ничего, что цеплялось бы за что-нибудь другое, что качалось бы, нежно касалось бы, что дало бы услышать звук в Небесах. Не существовало ничего, что стояло бы прямо. Лишь тихая Вода, спокойное Море, одно в своих пределах, ибо не было ничего, что существовало бы. Были лишь недвижимость и молчание в потемках, в ночи. Одни только Они, Творец, Создатель, Покоритель, Изумрудный Змей, Те, что рождают, Те, что дают бытие, лишь Они на Воде, как свет возрастающий.
Они облечены в зеленый и в лазурный цвет, вот почему их имя есть Гукуматц, Оперенный Змей Изумрудно-Лазурный, бытие величайших мудрых их бытие. Так существует Небо, так существует Сердце Неба: Таково имя Бога, Он так называется.
Тогда-то пришло Его слово сюда, с Покорителем под ноги свои, и с Лазурно-Изумрудным Змеем, в потемки и в ночь, и оно заговорило с Покорителем, с Змеем Перистым. И Они говорили: Они совещались тогда и размышляли. Они уразумели друг друга: Они соединили свои слова и свои советы.
Тогда-то день занялся, между тем как Они совещались о сотворении и росте лесов и лиан, о природе жизни и человечества, созданных в потемках и в ночи, Тем, который есть Сердце Небес, чье имя – Ураган. Вспышка есть первый знак Урагана, второй есть Молния в изломе, третий – ударная Молния, эти три суть знамения Сердца Небес.
Тогда пришли Они, с Покорителем, с Змеем Изумрудно-Перистым. И был у Них совет о жизни благоденственной. Как делать посев, как делать свет. Так да будет. Да будете вы исполнены, было слово. Да отступит эта Вода, ибо ни славы, ни чести из всего, что мы образовали, не будет, пока не будет жить человеческое существо. Так говорили Они, между тем как Земля образовывалась Ими. Так воистину произошло создание того, что Земля возникла: Земля, сказали Они, и мгновенно она образовалась. Как туман или облако было ее образование в ее вещественности, когда, подобные крабам, явились на воде горы. И в одно мгновение великие горы были. Лишь силой и властью чудесной можно было сделать то, что было решено о горах и долинах».
Я не знаю ни одной Космогонии, в которой было бы так красиво и глубоко рассказано о возникновении жизни в Мире, о том, как родился Белый Свет Слова, зиждительно пропетого Белым Зодчим Мира.
«Белый зодчий» – также название сборника Бальмонта 1914 г., в заключительном одноименном стихотворении снег и иней объясняются как созерцание Зодчим сияния («в свеченьях восхищенья») своего творения, созданного пламенем сердца, застывшим при таком созерцании и чающим нового движения звезд.
Тот снежный миг навек нам явлен
В выси, где спит восторг и жуть.
Он будет некогда расплавлен,
Как двигнет Бог все звезды в путь.
Расплавлен – означает для Бальмонта: оживет органически.
Древний Китаец говорит: «Отзвуки слова, однажды сказанного, дрожа, звучат через все пространство Вечности».
Скорее всего, вольная цитата из «Дао дэ цзин»: «Вечное Тао не имеет имени. Оно незначительно, как щепка, но мир не может подчинить его себе» (пер. Д. Кониси под ред. Л.Н. Толстого). Но возможны и другие цитаты, стоящие за этой приведенной по памяти цитатой.
Самый гениальный поэт девятнадцатого века, Эдгар По, владевший, как никто, колдовством слова и странно совпадающий иногда с вещими речениями древних народов, Египтян, Китайцев, Индусов, в философской сказке «Могущество Слов» написал замечательные строки о творческой магии слова. Агатос и Ойнос беседуют. Как духи, они пролетают между звезд. «Истинная философия издавно научила нас, что источник всякого движения есть мысль, а источник всякой мысли есть Бог. Я говорил с тобой, Ойнос, как с ребенком красивой Земли, и, пока я говорил, не мелькнула ли в твоей голове какая-нибудь мысль о физическом могуществе слов? Не является ли каждое слово побуждением, влияющим на воздух? Но почему же ты плачешь, Агатос, и почему, о, почему твои крылья слабеют, когда мы парим над этой красивой звездой – самой зеленой и самой страшной изо всех, встреченной нами в нашем полете? Блестящие цветы ее подобны фейному сну, но свирепые ее вулканы подобны страстям мятежного сердца. Это так, это так! Они то, что ты видишь в действительности. Эту безумную звезду, вот уже три столетия тому назад, я, стиснув руки и с глазами полными слез, у ног моей возлюбленной – сказал ее несколькими страстными словами – дал ей рождение. Ее блестящие цветы воистину суть самый заветный из всех невоплотившихся снов, и беснующиеся ее вулканы воистину суть страсти самого бурного и самого оскорбленного из всех сердец».