Буквальный перевод приводимого отрывка:
Агатос. Так и есть. Но истинная философия давно учит, что источник всякого движения – мысль, а источник всякой мысли —
Ойнос. Бог.
Агатос. Я говорил с тобой, Ойнос, как с ребенком настоящей земли, которая только что погибла, об импульсах, возникших над атмосферой земли.
Ойнос. Да, так.
Агатос. И когда я это говорил, не пересекла ли твой ум какая-то мысль о физической силе слов? Разве не всякое слово импульс в воздухе?
Ойнос. Но почему, Агатос, ты рыдаешь и почему, почему же твои крылья опускаются, когда мы парим над этой настоящей звездой – самой зеленой и при этом самой страшной из всех встреченных нами в полете? Ее блестящие цветы выглядят как сказочная мечта, но ее яростные вулканы – как страдания возмущенного сердца.
Агатос. Да, они таковые! Эта дикая звезда, и вот уже три века, как, стиснув руки и устремив взор к стопам возлюбленной, я вызвал ее – несколькими страстными фразами – к рождению. Ее блистательные цветы самые дорогие из всех неисполненных мечт, и ее яростные вулканы – страсти возмущенных и поруганных сердец.
AGATHOS. It must: but a true philosophy has long taught that the source of all motion is thought- and the source of all thought is-
OINOS. God.
AGATHOS. I have spoken to you, Oinos, as to a child of the fair Earth which lately perished-of impulses upon the atmosphere of the Earth.
OINOS. You did.
AGATHOS. And while I thus spoke, did there not cross your mind some thought of the physical power of words? Is not every word an impulse on the air?
OINOS. But why, Agathos, do you weep and why, oh why do your wings droop as we hover above this fair star which is the greenest and yet most terrible of all we have encountered in our flight? Its brilliant flowers look like a fairy dream- but its fei rce volcanoes like the passions of a turbulent heart.
AGATHOS. They are! they are! This wild star it is now three centuries since, with clasped hands, and with streaming eyes, at the feet of my beloved I spoke it with a few passionate sentences into birth. Its brilliant flowers are the dearest of all unfulfilled dreams, and its raging volcanoes are the passions of the most turbulent and unhallowed of hearts.
Fairy Бальмонт переводит как «фейная» всегда, как в его детской книге «Фейные сказки», название которой калькирует Fairy tales. Бальмонт опустил «только что погибшей». Последняя фраза По отразилась в максиме Пастернака из письма Нине Табидзе: «Жизнь – поруганная сказка».
Древние Индусы поют в священных «Ведах»: «Из всеприносящей жертвы родились звери воздуха, лесов и деревень. Из всеприносящей жертвы возникли песни, загорелось размерное слово. Прачеловек есть огонь, раскрытый его рот – горящие головни, дыхание – дым, речь его – пламя, глаза – угли, слух – искры, в этом пламени – жертва богов. Первоосновная сила разогрела миры. Из разогретых миров произошло троякое знание. Она разогрела это троякое знание, из него вышли магические слова».
Пересказ знаменитого гимна Пуруши (Пуруша-Сукта,) из Ригведы. В переводе Т. А. Елизаренковой:
Он сделал из него животных, обитающих в воздухе,
В лесу и (тех) что в деревне.
Из этой жертвы, полностью принесенной,
Гимны и напевы родились,
Стихотворные размеры родились из нее,
Ритуальные формулы из нее родилась.
(…)
Из уст – Индра и Агни.
Из дыхания родился ветер.
(…)
Так они сотворили миры.
15. У него было семь поленьев ограды (костра),
Трижды семь были сделаны как дрова (для костра),
Далее переводы и пересказы источников довольно верны оригиналу, поэтому специальных комментариев не даем.
Творческая магия слова и бесконечность многоцветных его оттенков изваяна Майями в причудливых гиэроглифах на храмовой стене в Паленке, где до сих пор, затерянные между Табаско и Усумасинтой, как предельный оплот Кордильерских высот, знающих полет кондора, находятся памятные руины – Великий Храм Креста, Малый Храм Солнца и Дворец Четырех Сторон. Овеянные океанскими шепотами Майи, эти ловцы жемчугов составили свои гиэроглифы из прибрежных камешков Моря, из морских тростников, из жемчужин, из спиралей извилистых раковин, из раковин, схожих с звенящими трубами, из раковин круглых и длинных, из дуг, из овалов, из эллипсов, из кругов, пересеченных четырехугольником и сложным узором, как мы это видим на спинах морских медуз, что первые учили людей живописи. Майский Ваятель, запечатлевший слово о Слове, говорит, чувствуя себя окруженным врагами, которых зовет птициликими, ибо они клювоносы и когти у них захватисты.
«Никогда Птичий Клюв не овладеет наукой и искусством знаков Священных Начертаний. Эти камешки там, этот пращевой камень, эти наложенные сочетанные камни, гроздья, ожерелье знаков сокровенных – срыв, пропасть неосторожному. Да не рассеет он путы, да спутает смысл, не озарив их сеть изъяснением. Да извратит пути толкования, и эти камешки станут когтями. Здесь – ударится он, дальше – оступится. Речь эта – узел, слово – изгибно; выводит свод; дробит, крошит горы, извивно, извилисто; оно преломленное, оно возвращается, слово; свито, скручено, сжато; четкое, резвое, перистое; нераздельное, сплоченное, прямое, округлое; врата, что легко пройти – и упор каменистый пустыни; оно ускользает жеманное, оно искривленье гримасы; улыбчивое, веселящее; горькое вкусом, сладкое; свеже-холодное, жгучее, сожигающее; небесно-лазурное, водное, тихое, тишь, глубина; смелое, смело-красивое; меткострельность глаголящих уст, копье; оно боязливая лань, проворный олень лесной; куропатка полей, что бежит; голубка, что пьет и пьянится ручьями, волнистой одеждой Земли; пасть пумы, что встала, нависла, вот; пустыня безводная; ливень внезапный, который идет уменьшаясь; хрупкая чаша из глины, едва пережженная – падает, в крошки рассыпалась; тыква, ведро, водоем, колодец – жаждущему; колющий лист, лист приютно-тенистый; гвоздочек, что держит, удерживает; повторная белость зубов, что созвучно дробят, растирают; развилистость вил, перекладина, дерево казни; забота, ларец сберегающей памяти; кладовая лелейного сердца; голова и ступня, верх и низ, это слово; начинает, и то, что кончает; от разрушенья оно отвращается; здесь завершает свое нисхождение. Эти круглые прибрежные голыши глаголющие – там, глубоко безмолвствующие – здесь, в завершении; они Бездна, Пучина, Океан беспредельный – неосторожному, будь он птицей крылатой.
«Берегись!»
Такое же высокое представление о магической силе напевного слова, и слова вообще, мы видим в двух странах, овеянных морем нашего Севера, в Норвегии, где глубокие долины и глубокие фьорды, и в озерной многососенной стране Финнов.
Бог воинств, Один, на плечах у которого сидят вороны, усыпил валькирию Сигурдрифу, уколов ее сонным терном. Как женщина, эта валькирия стала прославленной по всей земле Брингильд. Замок ее окружен стеной из огня. Лишь тот, кто прорвется через пламенный оплот, может овладеть ею. Смелый Сигурд, испивший кровь дракона Фафнира и понимающий язык орлов, проскакал на коне чрез огонь, нашел спящую Брингильд, снял с нее воинский шлем, и мечом разрубил приставшую к ней броню. Они беседуют, и гордая валькирия, обреченная стать женщиной, говорит Сигурду о рунах и дает ему добрые советы.
Имя Брингильд «Сигурдрифа» Ф.И. Буслаев, на которого, вероятно, ориентировался Бальмонт, понял как Siegtreibende – ведущая победу, и для Бальмонта тогда пламенная ограда – это пламя, производящее музыку стиха, тогда как победа Сигурда над ней – создание повествовательного начала поэзии.
Совет мой первый,
Всегда с друзьями
Будь безупречен,
Мстить не спеши.
Благоугодно
Для мертвых так.
Совет второй мой,
Будь верен в клятве,
Раз давши слово,
Не отступай.
Клятвопреступник
Гоним как волк.
Совет мой третий,
В собраньи людном
С глупцом беседу
Не заводи.
Он сам не знает,
Что говорит.
Совет четвертый,
Коль на дороге
Колдунью встретишь,
Не медли с ней.
Не будь ей гостем
Хоть ночь близка.
Сыны людские
Должны быть зорки,
Когда на битву
Они идут.
Связуют ведьмы
И меч и ум.
Совет мой пятый,
Коли увидишь
Невест красивых,
Не торопись.
Не кличь у женщин
Их поцелуй.
Совет шестой мой,
Коль в опьяненьи
Возникнут брани,
В бой не вступай.
Коль воин – пьяный,
Он без ума.
Седьмой совет мой,
Коль в спор вступил ты
С бойцом достойным,
С ним в бой вступи.
Не будь в пожаре,
Но будь в бою.
Восьмой совет мой,
Не лги, не путай,
Уловкой – хоти
Не пробуждай.
Дев не баюкай,
Жен не безумь.
Совет девятый,
Коль на дороге
Ты встретишь мертвых,
Ты их почти,
Их обрядивши,
Похорони.
Совет десятый,
Не верь обетам
Того, кто близок
К твоим врагам.
Отец обижен,
Сын будет волк.
Совет последний,
Следи за другом,
Случиться может,
И брат предаст.
Жди быстрой смерти,
Беда грозит.
Не дышит ли все человеческое достоинство в этих немногословных строках, исполненных железной музыки мечей, взнесенных в битве за правое дело? Здесь чувствуется крепительная свежесть северного ветра и дыхание Моря и гор.