какою мерить нас могли,
в ладони юношеской серой
та горсть тяжелая земли.
1945
МИЛЫЕ КРАСАВИЦЫ РОССИИ
В буре электрического света
умирает юная Джульетта.
Праздничные ярусы и ложи
голосок Офелии тревожит.
В золотых и темно-синих блестках
Золушка танцует на подмостках.
Наши сестры в полутемном зале,
мы о вас еще не написали.
В блиндажах подземных, а не в сказке
наши жены примеряли каски.
Не в садах Перро, а на Урале
вы золою землю удобряли.
На носилках длинных под навесом
умирали русские принцессы.
Возле, в государственной печали,
тихо пулеметчики стояли.
Сняли вы бушлаты и шинели,
старенькие туфельки надели.
Мы еще оденем вас шелками,
плечи вам согреем соболями.
Мы построим вам дворцы большие,
милые красавицы России.
Мы о вас напишем сочиненья,
полные любви и удивленья.
1946
АЛЕКСАНДР ЯШИН
* * *
Не позабыть мне первых схваток,
Разбитых сел, дорог в крови,
Ночей под кровом плащ-палаток,
Как первой не забыть любви.
Все шло не так, как представлялось,
Как в книгах вычитал,—
Не так.
Все было ново: дождь, усталость,
Разрывы мин и гул атак.
Заране знать хотел, бывало,
Как поведу себя в боях:
Не осрамлюсь ли поначалу,
Не заберется ль в сердце страх?
И, убедившись, встав под дула,
Хлебнув и гула и огня,
Что сердце не захолонуло,
Кровь не свернулась у меня,
Что я ни в чем других не хуже,
Переношу тяжелый путь,—
Я затянул ремень потуже
И широко расправил грудь.
Конечно, стало представляться,
Что ты храбрейший из солдат:
Конечно, все тобой гордятся,
На одного тебя глядят.
С тобой — удачи и победа,
Поёшь и ходишь, как во сне.
Кто эти чувства не изведал,
Тот просто не был на войне.
1941
* * *
Назови меня именем светлым,
Чистым именем назови —
Донесется, как песня, с ветром
До окопов голос любви.
Я сквозь грохот тебя услышу,
Сновиденья за явь приму.
Хлынь дождем на шумную крышу,
Ночью ставни открой в дому.
Пуля свалит в степи багровой —
Хоть на миг сдержи суховей,
Помяни меня добрым словом,
Стынуть буду — теплом повей.
Появись, отведи туманы,
Опустись ко мне на траву,
Подыши на свежие раны —
Я почувствую,
оживу.
1943
НЕ УМРУ
Когда я раненый лежал в пыли,
Страдая от удушливого жара,
Не отличая неба от земли,
Артиллерийских залпов от кошмара,
И ни стонать, ни говорить не мог,—
Тогда прямой, с пушистой желтизною,
Откуда ни возьмись степной цветок
Виденьем детства встал передо мною.
Что я припомнил в этот миг?
Леса,
Деревни, в палисадниках рябину,
Под солнцем поле спелого овса
И матери натруженную спину...
Что я услышал?
Дробный стук колес,
Крик петуха на просмоленной крыше,
Шум светлых сосен и жужжанье ос,
Раздольный звон бубенчиков услышал...
Ах, родина, лесная сторона!
Как все стократ для сердца стало мило —
Брусника в чащах,
Рек голубизна,—
Война все чувства наши обострила.
Просторны тесом крытые дворы,
В холмистом поле широки загоны.
Как многолюдны свадьбы и пиры,
Как сарафаны девичьи пестры,
Каким достоинством полны поклоны!
Моторы в сизых ельниках стучат,
Плывет над лесом рокот молотилок,
И запахи бензина не глушат
Смолистого дыхания опилок.
А сколько зверя, сколько птиц в бору...
И потому, что все перед глазами,
Не дрогну я в сражении с врагами,
Земли родной не выдам:
Не умру!
1943
АЛЕКСЕЙ НЕДОГОНОВ
22 ИЮНЯ 1941 ГОДА
Роса еще дремала на лафете,
когда под громом дрогнул Измаил.
Трубач полка —
у штаба —
на рассвете
в холодный горн тревогу затрубил.
Набата звук,
кинжальный, резкий, плотный,
летел к Одессе,
за Троянов Вал,
как будто он не гарнизон пехотный,
а всю Россию к бою поднимал!
1941
ПРЕДСКАЗАНИЕ
Усталая,
но гордая осанка.
И узелок дорожный за спиной.
Гадала мне гречанка-сербиянка
в Саратове на пристани речной.
Позвякивали бедные мониста
на запыленном рубище ее.
Она лгала.
Но выходило чисто,
я слушал про свое житье-бытье.
И делал вид, что понимаю много
хотя она мне верила с трудом.
Тут было все:
и дальняя дорога,
и беспокойство,
и казенный дом,
тут были встречи,
слезы и свиданья,
и радости,
и горечь женских мук,—
все,
без чего немыслимо гаданье
в такие дни на пристанях разлук.
Во всем я видел правды очень мало.
Что слезы — ложь,
что встречи — соврала,
а то, что буду жив,—
она узнала,
и что домой вернусь,—
права была.
Осень 1941 г.
Саратов
МАТЕРИНСКИЕ СЛЕЗЫ
Матери моей
Федосье Дмитриевне
Как подули железные ветры Берлина,
как вскипели над Русью военные грозы!
Провожала московская женщина сына...
Материнские слезы, материнские слезы!..
Сорок первый — кровавое, знойное лето.
Сорок третий — атаки в снега и морозы.
Письмецо долгожданное из лазарета...
Материнские слезы,
материнские слезы!..
Сорок пятый — за Вислу идет расставанье,
землю прусскую русские рвут бомбовозы.
А в России не гаснет огонек ожиданья —
материнские слезы,
материнские слезы!..
Пятый снег закружился, завьюжил дорогу
над костями врага у можайской березы.
Сын седой возвратился к родному порогу...
Материнские слезы,
материнские слезы!..
1945
ДОЛГ
Я не помню детской колыбели.
Кажется:
я просто утром встал
и, накинув бурку из метели,
по большой дороге зашагал.
Как я мог пройти такие дали?
Увеличь стократно все пути!
Где я был?
В газетах не писали.
Где я шел?
По звездам не найти.
Только очень помнится,
что где-то
под Мадридом,
непогодь кляня,
у артиллерийского лафета
встал пушкарь, похожий на меня.
А потом на Финском,
в штурмовые
ночи, под раскатами огня —
(зимними глазами на Россию) —
пал стрелок, похожий на меня.
И еще я помню, помню внятно:
над бессмертьем друга своего
с ротою салютовал трикратно
я,
лицом похожий на него.
Ангелы спасенья не витали
надо мною на Большой войне:
силы Родины меня питали,—
талисман возмездья
был при мне.
Где сейчас я?
Не ищи на карте...
Только люди говорят, что я
в Греции,
в Чанду
и в Джокьякарте
в дьявола стреляю из ружья!
Если верить людям, в их святую
проповедь,
то на любом ветру
до ста лет, наверно, проживу я,
коль своею смертью не умру.
1948
НИКУЛ ЭРКАЙ
НАД ПОЛЯМИ ШУМ...
Над полями шумный трепет дня...
Солнце жарит — хоть пеки картошку!
Подгоняет бабушка коня:
— Ну, шагай, соколик, понемножку!
Плуг плывет — взрыхляется земля...
Много сил у женщины-эрзянки!
Засевая сурские поля,
Трудится старуха спозаранку.
Волосы сползли из-под платка,
Плуг плывет, в земле взрыхленной роясь
Прошуми привет издалека,
Поклонись-ка, лес, старухе в пояс!
Жилами постромки напряглись.
Кони ржут, и спорится работа.
Корни трав с землей переплелись,
Падают на землю капли пота.
Старческие радостны глаза:
— Уцелел наш край! Спасибо детям!
Налетают в битве, как гроза...
А вернутся — урожаем встретим!
Подгоняет бабушка коня: