Задымленная гильзовая медь.
И слышится еще недальний гром.
Моряк безвестный
В боевом пути,
Который, год не видя милых глаз,
На этом камне «Маша» начертил,
Когда пошел в сраженье в первый раз.
Кто скажет нам:
Он жив или убит?
Известно только:
Там, где, одинок,
Заветный камень над водой стоит,
Враг ни на шаг продвинуться не смог.
Когда на фронт,
К Рыбачьему, пойдешь,
Пускай откос напомнит о былом:
Высокий камень
На орла похож
С могучим,
Чуть приподнятым крылом.
1943
АЛИМ КЕШОКОВ
НЕЗАВЕРШЕННЫЙ ПОРТРЕТ
Нелегко художнику-солдату,
Краток на путях войны привал,—
Наш товарищ фронтовой когда-то
Нас в часы досуга рисовал.
Кто хотел послать портрет невесте,
Кто родных порадовать спешил:
— Нарисуй меня, но, честь по чести,
Безбородым, как до фронта был.
И художник на клочках бумаги
Рисовал, досуга не ценя.
Как-то раз в одном глухом овраге
Рисовать он начал и меня.
Ранят иль убьют бойца, но дома
На стене висит его портрет
И одной улыбкою знакомой
Утешает в том, что писем нет.
День настал — погиб солдат-художник,
Мой портрет закончить не успел,
Не узнал конца путей тревожных...
Нет бойца, а вот рисунок цел.
Он хранится в небольшой тетради.
Это память друга моего...
На портрет незавершенный глядя,
Не себя я вижу, а его.
1945
Перевод М. Петровых
АЛЕКСАНДР КОВАЛЕНКОВ
ПАМЯТНИК
На берегу феодосийском
Стоит бетонный обелиск.
В сухой траве под тамариском
Ржавеет пулеметный диск.
Здесь шли десантники в атаку
Родную землю выручать.
К Святой горе и Кара-Дагу
Тесня врагов за пядью пядь.
С такой отвагой и любовью,
С такой решимостью в сердцах,
Что до сих пор горят их кровью
Весною маки на лугах...
А мы с тобой на берег моря
Пришли — мне стыдно вспоминать,—
О чем-то споря, ссорясь, вздоря...
А надо б камни целовать!
1951
* * *
Бабка старая, причитая,
Прячет в погреб своих внучат,
Чуя волка... Беду встречая,
Пароходы в порту мычат.
Вот он, черный, лазейку ищет,
Пробирается в облаках,
Щерит зубы — и бомба свищет,
Разбивая домишки в прах.
Беломорье видало виды,
И недобрый и добрый час,
Не прощало врагу обиды,
Не простит и на этот раз.
Сосны грохотом оглоуша,
Бьет зенитка, визжит снаряд.
Наземь рушится волчья туша,
Клочья шерсти ее горят.
В розоватых кустах молочая
Догорает, чадит скелет,
В стеклах окон обозначая
Небывальщины желтый свет.
1941
* * *
Вонзилось в память, как заноза:
Есть под Москвой одна береза
Необъяснимой красоты,
Глядит на Истру с высоты.
Она стоит как утвержденье,
Что жизнь моя —
Не наважденье,
Не грохот мрака и огня
В ночных лесах за Кандалакшей,
Где топчет торф и снег размякший
Войны чугунная ступня,—
А неотступная защита
Тебя, чье имя не забыто,
Полей, где детство сказкой стало,
Где юность счастье разыскала,
Но не успела рассмотреть
Людей, которые мне дали
Любовь, чтоб видеть эти дали,
За что не страшно умереть...
1942
АЛЕКСЕЙ ФАТЬЯНОВ
СОЛОВЬИ
Пришла и к нам на фронт весна,
Солдатам стало не до сна —
Не потому, что пушки бьют,
А потому, что вновь поют,
Забыв, что здесь идут бои,
Поют шальные соловьи.
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят...
Но что война для соловья —
У соловья ведь жизнь своя.
Не спит солдат, припомнив дом
И сад зеленый над прудом,
Где соловьи всю ночь поют,
А в доме том солдата ждут.
Ведь завтра снова будет бой,
Уж так назначено судьбой,
Чтоб нам уйти, недолюбив,
От наших жен, от наших нив.
Но с каждым шагом в том бою
Нам ближе дом в родном краю.
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят,
Немного пусть поспят...
ГДЕ ЖЕ ВЫ ТЕПЕРЬ, ДРУЗЬЯ-ОДНОПОЛЧАНЕ?
Майскими короткими ночами,
Отгремев, закончились бои...
Где же вы теперь, друзья-однополчане,
Боевые спутники мои?
Я хожу в хороший час заката
У тесовых новеньких ворот,
Может, к нам сюда знакомого солдата
Ветерок попутный занесет?
Мы бы с ним припомнили, как жили,
Как теряли трудным верстам счет.
За победу б мы по полной осушили,
За друзей добавили б еще.
Если ты случайно не женатый,
Ты, дружок, нисколько не тужи:
Здесь у нас в районе, песнями богатом,
Девушки уж больно хороши.
Мы тебе колхозом дом построим,
Чтобы было видно по всему:
Здесь живет семья российского героя,
Грудью защитившего страну.
Майскими короткими ночами,
Отгремев, закончились бои...
Где же вы теперь, друзья-однополчане,
Боевые спутники мои?
1946
ДАВИД КУГУЛЬТИНОВ
ВЫСОТА
Николаю Санджиеву
Взять высоту был дан приказ:
Враги сдержать пытались нас.
За кукурузными стеблями
Мы залегли. Вперед я звал,
Но с пулей в легком наземь пал.
Под Сарпами то было с нами.
Сознанье на короткий срок
Вернул мне свежий ветерок,
И я подумал: «Вероятно,
Обрызган кровью, здесь, в бою
Я и закончу жизнь свою...
О, как бы кровь втолкнуть обратно!»
Уже с жужжанием вокруг
Носился рой зеленых мух,—
Они на кровь мою садились...
И понял я, что смерть близка,
Когда земля и облака
В огонь, казалось, превратились!
Мне в рот холодная вода
Лилась, и я не знал, куда
Тянуться помертвевшим взглядом!
Не проронив ни капли, скуп,
Облизывал я корку губ;
И вдруг, в стеблях, со мною рядом
В тугом венце сплетенных кос
Увидел девушку. Принес
Мне силу взор ее красивый:
Строга, доверчива, нежна,
Вдруг показалась мне она
Весь мир спасающей Россией!
1945
Перевод В. Луговского
ВАСИЛИЙ КУЛЕМИН
РОДИНА
Все, что изведано, пройдено
С горечью в сердце иль с песнею,—
Все это родина, родина,
Родина наша чудесная.
Как не любить эти пажити,
Как не любить это поле нам!
Их красотою, мне кажется,
Русское сердце наполнено.
Сосны с березами клонятся,
Ягодный запах мне чудится —
Все это долго мне помнится
И никогда не забудется.
Детство, прогулки далекие.
Где-то гармошка напевная,
Игры... и та синеокая,—
Милая, нежная, первая.
Тропки лесистые, узкие,
Вскрики испуганной горлинки...
Как не гордиться, что русский я,
Русскою матерью вскормленный.
В пепле дорога тернистая,
Даль неприглядная, тусклая.
Трудно держаться, но выстою!
Почва поможет мне русская.
Вихри свинцовые кружатся,
Но на врага иду смело я. Родина!
Ты — мое мужество,
Жизнь и судьба неизменная.
Сентябрь 1943 г.
НИКОЛАЙ ГРИБАЧЕВ
ИДУ!
Взметая пыль и жаром обдавая,
Опять с утра ворчит передовая,
Проламывает блиндажи и доты,
Где чернозем с железом пополам.
Два года здесь я, офицер пехоты,
И как я жив — не понимаю сам.
Мой путь лежал над прорезью прицела,
В моей шинели смерть навылет пела.
И думаю я на исходе дня:
Чья нежность душу навсегда согрела
И чья любовь хранит в бою меня?
Не женщины. Я не поладил с ними,
Вздохнув тайком, завидую другим.
С упрямством и причудами моими
Недолго был я женщиной любим.
И та одна, что в горький час разлуки
На шею нежно положила руки,
Остыла, видно, пишет в месяц раз
По дюжине скупых и скучных фраз.
Не поняла она, что в годы бед,
Когда весь мир качает канонада,
И тяжело, и рядом друга нет,—
Сильней любить, сильнее верить надо,