И полотенце, подцепив штыком,
Повесил на крыльцо на видном месте...
В какой-то день, в деревню возвратясь,
Свое жилище женщина узнает
И полотенце, брошенное в грязь,
Колодезной водою отстирает.
Повесит вновь его под образа,
И хоть вокруг все голо, незнакомо,
Впервые вытрет насухо глаза
И наконец поймет, что снова — дома.
ВАСИЛИЙ ЖУРАВЛЕВ
* * *
Впереди леса еловые,
темно-синие, лиловые,
Нара-река,
Протва-река,
свинцовые облака.
Хлопьями падает снег
в полосе
Варшавского шоссе,
И низенькие ельнички
оделись в шубки беличьи.
В снежном окопе
лежит солдат.
Две гранаты и автомат.
Впереди —
дом, разбитый войной,
и Москва за спиной...
1941
СЕРГЕЙ ОСТРОВОЙ
БРАТЬЯ
Еще минувшей ночью берега,
Трясясь от орудийной канонады,
Как два смертельных, яростных врага,
На грозный бой сходились без пощады.
А поутру, когда был кончен бой,
Когда мелькали вспышки издалека,
В рассветный час, над гладью голубой,
Зашелестела мирная осока.
Прошли саперы. Сваи поднялись.
Легла в сосновых стружках переправа.
И берега, как братья, обнялись:
Спокойно. Нерушимо. Величаво.
1943
ПЕЙЗАЖ
Лес в осенних подпалинах.
Лист, несущийся прочь.
В травах, наземь поваленных,
Ветер свищет всю ночь.
Ни домов. Ни околицы.
Даль глухая темна.
Где-то выстрел расколется —
И опять тишина.
Бродят шелесты. Шорохи.
Что-то шепчут ручьи.
Пожелтевшие ворохи
Разметались в ночи.
Одиноко, из милости,
Тусклый месяц блестит.
Тянет запахом сырости
От намокших ракит.
Утро. Пни разворочены.
Зябкий дождь моросит.
И в кустах, у обочины,
Мертвый недруг лежит.
1943
ЮРИЙ МЕЛЬНИКОВ
МЫ УХОДИЛИ ПРИЗЫВАТЬСЯ..
В ту осень на лугу широком,
Там, где течет река Москва,
Поблекла у дорог до срока
Войной помятая трава.
Зерно неубранное мокло,
И все сильней день ото дня
У нас в избе дрожали стекла
От орудийного огня.
...В разрезах небо под Москвою,
Замаскирован в окнах свет.
Все ближе,
ближе грохот боя,
А нам повесток нет и нет.
Остановились эшелоны,
В вагонах рвется динамит...
Узнали мы от почтальона,
Что наш военкомат разбит.
А нам уже по восемнадцать,
И нас четырнадцать ребят...
Мы уходили призываться
В соседний райвоенкомат.
Нам на прощанье рук не жали
Подруги наши в эти дни.
Окопы для солдат копали
У Дубосекова они.
И нас отцы не провожали,
А только матери одни.
НИКОЛАЙ БУКИН
ПРОЩАЙТЕ, СКАЛИСТЫЕ ГОРЫ
Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовет,
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля.
Растаял в далеком тумане Рыбачий —
Родимая наша земля.
Корабль мой упрямо качает
Крутая морская волна,
Поднимет и снова бросает
В кипящую бездну она.
Обратно вернусь я не скоро,
Но хватит для битвы огня.
Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,
Как море мертво без меня.
Нелегкой походкой матросской
Иду я навстречу врагам,
А после с победой геройской
К скалистым вернусь берегам.
Хоть волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля,
Но радостно встретит героев Рыбачий —
Родимая наша земля.
1944
КАЙСЫН КУЛИЕВ
ЛИРИЧЕСКИЕ ЗАПИСИ
Война велика, бесконечны поля,
Дороги, как старые песни, длинны,
И ходит беда, и тоскует земля,
И воет волчицею ветер войны.
Быть может, по этим дорогам глухим
К тебе суждено мне вернуться, любя.
А если не мне, так хоть песням моим,
Я верю, придется дойти до тебя.
1941
Перевод В. Звягинцевой
* * *
Тот, кто говорит, что на войне
Забывает про любовь свою,
Говорит неправду. Ясно мне:
Никогда он не бывал в бою.
1941
Перевод В. Звягинцевой
ВИКТОР ГОНЧАРОВ
* * *
Мне ворон черный смерти не пророчил,
Но ночь была,
И я упал в бою.
Свинцовых пуль трассирующий росчерк
Окончил биографию мою.
Сквозь грудь прошли
Расплавленные пули.
Последний стон зажав тисками скул,
Я чувствовал, как веки затянули
Открытую солдатскую тоску,
И как закат, отброшенный за хаты,
Швырнул в глаза кровавые круги,
И как с меня угрюмые солдаты
Неосторожно сняли сапоги...
Но я друзей не оскорбил упреком.
Мне все равно. Мне не топтать дорог.
А им — вперед. А им в бою жестоком
Не обойтись без кирзовых сапог.
1944
* * *
Я скажу, мы не напрасно жили,
В пене стружек, в пыли кирпича,
Наспех стеганки и бескозырки шили,
Из консервных банок пили чай.
Кто скрывает, было очень туго,
Но мечтами каждый был богат.
Мы умели понимать друг друга,
С полувзгляда узнавать врага.
Свист осколков, волчий вой метели,
Амбразур холодные зрачки...
Время! Вместе с нами бронзовели
Наши комсомольские значки.
Да, когда нас встретит новый ветер
Поколений выросших, других,—
Я скажу, что мы на этом свете
Не напрасно били сапоги!
1949
ЕВГЕНИЙ ВИНОКУРОВ
* * *
Я эти песни написал не сразу.
Я с ними по осенней мерзлоте,
С неначатыми,
по-пластунски лазал
Сквозь черные поля на животе.
Мне эти темы подсказали ноги,
Уставшие в походах от дорог.
Добытые с тяжелым потом строки
Я, как себя, от смерти не берег.
Их ритм простой мне был напет метелью,
Задувшею костер,
и в полночь ту
Я песни грел у сердца, под шинелью,
Одной огромной верой в теплоту.
Они бывали в деле и меж делом
Всегда со мной, как кровь моя, как плоть.
Я эти песни выдумал всем телом,
Решившим все невзгоды побороть.
1945
* * *
В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой.
А где-то в людном мире,
Который год подряд,
Одни в пустой квартире,
Их матери не спят.
Свет лампы воспаленной
Пылает над Москвой
В окне на Малой Бронной,
В окне на Моховой.
Друзьям не встать. В округе
Без них идет кино.
Девчонки, их подруги,
Все замужем давно.
Пылает свод бездонный,
И ночь шумит листвой
Над тихой Малой Бронной,
Над тихой Моховой.
1953
* * *
В семнадцать лет я не гулял по паркам,
В семнадцать лет на танцах не кружил,
В семнадцать лет цигарочным огарком
Я больше, чем любовью, дорожил.
В семнадцать лет с измызганным обмотком
Я шел, и бил мне в спину котелок.
И песня измерялась не в куплетах,
А в километрах пройденных дорог.
...А я бы мог быть нежен, смел и кроток,
Чтоб губы в губы, чтоб хрустел плетень!..
В семнадцать лет с измызганных обмоток
Мой начинался и кончался день.
1952
ВАДИМ ШЕФНЕР
ЗЕРКАЛО
Как бы ударом страшного тарана
Здесь половина дома снесена,
И в облаках морозного тумана
Обугленная высится стена.
Еще обои порванные помнят
О прежней жизни, мирной и простой,
Но двери всех обрушившихся комнат,
Раскрытые, висят над пустотой.
И пусть я все забуду остальное —
Мне не забыть, как, на ветру дрожа,
Висит над бездной зеркало стенное
На высоте шестого этажа.
Оно каким-то чудом не разбилось.
Убиты люди, стены сметены —
Оно висит, судьбы слепая милость,