Над пропастью печали и войны.
Свидетель довоенного уюта,
На сыростью изъеденной стене
Тепло дыханья и улыбку чью-то
Оно хранит в стеклянной глубине.
Куда ж она, неведомая, делась,
И по дорогам странствует каким
Та девушка, что в глубь его гляделась
И косы заплетала перед ним?
Быть может, это зеркало видало
Ее последний миг, когда ее
Хаос обломков камня и металла,
Обрушась вниз, швырнул в небытие.
Теперь в него и день и ночь глядится
Лицо ожесточенное войны.
В нем орудийных выстрелов зарницы
И зарева тревожные видны.
Его теперь ночная душит сырость,
Слепят пожары дымом и огнем.
Но все пройдет.
И что бы ни случилось —
Враг никогда не отразится в нем!
Не зря в стекле тускнеющем и зыбком
Таится жизнь.
Не зря висит оно:
Еще цветам и радостным улыбкам
Не раз в нем выразиться суждено!
1942
СЕМАФОР
На станции сойдя прифронтовой,
Иной дороги к западу ищи ты;
За семафором путь порос травой
И рельсы тусклой ржавчиной покрыты.
Недалеко отсюда враг залег,—
Здесь лес шумит встревоженно и дико.
Как выпавший из топки уголек,
Горит на шпалах алая гвоздика.
Почти двенадцать месяцев прошло
Со дня, когда кольцо блокады сжалось,
И семафора белое крыло
Ни разу с той поры не подымалось.
Боец! Суров и труден путь войны,
Невмоготу бывает временами,—
Но все от нас зависит. Мы вольны
Сполна вернуть утраченное нами.
И знай, идя в кровопролитный бой
Сквозь загражденья, выстрелы и взрывы,—
Не только за тобой — и пред тобой
Твоя земля, твои леса и нивы.
Будь стоек в обороне и в бою,
Врага к последней пропасти толкая.
Пусть ты не здешний, но в твоем краю
Есть тоже, может, станция такая.
Мы победим! Борись за день, когда
Падут враги... Тогда на запад снова
Пойдут по расписанью поезда
И ржавчина сойдет с пути стального.
Тогда пороховой осядет дым,
И расточится полутьма седая,
И семафор взмахнет крылом своим,
Как птицы машут, клетку покидая.
1942
ВЛАДИМИР ТУРКИН
В ОКОПЕ
В песке лицо. Лопатка. Я.
И никого живого кроме.
Но вижу, как на муравья
С виска упала капля крови.
Солдаты мстят. А я — солдат.
И если я до мести дожил,
Мне нужно двигаться. Я должен.
За мной убитые следят.
1944
ЕВГЕНИЙ ДОЛМАТОВСКИЙ
УКРАИНЕ МОЕЙ
Украина, Украйна, Укрáина,
Дорогая моя!
Ты разграблена, ты украдена,
Не слыхать соловья.
Я увидел тебя распятою
На немецком штыке
И прошел равниной покатою,
Как слеза по щеке.
В торбе путника столько горести
Нелегко пронести.
Даже землю озябшей горстью я
Забирал по пути.
И леса твои, и поля твои —
Все забрал бы с собой!
Я бодрил себя смертной клятвою —
Снова вырваться в бой.
Ты лечила мне раны ласково,
Укрывала, когда,
Гусеничною сталью лязгая,
Подступала беда.
Все ж я вырвался, вышел с запада
К нашим, к штабу полка,
Весь пропитанный легким запахом
Твоего молока.
Жди теперь моего возвращения,
Бей в затылок врага.
Сила ярости, сила мщения,
Как любовь, дорога.
Наша армия скоро ринется
В свой обратный маршрут.
Вижу — конница входит в Винницу.
В Киев танки идут,
Мчатся лавою под Полтавою
Громы наших атак.
Наше дело святое, правое.
Будет так. Будет так.
1941
РЕГУЛИРОВЩИЦА
На перекресток из-за рощицы
Колонна выползет большая.
Мадонна и регулировщица
Стоят, друг другу не мешая.
Шофер грузовика тяжелого,
Не спавший пять ночей, быть может,
Усталую поднимет голову
И руку к козырьку приложит.
И вдруг навек ему запомнится,
Как сон, как взмах флажка короткий,
Автодорожная законница
С кудряшками из-под пилотки.
И, затаив тоску заветную,
Не женщине каменнолицей —
Той загорелой, той обветренной,
Наверно, будет он молиться.
1944
СЕРГЕЙ АЛЫМОВ
ВАСЯ-ВАСИЛЕК
— Что ты, Вася, приуныл,
Голову повесил,
Ясны очи замутил,
Хмуришься, невесел?
С прибауткой-шуткой в бой
Хаживал, дружочек,
Что случилось вдруг с тобой,
Вася-Василечек?
Не к лицу бойцу кручина,
Места горю не давай.
Если даже есть причина —
Никогда не унывай.
— Бить врага — вопрос другой —
С шуткой веселее,
Нет письма от дорогой —
Думушки темнее.
Письмеца недель пяток
Почта не приносит,
Понимаешь ли, браток,
Сердце ласки просит...
Не к лицу бойцу кручина,
Места горю не давай.
Если даже есть причина —
Никогда не унывай.
— Что ж ты, Вася, друг большой,
Зря себя так мучишь?
Если любит всей душой,
Весточку получишь.
Не захочет написать —
Значит, позабыла,
Значит, надо понимать,
Вовсе не любила.
Не к лицу бойцу кручина,
Места горю не давай.
Если даже есть причина —
Никогда не унывай.
Прижимай к плечу плечо —
Дружба остается.
Если сердце горячо —
Девушка найдется.
Нынче больно — не тужи,
Завтра твой денечек,
Выше голову держи,
Вася-Василечек!
Не к лицу бойцу кручина,
Места горю не давай.
Если даже есть причина —
Никогда не унывай.
1942
ПЕТР КОМАРОВ
АЭРОГРАД
Сосну на диком пустыре
Да три палатки на увале
Мы не напрасно в сентябре
Аэроградом называли.
Обозначая первый шаг
И первый час Аэрограда,
К сосне прибила красный флаг
Рабочих первая бригада.
Он был началом всех начал,
Напоминал о нашей славе,
Недосыпали по ночам,
Как на передовой заставе.
А если кто вздремнет, пока
Не подоспел бригадный ужин,—
За неимением гудка
Он будет птицами разбужен.
Сама земля за нас была,
Сама тайга с ее величьем
Нас подгоняла, и звала,
И торопила криком птичьим.
Нам было мешкать не резон,
Пока враги в краю родимом,
Пока зеленый горизонт
Еще объят огнем и дымом.
За полотняным городком
Мы воздвигали кровли цеха,
И скоро утренним гудком
Встречало нас лесное эхо.
Деревья рушились, и вот —
Ни пустыря, ни сосен старых,
Стоят, готовые в полет,
Бомбардировщики в ангарах,
Уже сегодня над тобой
Они прошли в строю орлином.
Аэроград выходит в бой
С надменным городом Берлином!..
Нет, не напрасно в сентябре
Аэроградом называли
Мы три палатки на увале,
Сосну на диком пустыре...
1942
СУНГАРИЙСКИЕ БОЛОТА
Ты в них поглядел из окна самолета,
И ты не увидел привычной земли:
Глухие разводья, протоки, болота,
Озера и топи лежали вдали.
Там чахлые травы шептались и дрогли,
И плакали чибисы, злясь на судьбу,
И серая цапля, как иероглиф,
Стояла, должно быть, с лягушкой в зобу.
Бездонные топи. Озера. Болота.
Зеленая, желтая, рыжая мгла.
Здесь даже лететь никому неохота,—
А как же пехота все это прошла?..
1945
ВЛАДИМИР КАРПЕКО
ПОСЛЕ РАЗВЕДКИ
Жизнь у разведчика,
Как, впрочем, у всех,
Одна лишь...
но прежде
(Остальное потом),
Но сначала,—
Чтоб ничего не бренчало,—
Проверить карманы одежды
И тщательно уложить
Запалы.
Ибо в этих
Маленькие штучках
Из красной меди
Душа динамита
Заключена.
Без нее
Молчит динамит,
И слова без нее —
На ветер.
Без нее
И песне
И динамиту —
Грош цена.
Мы недаром запалы
Кладем на место на то,
Где лежал партбилет.
Уходя, мы парторгу
Сдаем партбилеты,
И в разведку
Уходит уже «никто»,