Потому что порой...
Но опять-таки —
После об этом.
Хорошо, когда вьюга
Глушит шорох лыж.
Хорошо, когда вьюга
Лыжню заметает за нами.
Хорошо,
Когда налегке скользишь,
Только груз
Ответственности
За плечами.
Хорошо на обратном пути
Ускользать буераком узким,
И — зарево взрыва сзади,
И — лепечет растерянно пулемет.
Хорошо, когда наконец
Окликают тебя по-русски:
— Стой, кто идет?! —
Только тут вспоминаешь:
«А жизнь ведь одна
У нас-то!»
Только тут услышишь,
Как осторожно лыжи
Все громче высвистывают,
Проскальзывая по насту:
«Выжил,
выжил,
выжил!..»
Декабрь 1944 г.
3-й Прибалтийский фронт
2 МАЯ 1945 ГОДА В БЕРЛИНЕ
Еще невнятна тишина,
Еще в патронниках патроны,
И по привычке старшина
Бежит, пригнувшись, к батальону.
Еще косится автомат
На окон черные провалы,
Еще «цивильные» дрожат
И не выходят из подвалов.
И, тишиною потрясен,
Солдат, открывший миру двери,
Не верит в день, в который он
Четыре долгих года верил.
1945
МУСТАЙ КАРИМ
ДОЖДЬ
Мальчишка без шапки бежал под дождем,
Смеясь, крутя головой.
«Вырасту»,—думал. И дальше бежал
Вровень с плакун-травой.
Он вырос. Летний дождь никогда
Помехой не был в труде,—
С распахнутым воротом он стоял
Без шапки на борозде.
В годы засухи вместе с землей
Он жаждал испить дождя:
Каждое облачко он хотел
Жадно вдохнуть в себя.
Вот и сегодня землю с утра
Небо поит дождем;
Дышат поля, мокнет земля,
Ивы шумят над прудом.
. . . . . . . . . . .
Но нынче воин дождю не рад.
Дьявольская беда!
Насквозь промокла его шинель,
По пояс в окопе вода.
Солдат впервые за много лет
Выругал дождь вслух:
— Заштопать бы чертову в небе дыру!—
Но дождь проливной глух.
Вдруг треснула туча, и молний блеск
Прорезал небо над ним.
Солдату почудилось: свет такой
Он видел над полем родным.
Ему показалось: от струй дождя
На Белой волна дрожит,
А сын Ильгиз, как в детстве отец,
Сквозь дождь босиком бежит.
«Дома побыть бы! — подумал он.
А дождь по брустверу бьет.
Мокрой шинелью накрылся солдат:—
К лучшему! Пусть идет».
1943
Перевод А. Недогонова
УКРАИНЕ
О Украина! Ветви наклоня,
Вся в яблонях, плывет твоя долина.
Сапер открыл траншею для меня,
Твои цветы засыпав, Украина!
Нет, не тиха украинская ночь!
Она дрожит, она к земле припала.
Я так спешил, чтоб яблоням помочь...
Трясется сад от пушечного шквала.
И чудится, что яблоня ко мне
Метнулась от пылающего тына,
К траншее руки протянув в огне,
Как девушка, чье имя Катерина.
Не блещут звезды. Воздух режет свист.
Прозрачно небо? Нет, оно незряче!
А на лицо мое скатился лист,
Упал слезою девичьей, горячей.
Довольно слез! Меня послал Урал,
Чтоб ты утерла слезы, Катерина.
Я под Уфою землю целовал,
Чтоб ты цвела, как прежде, Украина!
Чтоб яблоки склонялись на цветы,
Над нашей перепаханной траншеей,
И только ты срывала, только ты
Срывала их, от счастья хорошея;
И помнила о братьях, что помочь
Пришли тебе, и снова, в море хлеба,
Была тиха украинская ночь.
Спокойны звезды и прозрачно небо.
1943
Перевод М. Максимова
ВАСИЛИЙ ЗАХАРЧЕНКО
МОСТ
Он над водой упругим телом зверя
Раскинулся в стремительном прыжке.
Я подошел к нему, еще не веря,
Что смерть его сжимаю в кулаке.
Мы двадцать лет учились созидать,
По кирпичу, по капле счастье множить,
Чтобы сегодня все это опять
Прикосновеньем спички уничтожить!
В нем сто ночей моих недосыпаний,
В нем весь напор, таившийся в крови,
И улицы невыстроенных зданий,
И время, отнятое у любви.
Да, я любил его...
Вот так подходишь к сыну,
Которого ты создал и взрастил...
Я сам последнюю поставил мину
И шнур последней спичкой запалил.
И видел я, как над водой взлетело
Огнем исполосованное тело.
Там, за рекой, лежал любимый город,
И молодость, и материнский дом.
И я клянусь:
Мы возвратимся скоро!
Мы вновь как победители придем!
Мы все вернем, оставленное нами,
Заставим петь любимые места...
И над водой раскинется, как знамя,
Литая тень висячего моста!..
Октябрь 1941 г.
СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВ
ПОЛЕ РУССКОЙ СЛАВЫ
Медленно и бережно ступая,
мы идем под небом голубым,
в полевых ромашках утопая,
вежливо дорогу уступая
синим колокольчикам степным.
Любо здесь увидеть стаи птичьи
и не видеть дым пороховой.
Вот оно во всем своем величье,
поле нашей славы боевой.
Вот оно простерлось перед нами.
Встань к нему, родимому, лицом,
полюбуйся пышными цветами,
политыми кровью и свинцом.
Все, что было выжжено и смято,
заново оделось в зеленя.
Но хранит земля
торжественно и свято
страшный стон железа и огня.
Кажется, пригнись к земле холодной,
чутким ухом ближе припади —
и услышишь звук трубы походной
у пригорка тихого в груди.
Это здесь, под хмурым небом бранным,
шел туляк на смертный бой с врагом,
пробивая путь четырехгранным
кованым карающим штыком.
Это здесь в неистовом разгоне
на роскошных седлах расписных
в бой несли каурой масти кони
забубенных всадников донских.
Это здесь, на голубом просторе,
на виду у меркнущей зари
разливали огненное море
яростные наши пушкари.
Это здесь, на этом самом месте,
не ходивший к страху на поклон,
испытав всю жгучесть нашей мести,
содрогнулся сам Наполеон.
Поле брани! Поле русской славы!
Это здесь, черней горелых пней,
полегли фашистские оравы
под огнем советских батарей.
Русский воин!
Разве ты в неволе
можешь быть, пока ты сердцем жив?
Разве ты минуешь это поле,
гордой головы не обнажив?
Разве вдохновенно и сурово
слово клятвы вслух не повторишь?
Разве боевое это слово
в славные дела не воплотишь?
Где б ты ни был, честный русский воин,
помни: о тебе гремит молва.
Будь всегда носить в крови достоин
гневный жар великого родства.
Бейся в схватках равных и неравных
до конца! Плати врагу сполна!
Помни, что ты правнук и праправнук
доблестных солдат Бородина.
1942
ЗЕМЛЯКАМ-СИБИРЯКАМ
Я вас славлю за геройство,
за уменье воевать,
за решительное свойство
никогда не унывать;
за обычай рвать с размаха
вьюги огненной кольцо
и всегда глядеть без страха
смерти бешеной в лицо;
за любовь к своей винтовке,
за привычку к зимовью,
за ухватку, за сноровку,
за находчивость в бою;
за искусство видеть зверя
в глубине лесных берлог,
за уменье твердо верить
в свой охотничий зарок;
за упрямый норов ловчий,
перешедший в мастерство,
за особый говор певчий
с ударением на «о».
Я вас славлю за единство,
за пленительный, простой,
братский дух гостеприимства,
за характер золотой;
за выносливость, которой
нет преград и нет застав,
за могучий рост матерый,
за крутой гвардейский нрав;
за испытанный, таежный,
с детства выверенный слух,
за хозяйственный, надежный
ум, который лучше двух.
Славя вас и воспевая,
я горжусь, что у меня
есть такая боевая
знаменитая родня!
1942
ЛЕВ ОШАНИН
* * *
Кем я был на войне?
Полузрячим посланцем из тыла,
Забракованный напрочно всеми врачами земли.
Только песня моя с батальоном в атаку ходила,—
Ясноглазые люди ее сквозь огонь пронесли.
Я подслушал в народной душе эту песню когда-то
И, ничем не прикрасив, тихонько сказал ей:— Лети!—
И за песню солдаты
встречали меня, как солдата,
А враги нас обоих старались убить на пути.
Что я делал в тылу?
Резал сталь огневыми резцами.
Взявшись за руки,
в тундре шагали мы в белую мглу.
Город строили мы, воевали с водой и снегами.
С комсомольских времен
никогда не бывал я в тылу.