Да, мы придём, как много лет назад —
Под ветра вой и шорохи лесные,
Ведь тысячи и тысячи солдат
Приказа ждут отправиться на Киев.
На Киевском вокзале, как всегда,
Лишь постоим мы у табло большого.
Не наши уезжают поезда.
Но… подождём немного. Наши — скоро!
На блокпостах
На блокпостах — сиянье горних крыл
И крепкий чай, белёсый от сгущёнки.
Следы в седой теряются позёмке,
И каждый след по-своему простыл.
Тревожный взгляд, неспешный разговор
Под дальний «шум» и шорохи степные.
Там ходит кто или метнулись крылья
И унеслись за старый террикон?
— Кто здесь? — Да тут стоял один,
Он родом, говорят, из Краснодона.
Пришёл в чём был, отпет по позывному…
Вон за пригорком несколько могил.
А землю укрывает снегопад,
И белые куда-то едут фуры.
Продрогшие крылатые фигуры
На блокпостах заснеженных стоят.
Женщины
Кому-то этого никогда не понять —
Этих женщин в пустынном военном городе.
В подвалах, в очередях за водой.
Здесь остающихся, выживающих впроголодь.
Здесь отличающих входящий от исходящего,
Детей рожающих под обстрелами…
А вы видели, как шутят, смеются они
И себя не считают особо смелыми —
«Это наш город, мы никуда не уйдём.
Пусть эти уходят, мы их не звали!»
Дети собирают осколки в саду
И учат уроки при свете свечи в подвале.
И пока штурмуют границу толпы желающих выехать,
Прочь бегущих с когда-то родных земель,
Вчерашняя школьница с чертами иконописными,
Неумело крестясь, закроет собой колыбель.
Влад Маленко
Война и мы
Загорелся волшебный терем.
Затянуло нас в пелену.
Мы — солдаты. Мы свято верим,
Что под вечер убьём войну.
Мы ползём в чернозёме горьком.
Мы убиты по многу раз.
Жаль, что клоуны за пригорком
Проклинают в спектаклях нас.
Мы приникли к июльской мяте.
И любовь изо рта течёт.
Нам Господь говорит: «Стреляйте!»
«Не стреляйте», — смеётся чёрт.
И предательство за забором
Надевает на совесть грим.
Не дано понимать актёрам,
Что мы их от беды храним.
Нас считают нулями в смете.
Нами ночь наполняет ров.
Если б не было нашей смерти,
Превратилась бы клюква в кровь.
Непогашенные окурки
Продырявили лунный сыр…
Нет фальшивее драматурга,
Чем война под эмблемой «мир»…
Эй, актёры! Сыграть смогли бы
Сценку боя длиною в час?
Если б мы не убили гибель,
Эта гибель убила б вас.
Тьма качнётся над нами, свет ли?
Нами мир поутру зачат.
Мы машинное масло в петлях
Маем пахнущих райских врат.
22 июня
Заговорю тебя на четыре года.
Напишу на спине своё имя йодом.
Это смерть далеко,
а я близко-близко.
Ты не бойся осколка и василиска.
Пусть под ржевским дождём заржавеет пуля.
Пусть ослепнет снайпер Георг в июле.
Мессершмитт поцелуется пусть с утёсом.
Захлебнётся косая своим покосом.
Ты уйдёшь, я к Николе поставлю фото.
И Манштейна навек прошибёт икота.
Ты уйдёшь, я в больничку пойду к Матроне.
И немецкая рота в Днепре утонет.
Я не ведаю слов о любви высоких,
Но я слышу, как плачет журавль в осоке.
Отольются врагам журавлёвы слёзки.
Пусть невесты на свадьбу им дарят доски.
Как лежала в поле одна дорога.
Да летала душа над ней от порога.
Не боялась остаться она без Света,
Потому что по-русски была бессмертна.
Катюша
Там, где косогоры
отутюжив,
Мы врагов прогнали
наконец,
Выходила на берег Катюша:
Посмотреть на Северский Донец.
Выходила,
песню заводила
Про степного сизого орла
И про то, как вновь
Саур-Могила
флагами Победы
расцвела.
Ой ты, песня девушки советской,
Ты лети за ясным солнцем вслед:
И бойцу из города Донецка
От Катюши передай привет!
Стихнут к сентябрю раскаты грома.
Наш герой вернётся в отчий дом.
И тогда на улице Артёма
Мы на свадьбе Катиной
споём:
«Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой».
Мариуполь(Город Марии)
Вдоль дороги чёрно-белая трава.
Мариуполь ампутировал слова.
Над скелетами дельфинов и коров
Дым сгоревших и невысказанных слов.
Забывая о стахановском труде,
Ходят павшие по крашеной воде.
Греки древние смеются из кулис:
«Жили в Жданове, но вот и дождались!»
По проспекту Металлургов демиург,
Едет время — самый страшный драматург.
И вгрызаясь в неизвестности базальт,
Протыкает время спицами асфальт.
Этот грипп перенесли мы на ногах:
Солнце скушал аллигатор-олигарх.
Перешёл к нему советский комбинат,
А теперь вот превратился в сущий ад.
Восемь лет гулял здесь натовский капрал,
Лучших девочек-подростков выбирал.
Мы молчали. Мы свободой дорожим:
Не советский же, не сталинский режим!
Домолчались,
дождались себе назло.
Солнце выпало из пасти,
всех сожгло.
Как заметил справедливо брат Ахмед:
«Русский русскому отрезал общий свет!»
Крокодилья перерезана губа.
Кол осиновый из гроба,
где труба.
Над Азовом небо в ранах ножевых.
Из подвала вышло несколько живых.
Вышел мальчик окровавленный в летах,
Вышла женщина красивая в бинтах.
И ответ её меня опередил:
«Не приполз бы нынче новый крокодил…»
Пусть свободой зазвенит во все звонки
Мариуполь — город Маши без руки!
Смерть убита. Обозначен новый путь.
Нам Марию бы теперь не обмануть.
«Пацифист — это тот, кто растит войну на своём подоконнике…»
Пацифист —
это тот, кто растит войну на своём подоконнике.
Это секта такая,
И в ней, по сути, войны поклонники.
Это те, кто уверен,
что можно нырнуть
в воде гореть.
Им бы крестик снять,
А трусы, наконец, надеть…
И когда Израиль херачит по Палестине,
У пацифистов качаются люстры в гостиных.
И они выбегают из дома поплакать к сливам
И хотят вернуться
в Барвиху из Тель-Авива…
Без войны никогда,
брат, мира и не бывает.
Кто не любит войну,
тот идёт
и войну убивает.
Но поймут ли
когда-нибудь
все смельчаки-артисты —
В 45-м мир
сотворили не пацифисты!
Раз, два, три, четыре…
Товарищи!
Господа!
Я за мир во всём мире!
Но пусть лишь
пройдёт беда.
А кому и эти слова
мои нипочём,
Пусть закроют
глаза и увидят Христа с бичом.
«Вчера мы заехали с Ромкой и Глебом…»
Вчера мы заехали с
Ромкой и Глебом
«За ленточку»,
как говорят.
Читали стихи под контуженным небом
Для самых весёлых ребят.
Архангелы сверху гудели спросонья,
Как поздний Высоцкий с кассет.
У Родины были бинты
на ладонях,
Но нам она хлопала вслед.
И там оставалась,
на пыльном Донбассе,
А мы с бэтээров на бал
Теперь возвратились к московской пластмассе,
Гордясь, что никто
не зассал.
И Ромка коньяк закусил шоколадкой,
И спорили мы про ковид.
У всех же саднит
и саднит под лопаткой,
Потерянным раем болит.
«Небо птицами больно режется…»
Небо птицами
больно режется,
Как ножом.
Царь Небесный был
тоже беженцем
И бомжом…
Все мы беженцы
В жизни временной.
Посмотри:
Шар земной,
Как живот
беременной —
Нефть внутри.
Поле серое.
Небо синее.
Сын в руках.
Те же земли:
Египет, Сирия.
Тот же страх.
Взрывом
солнечным
покалеченный
Спит восток.
Мы сбегаем
На небо вечное
Точно в срок.
Бог с гвоздями
в руках
для Запада —
первый враг.
«Пусть висит он
в России лапотной.
Там же мрак.
Дикий ветер