В лицейских стихотворениях Пушкина сказалась семантика садов двух типов – архитектурно-голландских (не французских) и натуральных. Мы не должны видеть в этом какого-то внутреннего противоречия. Во-первых, в Царском Селе лицеисты пользовались как Голландским садом, так и более отдаленными пейзажными парками, а во-вторых, ни в Англии, ни в России смена вкусов в области садово-паркового искусства не была резкой. Регулярные сады в конце XVIII – начале XIX в. считались необходимой связующей частью между домом хозяина и более отдаленными пейзажными парками, предназначавшимися для прогулок. В уже упоминавшейся и цитировавшейся записке предромантического поэта и культурного деятеля Н. А. Львова последний утверждал, что в своем проекте сада Безбородки он ставит себе целью «согласить учение двух противоположных художников Кента и Ленотра»[516], т. е. романтизма и классицизма.
«Идеологический» момент полностью присутствовал в садах Царского: и тогда, когда при Петре I в нем стояли скульптуры на сюжеты басен Эзопа, и тогда, когда при Екатерине в открытой (обращенной к саду) Камероновой галерее, в этом «мирном убежище Философии», были поставлены «статуи и бюсты знаменитых мужей». Напомню, наконец, что рядом с Царским в Розовом павильоне Павловска у императрицы Марии Федоровны собирались поэты, среди которых особенно следует отметить Жуковского, Крылова, Батюшкова, Карамзина. Для праздника в Павловске были сочинены Пушкиным стихи «Принцу Оранскому». Молодой Пушкин тем самым входит в круг поэтов, связанных с Павловском.
Своим известным словам о «садах Лицея» Пушкин придал несколько иронический характер, указав, что свое образование в них он сочетал с некоторой свободой от школьных требований: «читал охотно Апулея, а Цицерона не читал». То же соединение «школы» с образом садов встречаем мы и в стихотворении 1830 г. «В начале жизни школу помню я», в котором он говорит как раз о своем восхищении: «все кумиры сада на душу мне свою бросали тень». Напомню, что в первоначальном наброске этого стихотворения сад и школа соединены еще отчетливее. Набросок начинается строкой: «Тенистый сад и школу помню я». Тем самым уже в зрелые годы Пушкин сохранил то отношение к Лицею, которое воплотилось у него в лицейских стихотворениях, где подчеркнут дух свободы и свободной природы.
Образы «садов Лицея» глубоко пронизывают собой всю лицейскую лирику Пушкина. Здесь и «брега спокойных вод» («Послание к Галичу»), «темный берег сонных вод» («Мое завещание друзьям»), «ложе маков и лилей» (там же), «злачны нивы», «ручеек игривый», «под кровом лип душистым» («К Наташе»), «средь темной рощицы, под тенью лип душистых» («Леда»), журчание ручьев, дремлющие воды, зеленые склоны холмов и т. д.
Понимание Пушкиным «садов Лицея» как садов свободы, вольности и наслаждения, тишины, отчасти воспитанное новыми идеями английских либералов, было характерно не только для Пушкина. Дельвиг в 1817 г. обращался к своим лицейским друзьям с такими стихами:
Я редко пел, но весело, друзья!
Моя душа свободно разливалась.
О Царскосельский сад, тебя ль забуду я?
Твоей красой волшебной оживлялась
Проказница фантазия моя,
И со струной струна перекликалась,
В согласный звон сливаясь под рукой, –
И вы, друзья, любили голос мой[517].
Царскосельский сад воспринимался Дельвигом как его поэтическая колыбель, где он «гений свой воспитывал в тишине».
В тех пейзажных парках, которые окружали собой Голландский сад в Царском Селе, важным моментом явилось появление монументов в память о русских победах и памятников, отражавших личные, индивидуальные чувства владельцев к друзьям, родным, любимым философам и поэтам. Кроме того, следует отметить все возрастающую роль слова в парковом искусстве (ср. пышные и пространные надписи на памятниках победы, на Орловской ростральной колонне, на памятнике Д. А. Ланскому в Собственном садике, на мраморных Орловских воротах, на воротах «Любезным моим сослуживцам» и пр. и пр.). Сады в эпоху рококо и предромантизма приобретают ту «sensibility of gardens», которую так ценят англичане, и больший или меньший русский национальный оттенок. Характерно, что даже темы басен Эзопа и Лафонтена, которые были часты в регулярном садоводстве, не исчезают, но приобретают тот же оттенок «sensibility», и это отчетливо сказывается в знаменитой благодаря пушкинским стихам скульптуре «Молочница». В этой статуе Соколова на первый план выступила не нравоучительная часть басни Лафонтена «Кувшин с молоком», а чувствительная «sensibility».
В связи со всем сказанным совершенно очевидно, что Пушкин в своих стихах откликается на «sensibility» царскосельской природы не только теми или иными поэтическими зарисовками своеобразно преломленных в Царском Селе лорреновских пейзажей, но всей свободной философией, в них заключенной.
«Сады Лицея» – это прежде всего мир свободы, беззаботности, дружбы и любви, но вместе с тем и мир уединенного чтения, уединенных размышлений. Тема эта, начатая еще в монастырских садах Средневековья, продолженная в ренессансных и барочных садах, перешла в пейзажные парки Царского, не чужда она была и «зеленым кабинетам» Голландского сада перед Екатерининским дворцом.
Тема уединения особенно важна для лицейских стихотворений Пушкина и не случайно связывается им с Царским Селом и его садами. Полусерьезно-полуиронически Пушкин называл себя «любовником муз уединенным», ассоциировал Лицей с монастырем, свою комнату с «кельей». Напомним хотя бы о его поэме «Монах» и послании «К Наталье», заканчивающемся словами: «Знай, Наталья! – я… монах!» Тема уединения рисуется им в стихотворении «Городок (К***)», «Дубравы, где в тиши свободы» и во многих других.
В отличие от голландских садов регулярного типа, пейзажные парки предназначались главным образом для прогулок. Дорожки специально прокладывались так, чтобы удлинять путь и открывать гуляющим все новые и новые виды, маня к продолжению прогулок.
Царское Село. Фонтан «Девушка с кувшином» («Молочница»). Скульптор П. П. Соколов, инженер А. А. Бетанкур. 1816
Как мы уже писали выше, Н. А. Львов в своем проекте, пейзажной («натуральной») части сада князя Безбородки в Москве разделил ее на три части: для прогулок утренних, полуденных и вечерних, отведя самый большой участок для прогулок вечерних. Это позволяет в известной мере понять тематику стихотворения Пушкина «Сон». Напомню хотя бы такие строки этого стихотворения 1816 г.:
Друзья мои! возьмите посох свой,
Идите в лес, бродите по долине,
Крутых холмов устаньте на вершине,
И в долгу ночь глубок ваш будет сон.
Успокаивающее действие вечерних прогулок – общая тема многих стихотворений конца XVIII – начала XIX в.[518]
Нас не должно удивлять также, что, рисуя в своих стихах императорские парки, Пушкин упоминает и пасущихся в них домашних животных. Овцы и коровы были непременным элементом пейзажности парков. Не только домашние животные, но и дикие необходимы были для садов рококо и романтизма, ибо это соответствовало старой, но обыкновенной в романтизме концепции рая как мирного сожительства всех животных: диких и ручных, хищных и травоядных.
П. Свиньин говорит о царской ферме: «В горницах – во всех местах поставлены фарфоровые вазы и хрустальные чаши. Их ежедневно наполняют свежим молоком и отсылают по разным павильонам в сад для прогуливающихся, коим предлагается, сверх того, сыр, масло и белый хлеб. На левой руке находится скотный и прочий двор. Здесь серна и собака бегают вместе, кошка играет с молоденькими фазанами. Смелость и ручность всех находящихся здесь животных припоминает золотой век, когда человек не наводил еще собою ужаса»[519]. О золотом веке напоминали еще разводившиеся в царскосельских озерах лебеди, канские утки и другие редкие птицы.
И. Яковкин рассказывает, что около шлюпочного сарая сделаны были в 70-х гг. XVIII в. «птичьи корпуса», «из птиц содержимы были разных пород и цветов павлины, журавли, цесарки, лебеди, гуси арзамасские, американские, канадские, гренландские и казарки, утки и куры различных стран и пород»[520].
Это последнее замечание – «различных стран и пород» – очень важно, так как это также элемент садовой эстетики: по возможности разнообразить сад и делать его как бы уменьшенной моделью Вселенной.
В эпоху романтизма, как уже говорилось, было принято наполнять сад различного рода личными воспоминаниями и памятниками. В памятных местах возлагались цветы, клались какие-либо сувениры, на ветки деревьев вешались венки, ленты, свирели и пр. Аналогичное украшение деревьев упоминается в стихотворении Пушкина «Другу стихотворцу»: «Зубчатый меч висел на ветви мрачной ивы» (1814).
Из скульптур и памятников Царского Пушкин откликается главным образом на исторические – памятники русским победам. Отчасти это объясняется тем, что Павел I увез из Царского большинство мифологических статуй, и сады Лицея вообще были ими сравнительно небогаты во времена Пушкина.
Тематика скульптурного убранства царскосельских садов лишь угадывается по отдельным упоминаемым скульптурам, но в целом виде она до нас не дошла по причине того разгрома, которому подверг Царское не любивший его Павел I сразу по своем восшествии на престол. Действия Павла напоминали действия завоевателя. Чтобы дать представление о случившемся, приведу выдержки из «Краткой летописи о Селе Царском»:
«1797 года.
Ген. 2-го. Представлен его величеству подробный отчет по всем частям Царскосельского управления – 10-го дня. Повелено, по требованиям архитектора Бренна и графа Шуазеля-Гуфье, отпускать из Царского дворца статуи, бюсты, колонны или другие каменные и бронзовые вещи, куда они потребны окажутся… Марта 9-го. Повелено по Царскосельской дороге от Петербурга все фонарные столбы вынуть и убрать… Июля 27-го. Деревни Тярюлева и Липица приписаны из Царскосельского ведомства в Павловское… по высочайшему повелению отобраны и отвезены в Павловск и Гатчино разные птицы с птичьим двором, также и рыба карпы, сколько тогда наловить могли. Сентября 9-го. Находившаяся в Селе Царском артиллерия отослана с командою в Петербургский арсенал. …Повелено распустить всех чиновников по вотчинному упра