Не всегда бывает так, что поэтический текст написан только каким-то одним размером: иногда размеры могут сменять друг друга в пределах одного стихотворения или поэмы. Такое явление называется полиметрúей. Полиметрия может использоваться в больших поэмах как средство борьбы с монотонностью какого-либо одного размера (это было особенно характерно для поэм XIX века), а также в песнях, где «куплет» писался одним размером, а «припев» — другим (песни до сих пор часто выглядят так).
В таком, «классическом», типе полиметрии смена размеров часто связана с тем, что именно происходит в стихотворении или поэме. Например, в сюжетной поэме размеры могут меняться тогда, когда происходит новый поворот сюжета или мы слышим речь разных персонажей поэмы и т. д. Именно таким образом устроена поэма Николая Некрасова «Современники» (1875): рассказчик этой поэмы приходит в ресторан, где, перемещаясь из зала в зал, наблюдает представителей различных социальных слоев. Каждый новый зал описывается новым стихотворным размером. Например, в одном зале он встречает компанию военных, критично настроенных к текущей политической ситуации, — эти военные описываются 4-стопным ямбом (размером торжественной оды, повествующей в том числе о военных подвигах):
***
Военный пир… военный спор…
Не знаю, кто тут триумфатор.
«Аничков — вор! Мордвинов — вор! —
Кричит увлекшийся оратор. —
Милютин ваш — не патриот,
А просто карбонарий ярый!
Куда он армию ведет?..
Нет! лучше был порядок старый!..» [225]
В другом зале он слышит разговор председателя Казенной палаты, чья фамилия (Гран-Пасьянсов) намекает на то, что занят он исключительно светской жизнью, а не делами государства, и заискивающего перед ним «директора»:
— «Господин председатель Пасьянсов!»
— «Гран-Пасьянсов!» — поправил старик.
«Был бы рай в министерстве финансов,
Если б всюду платил так мужик!
<…>
Доложите министру финансов,
Что действительно беден мужик».
— «Но — пример ваш, почтенный Пасьянсов?..»
— «Гран-Пасьянсов!» — поправил старик. [225]
Этот отрывок написан 3-стопным анапестом, одним из размеров, который был характерен для Некрасова и использовался им в том числе в социально-критических стихотворениях. Изначально анапест и амфибрахий воспринимались как метры романтической баллады (ими часто пользовался Василий Жуковский, затем Михаил Лермонтов), а Некрасов намеренно использовал их для «низких» тем — критики общественного строя, описания жизни бедноты и т. д.
Таким образом, вся поэма построена на смене стихотворных размеров, каждый из которых имеет свою историю в русской поэзии и вызывает у читателя определенные ассоциации. Еще один яркий пример такой организации поэтического текста — поэма Александра Блока «Двенадцать».
Другой вид стиха, связанный с полиметрией, — гетерометрический стих. При таком типе стиха размеры меняются не от строфы к строфе, а от строки к строке. При гетерометрии к силлабо-тоническим строкам разных размеров могут примешиваться дольник и тактовик, а также строки, не укладывающиеся ни в один регулярный размер. Гетерометрический стих в различных вариантах довольно часто употребляется в русской поэзии начиная с первой четверти ХХ века. У разных поэтов гетеромет-рический стих может звучать похоже и на акцентный стих, и на верлибр. Он часто не обладает упорядоченной рифмовкой и потому может смешиваться со свободным стихом, по сравнению с которым он, однако, более ритмически упорядочен.
Видимо, первым поэтом, который сделал гетерометрический стих одной из ключевых черт своей манеры, был Велимир Хлебников:
***
Когда казак с высокой вышки
Увидит дальнего врага,
Чей иск — казацкие кубышки,
А сабля — острая дуга, —
Он сбегает, развивая кудря́ми, с высокой вышки,
На коня он лихого садится
И летит без передышки
В говором поющие станицы.
Так я, задолго до того мига,
Когда признание станет всеобщим,
Говорю: «Над нами иноземцев иго,
Возропщем, русские, возропщем!
Поймите, что угнетенные и мы — те ж!
Учитесь доле внуков на рабах
И, гордости подняв мятеж,
Наденьте брони поверх рубах!» [331]
Первые четыре строки этого стихотворения представляют собой привычный 4-стопный ямб, но размер пятой строки уже не так просто определить — он не совпадает ни с одним из употребительных метров (еще одна такая строка Поймите, что угнетенные и мы — те ж). Остальные строки соответствуют разным метрам — ямбу (И гордости подняв мятеж), хорею (В говором поющие станицы), анапесту (На коня он лихого садится) и дольнику (Когда признание станет всеобщим). При этом если про первую смену размеров еще можно сказать, что она следует за поворотом сюжета стихотворения (казак видит врага и поднимает тревогу), то далее смены размеров становятся произвольными.
После Хлебникова такая организация стиха стала популярной среди поэтов, так или иначе принимавших во внимание опыт русского авангарда (у обэриутов, поэтов Лианозовской школы). Возможности этой формы были довольно велики — в зависимости от того, в каких пропорциях смешивались разные размеры, получался разный результат, — и гетерометрический стих в XXI веке выступает основным конкурентом свободного стиха, иногда сближаясь с ним, а иногда удаляясь от него.
Читаем и размышляем 11.3
ПОСЛЕДНИЙ ПОЭТ
Век шествует путем своим железным,
В сердцах корысть, и общая мечта
Час от часу насущным и полезным
Отчетливей, бесстыдней занята.
Исчезнули при свете просвещенья
Поэзии ребяческие сны,
И не о ней хлопочут поколенья,
Промышленным заботам преданы.
Для ликующей свободы
Вновь Эллада ожила,
Собрала свои народы
И столицы подняла;
В ней опять цветут науки,
Носит понт торговли груз,
Но не слышны лиры звуки
В первобытном рае муз!
Блестит зима дряхлеющего мира,
Блестит! Суров и бледен человек;
Но зелены в отечестве Омира
Холмы, леса, брега лазурных рек.
Цветет Парнас! пред ним, как в оны годы,
Кастальский ключ живой струею бьет;
Нежданный сын последних сил природы —
Возник поэт: идет он и поет:
Воспевает, простодушный,
Он любовь и красоту,
И науки, им ослушной,
Пустоту и суету:
Мимолетные страданья
Легкомыслием целя,
Лучше, смертный, в дни незнанья
Радость чувствует земля.
Поклонникам Урании холодной
Поет, увы! он благодать страстей;
Как пажити Эол бурнопогодный,
Плодотворят они сердца людей;
Живительным дыханием развита,
Фантазия подъемлется от них,
Как некогда возникла Афродита
Из пенистой пучины вод морских.
И зачем не предадимся
Снам улыбчивым своим?
Жарким сердцем покоримся
Думам хладным, а не им!
Верьте сладким убежденьям
Вас ласкающих очес
И отрадным откровеньям
Сострадательных небес!
Суровый смех ему ответом; персты
Он на струнах своих остановил,
Сомкнул уста вещать полуотверсты,
Но гордыя главы не преклонил:
Стопы свои он в мыслях направляет
В немую глушь, в безлюдный край; но свет
Уж праздного вертепа не являет,
И на земле уединенья нет!
Человеку непокорно
Море синее одно,
И свободно, и просторно,
И приветливо оно;
И лица не изменило
С дня, в который Аполлон
Поднял вечное светило
В первый раз на небосклон.
Оно шумит перед скалой Левкада.
На ней певец, мятежной думы полн,
Стоит… в очах блеснула вдруг отрада:
Сия скала… тень Сафо!.. песни волн…
Где погребла любовница Фаона
Отверженной любви несчастный жар,
Там погребет питомец Аполлона
Свои мечты, свой бесполезный дар!
И по-прежнему блистает
Хладной роскошию свет:
Серебрит и позлащает
Свой безжизненный скелет;
Но в смущение приводит
Человека вал морской,
И от шумных вод отходит
Он с тоскующей душой! [34]
***
Голос веретен был тонок
Точно лен
Будто в шестерне стонал ребенок
Веретен
Прядало зеркало к нижним ветвям мастериц
Падало в холод потемок
Память о праздничном имени
Каменных лиц
Серое небо
Птицы молчат
Кусочек хлеба
Снесите в ад
Там дьявол голоден среди бриллиантов
Свободы [250]
ЩЕНКИ
Последний свет зари потух.
Шумит тростник. Зажглась звезда.
Ползет змея. Журчит вода.
Проходит ночь. Запел петух.
Ветер треплет красный флаг.
Птицы прыгают в ветвях.
Тихо выросли сады
Из тумана, из воды.
Камни бросились стремглав
Через листья, через травы,
И исчезли, миновав
Рвы, овраги и канавы.
Я им кричу, глотая воду.
Они летят за красный мыс.
Я утомился. Я присяду.
Я весь поник. Мой хвост повис.
В песке растаяла вода.
Трава в воде. Скользит змея.
Синеет дождь. Горит земля.
Передвигаются суда. [134]
ТАКЖЕ СМ.:
Осип Мандельштам (6.4),
Владимир Высоцкий (19.1).