В ходе интервью я нахожу нескольких участников, от которых не укрылось появление на заднем ряду мужчины, вошедшего сразу после того, как в зале погас свет, а ушедшего перед окончанием мероприятия. Каждый последовательно описывал его как высокого, среднего телосложения, с длинными темными волосами и бородой. Деталь, косвенно совпадающая с Поэтом, который не оставил на месте преступления никаких значимых улик.
Если сличать это словесное описание с Ньюманом, то и он высокий, среднего телосложения. Волосы тоже темные, но аккуратно подстрижены, хотя их легко можно спрятать под купальную шапочку. Правда, растительности на лице нет.
К шестому по счету интервью я отправляю офицера Джексона по магазинам париков, дав ему фото Ньюмана Смита, а один из техников в это время прочесывает интернет-сайты. Еще один следователь обзванивает магазины штата. Убийца носил парик и накладные усы и бороду, я в этом уверена. В промежутке между всем этим я снова пытаюсь набрать жену Ньюмана, и снова безрезультатно.
И вот седьмое собеседование – последнее на дню, – которое неожиданно выбивается из остальных. Я беседую с Деброй Кейс – вычурной блондинкой, редкостно моложавой для своих пятидесяти пяти лет.
– Вы можете рассказать мне о том мероприятии? – дежурно спрашиваю я, как и у всех интервьюируемых.
– Отчего бы нет.
Дебра чопорно выпрямляется в кресле. Ее красное платье – смелый выбор для полицейского допроса; можно сказать, слегка вызывающий.
– Мысль о гибели этого человека мне ненавистна, – с горькой подавленностью произносит она, будто возвышаясь над темой смерти. – Я, бесспорно, хотела бы помочь, но боюсь, не скажу ничего такого, что уже не рассказала бы детективу Робертсу.
– Ничего, – подбадриваю я. – Для меня рассказ из первых уст – уже помощь.
– Тогда ладно. В тот вечер я была на «свидании вслепую». И он меня, честно сказать, не впечатлил.
– И кто это был, если не секрет?
– Тот парень? Тед Блум.
Свои записи я не проверяю. Теда я уже опрашивала; о Дебре он, между прочим, даже не упомянул.
– Вы с ним еще встречаетесь?
– Боже упаси. Тед весь в поэзии, в математике, и живет на нулевых углеводах. Здоровье и все такое у него в порядке, но не настолько, чтобы заставить жить по этим правилам меня. К поэзии я в принципе равнодушна, математику на дух не переношу, а существую исключительно за счет углеводов. От дальнейших свиданий с ним я отказалась.
Заметки Робертса я читала. Теда он вычеркнул из подозреваемых сразу же на том основании, что парень трепещет даже перед собственной тенью – какая уж тут способность к убийствам. Я с этим согласна. Кроме того, Робертс после того, как высадил Дебру, отвез Теда домой к маме.
Дебра, в свою очередь, позвонила своему бывшему бойфренду. Вот уж сердцеедка так сердцеедка… Пятьдесят пять лет – и двое мужиков за одну ночь.
– Продолжайте, – прошу я, оставляя ее личную жизнь в покое. С ней все ясно. Не моего ума дело.
– Теду мероприятие понравилось, но мне оно показалось несколько странным. Как будто мы находились в церкви.
Что-то в слове «церковь» режет мой слух.
– Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду.
– Вы, наверное, знаете, как там за сиденьями держат Евангелия, а прихожане тянутся за ними, достают и читают псалмы? Вот так этот вечер и начинался. Книги стихов были как бы Евангелиями. Только лежали они под сиденьями, на полу. Мы все должны были читать избранные стихи вместе, в промежутках между теми, кто выступал со сцены. Меня от этого ритуала просто воротило.
Библия.
Церковь.
Под сиденьями.
Кусочки пазла понемногу складываются. Любой набожный человек знает, что Библии никогда не кладутся на землю. Это непочтение к Всевышнему. А ведь Поэт почитает себя богом. Что, если он счел, что книги стихов на полу – тоже своего рода святотатство? Непочтительность по отношению к нему? И возложил ответственность за это на Саммера как организатора? Конечно, это не более чем гипотеза, но какая-то зацепка тут есть…
По окончании разговора с Деброй я иду к Лэнгу, который в вестибюле только что закончил очередной опрос.
– Впереди еще один тет-а-тет, – устало сообщает он, – но пока ничего, что стоило бы внимания. А у тебя?
– Я на сегодня все. Возможно, по последнему интервью кое-что и наклевывается, но пока говорить рано. Надо все взвесить. А сейчас думаю заскочить в лабораторию, пока там еще кто-то есть. Может, разживусь одним из сборников, которые раздавались на саммеровском чтении… Посмотрю, поизучаю.
– Ну, тут уж тебе и карты в руки. Я здесь пас. Хочешь, встретимся после?
– Да я думаю вечерком уединиться, окунуться в поэзию…
– Ну так я подъеду.
– Подъезжать никуда не надо, – обламываю я его. – Уэйд установил мне на двери камеру. К тому же, если что, со мной моя верная подружка.
Я похлопываю по своей компактной «Беретте». Вот она, крутая, как я. За исключением прошлой ночи. Тогда свой тест на крутость я точно провалила.
Лэнг, судя по всему, хочет подискутировать, но вздохнув, ограничивается указанием:
– Как будешь подъезжать к дому, позвони.
– Папаша, отмечаться по телефону мне вовсе не обязательно. У меня под окнами патруль, или ты забыл? Вот ему я по возвращении и звякну.
– Позвонишь мне, черт возьми, – рыкает он.
– Ладно, ладно.
Лэнг одаривает меня одним из своих придирчивых взглядов, после чего удаляется на свой следующий опрос. Я воспринимаю это как намек на свободу и ускользаю с чувством облегчения, что на данный момент отделалась от своего напарника. На вечер мне остается еще несколько следственных действий, по крайней мере с одним из которых мне лучше справиться без него. Для его же блага. А вот для моего ли – это вопрос.
Глава 51
У себя в сознании я почти слышу, как часы отсчитывают минуты до чьей-то смерти, но не могу допустить, чтобы это действовало на меня так, как сегодня утром с Ньюманом.
Именно поэтому, оставив Лэнга в участке, я не ныряю в неприятности, которые, знаю, еще ждут впереди. Начинаю с того, что точь-в-точь выполняю то, что приказал капитан: работаю над делом в ожидаемо безопасном режиме. На самом деле мои первые самостоятельные шаги за вечер юридически вполне приемлемы и не вызывают каких-либо нареканий.
В основном.
Обнаружив, что с Хэйзел в крыле медэкспертизы я разминулась, отруливаю на несколько миль от участка в криминалистическую лабораторию, чтобы сдать образец, взятый с шины Ньюмана. Пока я там, думаю малость поклянчить и поторговаться, чтобы нас продвинули в начало очереди на тестирование.
К счастью для себя, оказавшись в здании, я застаю там Антонио Лопеса, одного из моих любимых криминалистов, который, несмотря на седьмой час, все еще здесь и над чем-то трудится. Он – моя всегдашняя палочка-выручалочка, когда того требует дело, а все потому, что он умен и предан этому самому делу. Видимо, на свете он живет, чтобы быть частью решения.
Стремясь заручиться поддержкой, я выслеживаю его и вскоре уже стою за стеклом комнаты вещдоков, наблюдая, как Лопес изучает что-то под микроскопом. Я стучу в окошко, и он со взмахом руки спешит в мою сторону, снимая на ходу перчатки. Бросает их в мусорный бачок, а затем выходит из лаборатории, чтобы присоединиться ко мне в небольшом внешнем офисе.
– Привет, детектив Джаз, – здоровается он, держа руки в карманы лабораторного халата. – Чем могу помочь?
Для начала можно было бы пощебетать, как мы обычно делаем с Антонио, но только не сейчас. Не с этими часиками, тикающими у меня в голове. В этот раз я сразу перехожу к делу:
– Антонио, у меня на руках потенциальный серийщик и пропавший детектив. Мне нужны ответы.
Его глаза предсказуемо расширяются:
– Какой такой детектив?
– Наш Робертс.
– Робертс?.. Так он вот недавно был здесь, всю плешь мне проел своим делом…
– По Саммеру?
– Да, кажется. Был погружен в него с головой. А теперь, получается… ушел?
– Хуже: пропал без вести. Мы обеспокоены тем, что это как-то связано с расследованием. Дело Саммера перешло ко мне. А теперь у нас появилась еще и вторая жертва: Дэйв Гейнс.
– Вот же черт… – Лопес озадаченно потирает короткую щетину на скулах, после чего его руки упираются в бока. – И что можно сделать?
– Я понимаю, что ты завален работой, а мы уже неделями бьемся и не можем получить большинство наших результатов ДНК. Но нам позарез надо, чтоб хотя бы несколько анализов продвинулись в начало очереди. Если этого не произойдет, придется искать поддержки в лаборатории ФБР.
– Хорошо, я озадачусь. – Он указывает на стол и хватает ручку и планшет. – Что тебе нужно раньше всего? Я найду нужных людей, которые все сделают как надо и без проволочек.
Я диктую список, который он спешно набрасывает: образцы ДНК, которые мы собрали у гостей на саммеровских чтениях, медэкспертизу стаканчиков, собранных на месте преступления, сборники читавшихся на мероприятии стихов и собственно заметки, оставленные во рту у жертв.
– Ты понимаешь, что означают эти стихи? Или кто-нибудь из нас?
– На самом деле я в поэзии немного разбираюсь. Потому и хочу срочно посмотреть эти поэтические сборники – нет ли там каких-нибудь намеков на то, где находится Робертс, или кто может стать следующей жертвой. Что-нибудь, понятное только знатоку поэзии.
– А ты что, знаток?
– Скажем так: чертовски близка, – отвечаю я, но без пояснений. Ни слова о своем прошлом или о жизни в целом. Мой фокус – текущая реальность и работа. – Будем надеяться, что мои знания пригодятся в поимке этого монстра.
– Мне нужно три дня на тестирование.
Я упираюсь:
– Прошло уже и так много времени, а с убийства Саммера еще больше.
– А с момента моего обещания поторопиться прошло три минуты. Мы сейчас завалены требованиями, но я переведу тебя в начало очереди. По крайней мере, эти кусочки головоломки. Сделаю все, что нужно, но это займет три дня.
Давить я перестаю, но вступаю на территорию неприятности, о неизбежности которой знала, направляясь сюда. Неприятность, от которой хотела застраховать Лэнга. Я лезу в сумку и протягиваю Лопесу образец, который технически незаконно взяла с шины Ньюмана.