Здесь все так же навязчиво пахнет тако. Я сажусь за стол, ставлю на «вертушку» любимый альбом своего дедушки и, похрустывая хлопьями, пытаюсь вспомнить, какая же мысль у меня мелькнула прошлой ночью… Бесполезно. Хлопья уже дожеваны, а ответа все не видать. Что неудивительно, учитывая предстоящую нахлобучку от шефа.
Может, пришло время навестить дедушку? У него ведь бывают моменты просветления, пусть он их даже потом и не помнит. И уж он гораздо больший мастер поэзии, чем я.
Глава 61
Прежде чем отправиться в участок, я заскакиваю в офис жилконторы за записями с камер, зафиксировавших моего ночного преследователя, – но там еще никого нет. В любое другое время я бы сбегала через улицу за кофе и предприняла еще одну попытку, но сейчас этого не делаю. Ну да ничего, все еще вернется. Обязательно. Он не отпугнет меня ни от моего стиля жизни, ни от района, где я живу. Но на это еще нужно некоторое время, когда я смогу справиться с грузом эмоциональных переживаний, неизбежно вызванных смертью Дэйва.
С этой мыслью я направляюсь к своей машине и, как только выезжаю на дорогу, заезжаю в «Старбакс». Мой заказ включает напиток на зеленом чае, который пьет капитан, и два мокко с обезжиренным молоком, для нас с Чаком. Ожидая у окошка своей очереди, я отправляю сообщение Табите и Чаку, чтобы они состыковали меж собой передачу записей.
В участке, прежде чем отправиться на экзекуцию, первым делом заглядываю в конференц-зал, где застаю Чака и всех членов команды, за исключением Лэнга и Джексона. Чуть заметно киваю в сторону двери, и Чак послушно встает. Вид у него на удивление бодрый, хотя, вероятно, спать ему выдалось не дольше, чем мне на полу моего гулливеровского шкафа. Мы пристраиваемся в коридоре, где я указываю на поднос с его кофе.
– Хвала Господу и Джазу! – Он набрасывается на подношение. – Без этого я был не человек.
От подноса я избавляюсь, оставляя наши с шефом порции.
Чак отхлебывает и морщит нос:
– А чего такой жидкий? Мы на диете, а я об этом не знал? – Но тут же вскидывает руку: – Не то чтобы я такой уж поклонник кофеина. Всему надо знать меру.
– В следующий раз возьму погуще. Обещаю и торжественно клянусь. Я свои калории отыгрываю на сладостях; подумала, что и тебе не помешает… Зато так у тебя остается больше места под шоколад. – Включаю передачу: – Сейчас иду к шефу на ковер. У тебя есть для меня что-нибудь спасительное?
– Из кожи вон лезу, Джаззи. Мне реально жаль. Пробил все случаи, когда Ньюман или его жена могли по работе летать в Нью-Йорк. Будь у нас список каких-нибудь мероприятий в области образования или юриспруденции, я мог бы копнуть глубже и поискать дополнительных подозреваемых, так или иначе связанных со здешними местами. Но ничего подобного у меня нет.
– А скажем, увлечения, ради которых кто-то из них мог мотаться на ежегодный слет?
– Я и этот вариант рассматриваю. Даже выхожу за стандартные рамки и охватываю родню, старых друзей, с кем могли организовываться какие-нибудь ежегодные тусовки. При таком раскладе можно заглядывать в соцсети любого из них, чтобы попытаться восстановить целостную картину. Даже если Ньюман в Нью-Йорк не летал, то мог ездить туда на машине. Но пока у нас нет ордера даже на просмотр его банковских выписок.
– Ты молодец, Чак. – Я прихлебываю кофе. – Продолжай свои великие дела. А где, кстати, Джексон?
– Поехал за записями с камер жилконторы и будет связываться со всеми, кто вчера наблюдал за твоим домом, тоже на предмет записей.
– Ты просто супер. Я, наверное, похлопотала бы о твоем повышении, но сначала надо добиться, чтобы меня саму не вышвырнули.
– Все так плохо? – Он смотрит на стакан в моей руке. – Это же жесть.
– Ага. А может стать еще жестяней. – Я указываю на свою сумку: – Не возьмешь к себе?
Он с готовностью ее подхватывает, и я налегке отправляюсь в кабинет шефа, прибывая всего за несколько минут, если верить коридорным часам над кабинетом. Пуляю свой стаканчик в ближайшую мусорную корзину и вхожу в приоткрытую дверь. Капитан Мур сидит у себя за столом – без пиджака, но рубашка на нем свежая и белая, с ярко-синим галстуком. Вообще он сейчас похож на меч, заточенный для поединка со мной, своим противником. Но я с поля боя никогда не бегу. Не собираюсь делать этого и сейчас.
Ногой я закрываю дверь и подхожу, вставая перед его столом.
– Вот ваш чай – любимый, зеленый.
Ставлю перед ним стаканчик. Он пристально смотрит на него, а затем поднимает на меня неподвижный, стальной взгляд. Но чай все же берет.
– Думаете чаем спастись? Не выйдет.
Хотя я все же соблазняю его вкусовые рецепторы, и шеф делает большой глоток.
– По крайней мере, вы все поняли, – говорит он со сдержанной грозностью, ставя стаканчик и вздымаясь надо мной, как лев над ланью (поза, видимо, просчитана). – Вы что, черт возьми, о себе возомнили? – вопрошает он гневно, и можно даже представить, как ветер от его рыка шевелит мне волосы.
– Я была…
– Почему вы не предупредили? Меня своим криком разбудил мэр!
– Тот человек…
– Я знаю, что тот человек снова был у вас под дверью. Мне об этом сказали и Чак, и Лэнг. Вы должны были меня известить. Телефонным звонком.
Я в ответ щетинюсь:
– Вот до чего мы с вами дошли, капитан? Я обязана отчитываться о каждом шаге в моем расследовании?
– Да, поскольку не можете выполнять простой односложный приказ! Я сказал вам всего-навсего позвонить жене Ньюмана Смита. Я говорил…
– Нам нужно было встряхнуть ее так, чтобы она вышла из-под его влияния, как выходят из-под гипноза. Она была напугана, капитан. Она знает, что он – проблема.
– Детектив на пороге может только напугать, – мрачно усмехается Мур. – А вы думали покорить ей сердце?
– Он готовится к новому убийству, и совершит его очень скоро. Я не хочу, чтобы эта кровь оказалась на моих руках. А вы?
– Вы испытываете свою удачу, детектив. Действуете наобум. Я задавал этот вопрос Лэнгу, задам и вам: вы можете увязать Ньюмана Смита с каким-либо из этих дел?
– Мне нужен еще день или два.
– Я вам уже говорил: работайте над делом вокруг Ньюмана!
Гнев горячей точкой прожигает мне грудь и развязывает язык.
– Безопасно и неторопливо для всех, кроме его следующей жертвы – так, капитан? Может, будет лучше, если это дело возьмет на себя ФБР?
– Стелете соломку для вашего бойфренда из Бюро, да?
– Он мне не бойфренд.
– Верно. Правильнее сказать, вербовщик. Вы, наверное, были бы не прочь быть сейчас там и работать на него. Может, вам даже следовало бы перейти от меня под его опеку?
Я физически вздрагиваю и сдерживаю поток слов, о которых потом пожалею, но они пузырятся у меня в горле. Мне нужен воздух, прежде чем они всплывут на кончике моего языка. Я отворачиваюсь и иду к двери, но как только моя рука оказывается на ручке, Мур гаркает:
– Не трогать дверь!
Словоизлиянию дан старт.
Я рывком поворачиваюсь:
– Я пыталась перейти в отдел внутренних расследований, но вы мне не дали.
– Это было эмоциональное решение, о котором вы потом пожалели бы. Вместо этого вы позволили удержать себя и заправлять всей вашей жизнью. Зачем?
Я снова перед его столом. Я вдруг снова в кабинете психиатра, присланного департаментом после убийства моего отца. Она задала мне в точности такой же вопрос. И тогда я в момент слабости выпалила правду, о существовании которой даже не подозревала: «Мне нужно было его понять. Найти в нем что-нибудь хорошее».
Я находила хорошее во всех преступниках, которых сажал отец, и в людях, которых он спасал; но столь же и плохого клубилось в том сером коконе, которому он позволял очернять свою душу. Того понимания я так и не нашла. Но все это капитана не касается, а то, что он поднимает всю эту муть именно сейчас, является худшего рода манипуляцией, которую я даже не собираюсь анализировать. Капитан меня не заботит. А вот прошлые и будущие жертвы Поэта – да.
Я выпрямляю спину, и он больше не выглядит таким громадным, как несколько минут назад; во всяком случае, при виде моих сжатых кулаков.
– Робертс попросил вас об отставке по телефону. К капитану в Хьюстоне обратился по телефону и имейлу. Что с ним, по-вашему, случилось?
– В драматургию вашего убийцы исчезновение Робертса не вписывается. Своих жертв он являет обнаженными и привязанными к стулу, со стихами во рту.
– Робертс не был одной из намеченных целей. Он был помехой, которую Поэту пришлось убрать с дороги.
– Вы этого не знаете.
– Знаю. Я это чувствую. У меня самый высокий показатель раскрываемости в отделе и один из самых высоких по стране. Это берет начало здесь. – Я тычу себе кулаком в живот. – Всегда.
– Чувства не изобличают преступников.
– Они – нет. А люди – да. Например, я. Нам от ФБР поступил отчет ВИКАП – благодаря, кстати, Уэйду, который совсем не зеленый юнец, и вы это знаете. Этот самый отчет и команда Уэйда выявили четыре дополнительных эпизода, над которыми мы работаем, увязывая их с теми, что у нас здесь. Впрочем, вы должны это знать. Вы ведь разговаривали с Лэнгом. Что, если это в самом деле Ньюман? Что, если это он убил одного из наших? Дайте мне день или два, чтобы сделать необходимое для получения ордеров. Что произойдет, капитан, если об этом узнает пресса? Заголовки о серийном убийце наш город никак не украсят. Разве вы с мэром не хотели бы поймать его до того, как это произойдет, и сообщить городу, что опасный преступник задержан?
Губы Мура сжимаются. Все его лицо будто каменеет.
– Если вы получите ордер и ничего не найдете, мы оба, после того как мэр с нами разделается, можем просить вашего парня о работе. Если Поэт убьет снова, а мы ничего не сделаем, то мы, возможно, будем умолять о работе опять-таки вашего парня. Иными словами, поймайте этого ублюдка сейчас же. А теперь – прочь из моего кабинета и приступайте к выполнению.
Дважды мне повторять не надо. Я выхожу из кабинета быстрым шагом.