Лэнг звонит мне как раз в тот момент, когда я делаю первый сладостный глоток со вкусом кофейной пенки на губах и языке. Вот же облом… Приходится сокращать момент блаженства, ставить чашку и отвечать.
– Да, о великий?
– Вот. Иначе и не скажешь, правда?
– Ты звонишь мне затем, чтобы поговорить о своей персоне? – с игривой ноткой спрашиваю я. – Или у тебя есть какая-то другая, менее тщеславная цель?
– Решительно не возражая быть темой светской беседы, я все же поделюсь кое-какой информацией. – Тон Лэнга становится серьезным. – Ту женщину звали Кэрри Людвиг. Она поступила на отделение ветеринарии, но доучивалась при университете Остина. По словам матери, на тот момент стать ветеринаром она еще не решила, но мечтала о дипломе. Ее тянуло избавиться от своей провинциальности, но все вернулось на круги своя.
– То есть в итоге она все равно вернулась в Браунсвилл?
– По всей видимости, – соглашается он. – И да, я уже попросил Чака выяснить, посещала ли она какие-нибудь занятия у Ньюмана.
– Иногда – как, например, сейчас, когда ты на два шага опережаешь мои вопросы, – мне кажется, что я тебя люблю. А, Лэнг?
Он, по своему обыкновению, фыркает:
– Примерно за полминуты перед тем, как ты снова захочешь меня убить… ну да ладно. Ты, кажется, собираешься повстречаться с Бекки?
– Кстати, да. – Я смотрю на дисплей, где указано время: – И она уже должна быть здесь. – Телефон гудит новым звонком, и я смотрю на определитель: – Это Чак. О господи, только бы не отменила… Лэнг, созвонимся позже. – Я оперативно переключаюсь на Чака: – Да, в чем дело?
– Отменила без объяснения причин. Быстро, резко так.
– Скинь мне номер ее мобильного.
– Уже кидаю.
Как только эсэмэска с номером падает во «входящие», я набираю Бекки. Та не отвечает. Набираю повторно. Сообщение не оставляю: его может услышать Ньюман. В тяжелом разочаровании я запрокидываю лицо: «Ну почему? Почему? Почему?» После глотка кофе снова набираю номер Бекки. Может, Ньюман почуял неладное в ее задержке с возвращением домой? Через несколько минут я переливаю кофе в чашку навынос, а перенабирать номер Бекки перестаю. Теперь меня уже гложет тревога: не случилось ли с ней чего. Я направляюсь к машине, думая заехать к ней домой. Выехав на дорогу, сразу набираю Чака:
– Пробей, где сейчас Ньюман.
Вешаю трубку и продолжаю ехать.
Уже на повороте к Би-Кейвз-роуд, недалеко от их дома, на связь выходит Чак:
– Он дома, со своей женой. Она только что заехала в гараж.
Опять звонит мобильный.
«Она. Хоть бы она».
– Чак, я перезвоню.
Я смотрю на определитель: в самом деле, бог мне внял. С неистово бьющимся сердцем нажимаю кнопку связи:
– Да, миссис Смит?
– Я хочу, чтобы вы оставили нас в покое. Это все, что я хотела вам сказать. Оставьте нас. И я ни о чем не хочу с вами разговаривать.
– Но вы же звонили как раз с намерением поговорить?
– Я именно о разговоре. Все это крайне тяжело сказывается на моих детях. Оставьте нас в покое. Мой муж ни в чем не замешан.
В трубке короткие гудки. Она ушла со связи – возможно, из страха быть услышанной.
Что ж, поздравляю. У меня на руках опять ничего, кроме запуганной жены и едва заметной ниточки по Браунсвиллу. Вот и все, что я могу предъявить на нашей сегодняшней встрече Эвану. Глава 65
Пока детектив Джаз носится кругами, гоняясь за своим хвостом, я уношу свою вечернюю работу подальше от жены и детей, в уютное прибежище библиотеки напротив моего офиса. В этот час недавно отремонтированный массивный комплекс из стекла почти мертв, и тишина вносит в мою работу желанное умиротворение. Я обустраиваюсь в небольшой комнате верхнего этажа, в одном из кожаных кресел, среди великих творений литературы. Достав свой «Макбук» и сэндвич с яичным салатом из ближней кулинарии, откусываю большой кусок, смакуя вкусовые оттенки: красный лук, томат и нужное количество тонко нарезанного салата. В этой кулинарии все делают по-правильному. Не всем такое дано.
Я открываю бутылку с водой и, запрокинув голову, делаю несколько больших долгих глотков. На половине своей трапезы включаю ноутбук. В углу на мессенджере выскакивает писулька от моей женушки: «Любовь моя. Жаль, что ты сегодня допоздна. Нил в школе нарисовал тебе картинку, а Тесса хочет показать тебе цветок».
Я автоматически печатаю ответ: «Тоже тебя люблю. Поцелуй их от меня на ночь. Скажи, что утром приготовлю им блинчики».
Эта женщина меня сдерживает, иной раз даже вопреки моей тяге ускориться – факт, который я до поры не ценил, зато ценю сейчас. Торопливость не всегда благоразумна, хотя опытности у меня с избытком для того, чтобы действовать в любом темпе, сообразном для меня в данный момент. Но жена и дети мне необходимы.
Выдав положенную порцию семейного тепла, я с приятным покалыванием адреналина, вызванного предвкушением, просматриваю новости в поисках любого намека, связанного с недавно исполненным мною приговором. Несколько разочаровывает то, что кара не фигурирует нигде, кроме недельной криминальной рубрики. Какая пошлая банальность… Хотя было время, когда подобные вещи я встречал даже с некоторым облегчением. Но это было в пору моего ученичества, когда я лишь готовился взойти на трон Судии и Мастера. Сейчас же, когда я на нем сижу, мне причитается нечто большее. Ведь божеству должно изъявляться надлежащее почтение.
Вот подкатывает тележку пожилой библиотекарь. В ней книги для ежедневного размещения по стеллажам, и я терпеливо жду одну из них, которая должна возвратиться на полку сегодня. Именно ради этого произведения я сейчас здесь. Проходит неспешный час, на протяжении которого я выбрасываю мусор, допиваю воду и размышляю о том, как незаслуженно замалчиваются два опосредованно связанных меж собою приговора. Но это ненадолго, поскольку свой суд я еще не завершил. Ему тесны людские рамки, и, в сущности, мой долг не будет оплачен никогда.
Наконец библиотекарь уходит, а я подхожу к полке и снимаю ту самую, столь вожделенную книгу: ««Бесплодная земля» Т. С. Элиота: Второе аннотированное издание». Уже просто держать этот фолиант в руках пробуждает глубинное чувство ценности. И власти. Эта книга дает мне силу.
Я возвращаюсь к своему столу и, отодвинув «Макбук», помещаю книгу перед собой и трепетно провожу рукой по нетленному творению Т. С. Элиота. Впервые поэма была опубликована в 1922 году – шедевр, глубоко погруженный в последствия Первой мировой войны. Для тех немногих из нас, кто действительно постигает ее смысл и звучание, она закладывает еще и основу для предотвращения повтора подобной трагедии. В пяти своих частях поэма затрагивает темы войны, душевной травмы, разочарованности и смерти. В заключительной главе Элиот ссылается на три ключевых компонента: Датта, Дайадхвам и Дамьята. Их значения переводятся с санскрита как требование «Отдавать, Сочувствовать и Надзирать». Это обобщение столь же волшебно, как и сама книга. Оно говорит о том, что эти понятия задают вектор всему нашему миру. Любой, кто ниже Мастера, которого привлекает эта книга, обращается к нему по определенной причине: быть судимым и поднадзорным, прежде чем нарушить равновесие мира.
С глубоким, теснящим грудь вдохом я открываю книгу и вижу ностальгический, архаичный формуляр, который по-прежнему в ходу у библиотеки, и не удивляюсь, что эта читательница решила вписать в него свое имя. Его я, конечно, уже знаю. Ведь я взломал компьютерную систему библиотеки. Ава Ллойд. Воздух струйкой стекает из моих губ. Закрыв фолиант, я встаю, возвращаюсь к стеллажу и аккуратно ставлю его на место. Затем возвращаюсь к столу и укладываю свой «Макбук» в портфель.
Адрес Авы мне искать не нужно. Где она живет, я уже знаю. С некоторых пор она – моя поднадзорная. Я встаю, собираясь уходить. Меня влечет долг; меня и детектива Саманту Джаз.
Глава 66
Я опасаюсь за Бекки Смит, и по этой причине мчусь к ней домой, даже не зная, как все сложится. Но мне просто необходимо удостовериться в ее безопасности – каким образом, я понятия не имею. К счастью, кафе находится не так далеко от ее дома, и вскоре я уже сижу с видом на него, не вылезая из урчащей на холостом ходу машины. Пока пытаюсь определиться, как быть дальше, у меня пиликает мобильный. Звонит Уэйд.
– Как прошла встреча с женой Ньюмана? – спрашивает он.
– Никак. Она соскочила. Проще говоря, струсила.
– Вот же отстой… Но ты хотя бы заставила ее позвонить. Сама знаешь, чего это стóит. Истинное откровение еще нужно заслужить.
– Хорошо, если он ничего не прознал. А то еще прибьет ее из-за меня…
– Свою легенду и прикрытие? Да ни за что.
Насмешливая уверенность Уэйда, основанная на разуме и опыте, меня слегка успокаивает.
– Этот гад уже доказал, что дружит с головой, – добавляет он. – Ты это знаешь. Не допускай потерю фокусировки.
Фокусировка… Да уж, куда без нее. Нужно сосредоточиться и полагаться на факты и выучку. Что верно, то верно.
– Слушай, Сэм, – продолжает Уэйд. – Тут у меня неожиданно всколыхнулось одно дело, которое я закрыл несколько месяцев назад. Придется на ночь остаться здесь. Может, приедешь и погостишь у меня?
– В смысле, хочу ли я прятаться от Поэта у тебя дома? Не думаю. Но все равно спасибо за предложение.
– Кому-нибудь другому я бы сейчас закатил речь, но ты не такая. Поэтому не буду. Главное, соблюдай осторожность.
– Непременно.
На этом разговор у нас заканчивается. Честно сказать, я рада, что Уэйда с Лэнгом нет в городе. Так они недоступны для Поэта. Дверь гаража Ньюмана открывается, и он выходит на подъездную дорожку, где поворачивается и всматривается в мою машину. Блин. Бллин. Звонит сотовый, и я машинально хватаю трубку; теперь звонит капитан. Они как сговорились.
– Да, капитан?
– Сейчас же покиньте его дом.
– Капитан…
– Сейчас же. У адвоката Ньюмана есть свидетельство, что вы сегодня звонили его жене восемь раз подряд. Завтра он подает иск о преследовании.