– Читайте, под моим наблюдением.
– Вы крепкий орешек… – Он смеется.
– Как и Поэт.
Его улыбка тает, и он, кивнув, открывает файл. После одного бокала поднимает взгляд на меня:
– «Абстрактная поэзия и криминология» – интересное название для курса, который он преподавал… – Снова смотрит вниз на страницу: – «Поэзия: слова, направленные в душу серийного убийцы»… Ого. Серьезно?
– А еще: «Как поэзия связывает нас с умом убийцы». Не упускайте и часть про «поэзию как смерть посредством слов».
Губы Эвана сжимаются, и он снова закрывает папку:
– Все эти улики косвенные.
– Правильный судья…
– Я постараюсь. – Он потирает скулу. – Предстоит пройти через пекло, но даю слово, что попытаюсь.
Я ему верю. И мне остается лишь сказать:
– Спасибо. И за вино, и за помощь.
Через несколько минут я выхожу из бара, обнаруживая, что дождь оказался всего лишь ложью. Он исчез, оставив ночь настежь распахнутой для убийств и увечий.
– Будьте осторожны! – кричит Эван с тротуара.
«Это нам всем не помешает», – думаю я, забираясь в свою машину и захлопывая дверцу. На всякий случай еще и блокирую двери замками.
Глава 68
Домой я возвращаюсь безлунной, беззвездной ночью – и снова не паркуюсь в гараже.
Часть меня негодует из-за такого решения. Я злюсь, что вынуждена так поступать. Злюсь оттого, что делать это меня заставляет Поэт. Просто я не настолько глупа, чтобы бунтовать. Еще одна вещь, которой меня научил отец. «Гордость – твоя тюрьма. Знаешь, куда она тебя заведет? – спросил он, когда я совершила глупую ошибку новичка. – В могилу, – ответил он за меня. – Вот прямо туда». Теперь отец сам мертв, а я чувствую реальность того, как легко может наступить конец. Оповещаю патруль, что приехала, а затем направляюсь к своему дому. Небо погромыхивает, суля грозу, а охрана здания на данный момент отсутствует так же, как и дождь. Я шлю эсэмэску нашей управляющей: «Табита, вы уже прогнали эту охранную контору?»
На подходе к подъезду я начинаю чувствовать плечами тяжесть этого дня и жажду момента, когда наконец окажусь наверху в своем гнездышке. В тот момент как я тянусь к двери, мне перезванивает Табита. Останавливаюсь снаружи, чтобы не привлекать к себе на лестнице внимания, особенно со стороны миссис Кроуфорд.
– Извините, пожалуйста, – говорит она вместо приветствия. – Я как раз работаю над тем, чтобы вернуть охрану на место. Компания, услугами которой мы пользуемся, похоже, испытывает проблемы с кадрами.
– Что с парнем, который был здесь прошлой ночью?
– У его жены случился выкидыш.
Ее сообщение раздражает меня самым неуместным образом, но это достаточно легко проверить. И я обязательно наведу справки.
– В ближайшие пару часов они должны будут кого-то прислать.
Я смотрю на часы: десять тридцать. Сомнительно.
– Напишите мне, когда он будет на месте.
– Да, конечно, – заверяет Табита. – Есть что-нибудь, что мне следует знать?
– Я держу при себе оружие. Мне просто нужно знать, в кого не стрелять.
– Ах да… Верно. Конечно, конечно. Я дома, если вдруг кому-нибудь понадоблюсь.
Мы разъединяемся. Я вхожу в дом и уже нахожусь на полпути по лестнице, когда слышу сверху:
– Кто этот человек, который все время приходит и приходит?
Останавливаюсь и задираю подбородок вверх. Конечно же, там торчит Старушка Кроуфорд в оранжево-лимонно-зеленом блузоне, от которого у меня кружится голова. Или это из-за того, что я не ела со вчерашнего вечера?
– Вы видели его снова?
– Прошлой ночью. Я знаю, что он не полицейский. Сегодня он явится опять?
Сейчас я ей не лгу. Она – наглядное доказательство, что ложь всегда раскрывается.
– Будем надеяться, что нет, – отвечаю я. – У вас есть номер моего мобильного?
– Конечно же, нет.
Я поднимаюсь до ее площадки и даю свой номер, позволяя задавать мне вопросы, от которых в основном уклоняюсь.
– Если вы когда-нибудь увидите его снова, то, пожалуйста, позвоните сразу мне.
– Хорошо, позвоню. Мне следует чего-то опасаться?
Мне хочется просто предупредить, чтобы на вопросы гостя мадам отвечала, что любит поэзию – и с ней все будет в порядке. Но вместо этого я говорю:
– Возможно, это просто шутка. Розыгрыш.
– Который нацелен только на вашу квартиру?
– Пусть лучше на мою, чем на чью-то другую. Спокойной ночи, миссис Кроуфорд.
Я спускаюсь по лестнице, а она озабоченно воркует мне вслед:
– Будьте осторожны, Сэм.
Надо же. Не «детектив Джаз», а «Сэм»… Я оглядываюсь и секунду смотрю на нее:
– Спасибо. Обязательно.
Я спешу вниз по лестнице и, уже находясь у себя за запертой дверью, смачно выругиваюсь. Ну ни минуты покоя. Лишь после бдительного обхода своего жилого пространства я наконец оставляю пистолет у двери и направляюсь на кухню. Не успеваю проглотить протеиновый коктейль и сжевать десяток виноградин, как звонит Чак. Разговаривая с ним, я опускаюсь на колени перед экранчиком камеры и просматриваю, что там записалось.
– Как ты думаешь, прокуратура пойдет навстречу? – осторожно интересуется он.
– Пятьдесят на пятьдесят. Но нужно дать им что-то еще. У тебя появилось хоть что-нибудь?
– Есть кусочки пазла, но на сборку требуется время. Ты же знаешь, как оно происходит…
– К сожалению, да. Но все равно скажи.
Снаружи раскатисто гремит гром, и дождь начинает барабанить по окнам, оставляя на темных стеклах серебристые нити. Напряжение в спине и плечах разом ослабевает. Сегодня ночью, слава богу, передышка. Или отсрочка…
Мы с Чаком шерстим то, что у него есть, фрагмент за фрагментом. К счастью, экранчик наружной камеры пуст. Мы уже заканчиваем разговор, и я переключаюсь обратно из записи на прямое изображение. И тут у меня перехватывает дыхание. Мужчина в худи стоит у моей двери. Вот он, Поэт: тут как тут. Глава 69
Он стоит спиной к камере. Нас разделяет только дверь. Чак продолжает говорить, но вокруг меня воцаряется холодная тишина. Я не двигаюсь. Не двигается и Поэт. Он знает, что я здесь. Я чувствую это каждой частицей своего существа. Каким-то образом он знает и то, что я за ним наблюдаю. Своими действиями он словно насмехается надо мной, вселяя мысль о своей неприкосновенности. Он соблазняет меня к опрометчивости, в доказательство того, что я недостойна. Никчемна. Но действовать опрометчиво я не буду, а единственно недостойный из всех – это он. Вставив кнопочки наушников, я аккуратно засовываю телефон в куртку, радуясь, что не успела снять ни его, ни кобуру. А теперь – оружие. Я вкрадчиво тянусь за ним, и сталь приятно успокаивает руку – настолько, что кобуру я игнорирую и держу пистолет на весу.
Между тем Поэт по-прежнему стоит у двери.
Чак все это время разговаривает:
– …Ну и, так сказать, на сон грядущий. Давай прикинем, что у этих нескольких жертв общего. Теперь уже можно сказать: йога.
– Чак, – произношу я.
– Ей увлекается и жена Ньюмана, и…
– Слушай сюда. Срочно свяжись с патрулем у моего дома и скажи, что мне нужна поддержка. Поэт прямо у меня под дверью. Не вздумайте его вспугнуть. Выполнять сейчас же.
– Э-э… о боже… Я…
Поэт внезапно приходит в движение и спускается с лестницы, сразу ускоряясь с шага на бег.
– Ну же! – ору я Чаку и кидаюсь к двери, отпираю ее и распахиваю. Закрыть ее за собой даже не пытаюсь: некогда. Бросая все как есть, несусь вниз, слыша позади вопль Старушки Кроуфорд:
– Он здесь!
– А ну в дом! – рявкаю я в ответ, и… о черт! Поэт уже открывает подъездную дверь и выскакивает наружу.
Я преследую его по пятам, но, как только оказываюсь у выхода, здравый смысл заставляет меня остановиться. Он может находиться снаружи, просто подкарауливая слева или справа. Я пинаю дверь ногой, и дождь хлещет по плитке упругой барабанной дробью, гарантируя секундное ослепление. Из образовавшегося проема я высовываюсь ровно настолько, чтобы убедиться, что вблизи никого нет, после чего выхожу под ливень. Вода рушится струями, льдистыми в жаркой ночи, и я, держа оружие перед собой, прижимаюсь к стене и озираю двор в обе стороны.
Вскоре подмечаю движение и улавливаю в поле своего зрения Поэта, убегающего с большим отрывом. Я припускаю следом – и тут, словно по выдоху ночи, дождь прекращается, а массивные капли превращаются в нежные, почти невесомые брызги. Свет от домов теперь более яркий, что позволяет четче отслеживать Поэта и его лавирование между двумя зданиями. Постепенно я его настигаю, но теперь и не знаю, нужно ли это делать. Он поджарый высокий мужчина, подвижнее по самой своей генетике. Судя по всему, он меня заманивает. Но упускать убийцу, которого можно поймать, тоже нельзя.
Он срезает к забору, который, я знаю, прикрывает тропку, натоптанную здешними жителями для походов в ближний магазин. Если преступник свернет за угол, шансы поймать его обнулятся, а если его окликнуть, то он поймет, что я здесь. Дилемма. Стрелять в убегающего мне тоже не с руки. И я делаю ставку на внезапность. Если он сочтет, что уже оторвался от погони, а тень в этом проходе скроет его и запутает меня, то он допустит ошибку, и мне удастся его задержать.
Вот он сворачивает за угол и исчезает за забором.
Я ускоряюсь и, добежав до забора, распластываюсь по деревянной поверхности, глубоко втягивая воздух. Трубка настырно гудит вибрацией, но я ее игнорирую и медленно огибаю забор, вглядываюсь в кромешную тьму ночи. Фонарик остался дома в сумке – я включаю фонарик на мобильнике и снова, метр за метром, обхожу забор и направляю пятнышко света в пустое пространство.
У меня примерно три секунды на обдумывание, сколь опасным будет мой следующий шаг, но образ-вспышка мертвого Дэйва в кресле толкает меня вперед. Я не могу позволить этой нелюди убивать снова. Решение принято, и, выставив перед собой пистолет, я ступаю на скользкую грунтовую тропку, посвечивая фонариком влево-вправо. Внезапно передо мной выскакивает Поэт и бросается наутек.