Судя по лицам и отвисшим челюстям, моя наглость их слегка шокирует. Иными словами, действия не происходит.
– Что встали? Вперед! – снова кричу я. На этот раз все, кроме одного из них – доходяги с изможденным лицом, – приходят в движение.
Я хватаю доходягу за руку и цепко смотрю ему в глаза:
– Как вас зовут?
– Марк.
– Марк, эта парковка снимается на камеры? У вас есть с нее записи?
– Ну а как же. Должны быть, – отвечает он заметно дрожащим голосом. Не охранник, а одно название.
– Где у вас операторская? – спрашиваю я.
– Ну, это… внутри… Там, на входе в корпус.
– Сейчас же идите туда и отсмотрите кадры съемки. Выясните, кто был в машине, кроме Ньюмана. Немедленно позвоните в полицию с описанием любого, кого опознаете. А затем моментально сюда. Поняли?
Он кивает, как китайский болванчик, но при этом не двигается.
– Марш! – командую я.
Испуганно распахнув глаза, он делает то же, что и его напарники: поворачивается и убегает.
Позади визжат тормоза, и, обернувшись, я вижу, как из припаркованного «Мустанга» спешно выскакивает Лэнг. Я напрягаюсь в ожидании чертовщины, которая сейчас определенно понесется, и долго ждать, конечно же, не приходится:
– Джаз! Какого черта ты здесь? – гневно восклицает он.
Сказано в принципе верно: где ад, там и черти. Патетика – тоже его конек: именно поэтому, по законам жанра, Лэнг кидается на меня в позе регбиста всем своим центнером веса.
– Говори! – гневно нависнув надо мной, требует он.
– Ньюман заехал на парковку кампуса, и ему вдруг вышибло мозги, – коротко докладываю я, спеша вернуться к активным действиям. – Я позвонила… ну ты же знаешь, раз сам уже здесь.
– Ты вообще в себе, мать? Тебя еще даже не допустили на службу. Я приехал спасать твою дурью голову. Срань господня! Из-за тебя нас обоих турнут к чертям собачьим!
– Ты сам приди в себя, – держу я оборону, уже помалкивая о неприятностях, в которые он мог втравить меня тем свиданием с женой Ньюмана. – У нас здесь, между прочим, активное место преступления.
– Хорошо еще, что это самоубийство, иначе б тебя могли назначить подозреваемой.
– Ну да, – скрипнув зубами, говорю я. – Если не принимать во внимание, что он пустил себе пулю в закрытой машине, а дверь со стороны пассажира сейчас открыта.
Лэнг мрачнеет.
– То есть это могло быть и не самоубийство?
– Это я и пытаюсь до тебя довести.
– И ты была здесь?.. Бог ты мой, Джаззи… – Лэнг ошалело трет себе квадратную, три дня не бритую скулу. – Ты хоть скажи, что у тебя нет с собой оружия.
– Я бы сейчас тебя пнула, – говорю я, – и испытала бы большое удовольствие. Только времени нет. – Хлопаю себя по бокам. – Где бы, по-твоему, я спрятала оружие? – Показываю ему свой мини-баллончик с газом. – Кроме этого, со мной ничего нет. Но кто-то же должен держать оружие и искать стрелка. Ты – первый офицер на месте происшествия. Если здесь подстрелят кого-нибудь еще, это будет на твоей совести.
Из наплечной кобуры Лэнг достает свой «Глок».
– Как мне стремно, что ты привязана к этой хрени, Джаз… Иди домой, – командует он, прежде чем снова выдать крепкое словцо, что для него вполне типично. За пять лет партнерства я знаю весь его словарь, даром что на него не подписывалась.
– Нет, – он с досадой крутит головой. – Домой тебе, черт возьми, нельзя. Звонок-то исходил от тебя. Оставайся здесь и никуда не лезь, иначе, клянусь богом, я лишусь работы за то, что тебя пристрелил. Или наоборот, получу за это медаль. Чертовски надеюсь, что здесь есть записи с камер, на которых видно, что ты этого не делала.
– Ты в самом деле такое сказал?
– Просто готовлю тебя к вербальной порке, которую тебе устроит шеф. Умоляю, не двигайся. Не заставляй меня на тебя реагировать.
Он снова принимает позу регбиста и бросается к минивэну.
Я думаю последовать за ним, но тут воздух заполняют неистовые сирены, и, обернувшись, я вижу пожарную машину и «скорую», подруливающие к факультетской парковке. Стояние на месте и бездействие здесь даже не рассматриваются. Это моя работа, мой инстинкт; единственное, что я знаю. Скорым шагом я встаю на пути машин и машу им остановиться. Мне не нужна бригада, готовая спасти ему жизнь, но на момент своего звонка я действительно не знала, что его уже нет. Беда в том, что Лэнг прав. Этому могут не поверить, когда узнают, что я была здесь в момент его гибели.
Может, они и в самом деле знают тот мой секрет…
Глава 84
Преграждая путь служебному транспорту, я прикидываю, что же все-таки произошло.
Поэт мертв, и в этом моя сегодняшняя победа (единственная, с учетом недоказанности, что Поэт тот самый). А его семья, скорее всего, подаст теперь в суд на полицейское управление. Если Ньюман покончил с собой, меня обвинят в том, что я толкнула его с края обрыва. Если его убил кто-то из членов семьи, меня вполне могут обвинить в том, что их к обрыву подтолкнула опять же я. Так что победы нет, а значит, нужно идти и делать свое дело; то, что исконно составляет мою работу. Когда все вокруг не клеится, занимайся обработкой места преступления. Так меня наставляли отец и крестный, и сюда же я возвращаюсь непосредственно сейчас.
Пожарная останавливается в считаных дюймах от того места, где стою я. Сирены смолкают, и на волю прорывается мой осипший крик:
– Стойте! Проезда нет!
Я мчусь к бригаде «скорой», которая на ходу протискивается сбоку от пожарной машины.
– Детектив Саманта Джаз! – кричу я, жестами призывая их остановиться. – Отойдите и вызовите криминалистов!
Минуты три у меня уходит на то, чтобы всех их обуздать и спасти улики, которые могут быть ими уничтожены. К тому времени, когда до них наконец доходит суть происшедшего, на расстоянии снова слышится звук сирен – сначала тусклый, а затем уже пронзительный; секунда-другая, и к территории парковки на всех парах мчат с полдесятка патрульных машин.
Для меня это знак делать ноги, пока меня отсюда не эвакуировали силком. Не мешало бы также осмотреть тело и транспортное средство, прочитав историю, которую там можно прочесть – но и это верный способ привлечь к себе внимание и сократить ту небольшую фору во времени, которая у меня еще остается. Нужно успеть глянуть запись с камеры – с этой целью я ухожу от подъезжающих коповских машин и с удвоенной скоростью направляюсь ко входу в факультетский корпус. Лэнга нигде не видно, что и хорошо. Если только его не тюкнули, но это крайне маловероятно. Тот стрелок явно не собирается обстреливать школу или полицию.
Ко входу я прохожу беспрепятственно: судя по отсутствию в поле зрения студентов и преподавателей, охрана кампуса, несмотря на недавние недочеты, взяла ситуацию под контроль. За двойными дверями входа я оказываюсь в вестибюле, где меня встречает офицер Джексон.
– Что вы здесь делаете? – только и остается спросить мне.
– Охраняю здание.
– Вы просто какой-то вездесущий: где я, там и вы.
– Разве это не то, что я должен делать? Мы ведь одна команда.
Он прав. Поэт мертв. Своего коллегу я шпыняю почем зря.
– Да, это так. Посторонних никого?
– Да вроде нет.
– Вообще мест для игры в прятки здесь более чем.
– Это верно. Я иду искать.
Он выходит наружу, а я стряхиваю осадок от этой встречи, похожей на стычку. Нужно сосредоточиться на поиске пультовой. А вот и она, даже искать не надо: сразу при входе, справа. В небольшом помещении, уставленном мониторами, я никого не застаю. Вот те раз. Кто-то должен здесь безотлучно находиться, смотреть трансляцию, выслеживать стрелка…
Я сажусь за стол, перед рядком тянущихся вдоль стены экранов – типичное, хорошо знакомое расположение. При отсутствии блокировки (!) быстро и даже как-то слишком легко включаю режим просмотра. То, что я вижу, глаз не радует. Запись с автостоянки, где был застрелен Ньюман, – сплошная рябь в крапинку. Я пробую перезапустить камеру, но она отключена. Тот, кто убил Поэта, либо кокнул объектив снаружи, либо, скорее всего, имел доступ к этой самой пультовой и знает технологии не под стать мне. Сейчас там видно разве что снование копов по кампусу в безуспешных поисках крови. Я просматриваю экраны один за другим, но ничего не нахожу.
Дверь резко распахивается. Я вскакиваю и оборачиваюсь к двери. В комнатушку врывается Лэнг, смотрясь, как слон в посудной лавке. Такой же неуклюжий. Оглядевшись по сторонам, он захлопывает за собой дверь.
– Ты чего здесь шаришься? – спрашивает он с тихим бешенством. – Я кому говорил оставаться на месте?
Я отмахиваюсь от этого, сосредотачиваясь на том, что важно:
– Убийца Ньюмана, скорей всего, сначала грохнул камеру парковки: я не могу включить ее по новой. Тебе это не кажется странным? У Саммера камера тоже была отключена, а такими фокусами у нас традиционно баловался Поэт.
– Поэт на том свете, – огрызается Лэнг. – Не знаю, к чему ты клонишь, да и знать не хочу.
Его слова я пропускаю мимо ушей.
– Нужно узнать, не выведена ли из строя эта камера. Потому как если нет, то убийца мог находиться здесь, в этой самой каморке, где мы сейчас стоим.
– Ты влезла в эту будку, причем одна, а значит, могла вычистить эту запись как хотела. Другими словами, все перешептываются, что я у нас – мускулы, а ты – мозги. Хотя официально я и то и другое. У того засранца был на тебя запретительный ордер, а ты на момент его смерти находилась рядом. Вопреки всем запретам.
– Об этом я более чем наслышана, – отбиваюсь я.
– Одна, Джаз, – настырно напирает Лэнг.
– Что значит «одна»? – Я сдвигаю брови.
– То, что ты проникла сюда незаконным образом и как-то тут шуровала, причем в одиночку. Только на этот раз ты здесь не одна. А со мной.
– Я тебя не звала.
– А надо было, причем до того, как ты сюда явилась. Совсем забыла насчет «жить вместе, помирать вдвоем»? А, Джаззи?
– Ты говоришь так всякий раз, когда втягиваешь меня в адские переделки, где мне не место. Скажешь, такого не бывало? Бывало, и часто. Я, например, с тобой так не поступаю.