– Правда должна быть правдой, и мы ее добьемся. Вот увидишь. Лично я в это верю. Потому и предложение на должность консультанта. Шанс намочить ноги, не проваливаясь в болото. Дела можешь выбирать сама. У тебя будет свобода, какой раньше никогда не было. – Уэйд лукаво подмигивает: – Ну и я тоже.
– Боссом моим хочешь заделаться?
– А то.
– В таком случае нет, – фыркаю я смешливо.
Он смеется, потому что знает: для отказа мы с ним слишком хорошо ладим.
– Тогда позволь несколько доводов в пользу «да». Оплата шикарная. Дела интересные. А однажды, чем черт не шутит, ты даже сможешь войти в кабинет Мура и заявить о своей прерогативе над одним из его дел.
– Нехорошо.
– А мне кажется, до ужаса приятно. Ты ведь знаешь, что так и будет.
Он протягивает мне какую-то папку. Я принимаю ее с любопытством.
– Что это?
– Три открытых дела. Выбирай на вкус. Все – свежачок, с пылу с жару.
– Ты не даешь мне время на поиск чего-то еще?
– Ни минуты. Да и зачем, когда перед тобой сразу три шарады в одной подборке?
Похоже, Уэйд знает меня как облупленную. Мне действительно становится интересно, и я пробегаю материал насчет двоих потенциальных серийщиков в двух разных штатах, а также дело о похищении с целью выкупа в нашем Хьюстоне. Похищение – дело странное, мне не по профилю.
– Ты же знаешь, похищения и выкупы не по моей части, – напоминаю я.
– Почему же? Налицо загадка. К тому же кому и не помогать, как десятилетнему ребенку?
Я знаю, с чего это. Он дает мне способ примириться с убийством того мальчонки. И словно в подтверждение этого Уэйд говорит:
– Спасем тех, кого можно спасти.
С тягостным вздохом я переворачиваю страницу и вижу фото милой светловолосой синеглазки. Глаза которой смотрят прямо мне в душу. Я закрываю папку.
– Беру вот это дело о похищении. И что теперь?
Уэйд снова лезет в кейс и протягивает мне значок.
– Тебе понадобится вот это.
– Разве я не просто на договоре?
– И на нем тоже. Это пилотная программа, которую я провожу с горсткой консультантов. Не могу обещать, что это навечно, но сейчас это твой задел. Утром надо будет заполнить бумаги, получить табельное оружие. Короче, провести основные процедуры.
Я смотрю на блесткий значок с литерами «ФБР». Это будущее, которое могло быть моим, не последуй я тогда за отцом. Даже не знаю, отчего я продолжаю внутренне противиться. Что ж, есть предмет для самокопаний, но не отказываться же из-за этого от работы консультанта. Мне нужна цель. И головоломка.
Я встаю и огибаю стол.
– Ты куда? – кричит Уэйд мне вслед, видя, как я направляюсь в спальню.
– Собрать вещи, и на самолет в Хьюстон, – бросаю я через плечо.
Хватая чемодан, думаю: «Это то, что мне нужно».
Эта цель помогает страждущему и выбрасывает из моей головы ненавистного Поэта.
Глава 91
«Агент Джаз».
Примерно неделя уходит у меня на то, чтобы более-менее свыкнуться с такой манерой меня называть – из-за значка, хотя технически я не агент. Скорее «консультант Джаз», хотя звучит это не так романтично. «Агент Джаз»… В общем, мысль о работе в ФБР прорастает во мне все ощутимей.
На поиски той девчушки в Хьюстоне у меня уходит шесть дней. Похищена она вовсе не была. Просто ее родители пытались таким образом распотрошить своих богатых бабушку с дедушкой. В Остин я возвращаюсь с чувством выполненного долга; в своем «родном» полицейском участке я не общаюсь ни с кем, кроме Чака. По прибытии меня встречают новости о том, что моя квартира продана и сделка закрывается через три недели. Значит, самое время открывать охоту за новым жильем. И свой первый день по возвращении я провожу в поиске, который случайно иль нарочно выводит меня к симпатичному беленькому домику в два этажа, уединенно стоящему (что примечательно) невдалеке от дома Уэйда.
Наконец, около девяти вечера, я захожу в супермаркет и направляюсь домой, куда вскоре должен подъехать и Уэйд, чтобы за нашей трапезой из готовых блюд обсудить мое будущее. В ожидании его прихода я откупориваю бутылку красного, наполняю бокал и, повинуясь безотчетному влечению, подхожу к компьютеру у двери, который подключен к камере «наружки». Отсоединив проводки, отношу его к себе на диван для быстрого просмотра – непонятно чего и зачем. Возможно, потому, что после всей этой бодяги с Поэтом я за неделю первый раз дома.
Я как раз фильтрую запись за истекшую неделю, когда в дверь квартиры раздается стук (при наличии замков на подъездах такое было бы невозможно, но их всё не ставят и не ставят). Камера сейчас отключена, поэтому я вынуждена спрашивать по старинке, через дверь:
– Кто там?
– Эван, – отвечают снаружи.
Эван? Вот те раз… Какого черта?
Я приоткрываю дверь и вижу его там в джинсах и футболке, внешне расслабленным и непринужденным. Напряжение выдают лишь жесткие морщины у рта.
– Как вы здесь очутились и откуда вообще знаете мой адрес?
– Его мне дал ваш шеф, капитан Мур.
– Шеф? Что, черт возьми, происходит?
– Могу я войти?
Я остаюсь стоять в дверном проеме.
– Что происходит?
– Я бы все же предпочел войти. Дело крайне важное.
Во мне гнездится недоверие. Этот человек мне не нравится. Я хочу поскорей от него отделаться, поэтому отступаю на шаг, оставляя ему пространство для входа, но по минимуму. Он втискивается в квартиру и закрывает дверь. Я снова твердо встаю и скрещиваю на груди руки.
– Он вернулся, – понуро произносит Эван.
На секунду оцепенев, я спрашиваю:
– Вернулся кто?
– Поэт.
– В том расследовании я больше не участвую. И в последний раз, насколько я помню, у него отсутствовало полчерепа. Так что он мертв.
– Выяснилось, что Ньюман – не Поэт.
Нутро мне спазмом сковывает напряжение.
– Откуда вы знаете?
– Знаю потому, что он не просто вернулся, но еще и взывает к вам.
На это безумие я лишь оторопело моргаю:
– Что вы такое несете?
Вместо ответа Эван протягивает свой телефон, и я смотрю на снимок руки в перчатке, держащей листок бумаги. С цитатой, кажется, из Роберта Хайдена:
Нагой, он лежит в притемненной комнате,
Беспрерывно куря, одурманенный джазом,
Не сравнимым ни с чем —
Даже с медом любовной утехи.
От слова «джаз» мое сердце начинает учащенно биться.
– Очевидно, это сообщение было оставлено для вас, – говорит Эван.
Я озадаченно смотрю на него:
– Это было после смерти Ньюмана?
– Буквально этим вечером. Место преступления сейчас в активной разработке. Мы хотим, чтобы вы взглянули. Не мешкая. Прямо сейчас.
Поэтом был не Ньюман. Или, во всяком случае, действовал не один. А ведь я догадывалась… На каком-то уровне сознавала, но была как не в себе на этой волне грехов моего отца, которые заставляли меня ненавидеть его даже в минуты скорби о нем.
– В полиции я больше не работаю. И к делу касательства не имею.
– У вас нет другого выбора, кроме как быть его частью, – выдвигает аргумент Эван.
– Выбор есть, и еще какой.
– Поэт спрашивал о вас. Скольких еще он замыслил убить, прежде чем вы ответите?
– Ваша ремарка гадкая, и вы это знаете.
– Такова правда.
Мои зубы скрежещут от настоящей правды.
– Я считала, что это Ньюман. Какое мне может быть доверие сейчас, после того, что выяснилось?
– Насчет Ньюмана вы не ошиблись. Компьютер у него буквально забит отвратительным детским порно. Он избивал свою жену. В конце концов мог начать домогаться и до своих детей. А вы, в силу фокусировки, сумели уловить исходящее от него зло.
Но не то, которое было знакомым. Я должна была понять, что Ньюман – это не он. Если б можно было повернуть время вспять…
– Шеф хочет, чтобы вы вернулись, пусть даже в качестве консультанта.
– Он даже не попросил меня остаться в тот день, когда я ушла.
– Ой, – Эван досадливо отмахивается, – до того ли сейчас?
Он листает на своем телефоне снимки и показывает мне фото обнаженной молодой женщины, привязанной к стулу.
– У вас даже есть внешнее сходство. Если вы не доберетесь до него первой, он явится за вами сам. На этот раз я поддержу вас. Мы все это сделаем.
Она похожа на меня.
Я вспоминаю день, когда Лэнг сказал то же самое о Бекки Смит – как оказалось, с нулевым результатом. Делу это не помогло. Но Поэт – еще тот мешок со змеями. Он мною одержим. И придет за мной. Так что я не могу быть слабей себя прежней, чтобы уцелеть и одолеть его.
Дверь открывается, и входит Уэйд, все еще в своем рабочем костюме. Из пакета с едой в его руке исходят восхитительные ароматы.
– Эван? Какими судьбами? – Уэйд в легком замешательстве смотрит на меня. – Что происходит?
Я подбородком указываю на телефон Эвана. Тот пальцем активирует экран и передает его Уэйду.
– Вот, – указывает он. – Два снимка, спина к спине.
Уэйд смотрит на первый, перелистывает на второй, а затем переводит взгляд на меня.
– Поэтом был не Ньюман.
– Но чутье насчет Ньюмана ее не подвело, – торопливо вступается Эван. – Упрятать его у нас была куча причин, и, подозреваю, с собой он покончил, поскольку понял, что мы идем по его следу.
– Это было не самоубийство, – отсекаю я. – Я пыталась довести это до капитана, но он не стал слушать.
Уэйд ставит пакет с едой на столик, и мы втроем образуем круг переговорщиков.
– Получается, его убил Поэт? – спрашивает он.
– Поэт – чистоплюй, – замечаю я, – а смерть Ньюмана – явное тому противоречие. Для него это был бы отход от правил. Измена самому себе. И я не говорю, что Поэт ее не совершил. Он умен. Отход от правил имеет свои, достаточно веские причины. В таком случае, что могло подвигнуть его на столь грубую расправу? Ньюман либо отвлекал на себя внимание, которого хотел сам Поэт, либо же был частью плана, нам не понятного. – Что понятно, так это его одержимость вами, – заключает Эван. – Нам нужно, чтобы вы вернулись и сделали то, что нужно вам: поставить крест на его начинаниях.