Поэзия Золотой Орды — страница 17 из 21

Взмолилась мне», — ему сказал Пророк тогда.

Сказал кяфир: «Что ж я не слышал жалоб сих?

У беков расспроси — слыхал ли кто из них?

Кто может речь зверей понять в миру живых?» —

И Мухаммада он лжецом назвал тогда.

С невеждою не стал Посланник в спор вступать.

«Лань жаловалась мне, — он повторил опять, —

Что дети у нее: когда погибнет мать,

Они без молока останутся тогда.

Там, где в горах цветок любуется цветком,

Не думала она вовек о дне таком.

Еще вчера детей поила молоком,

Сегодня не придет домой — и что тогда?»

Пророк сказал: «В душе моей живет печаль,

Ее малюток мне до боли стало жаль,

Когда б не это, вас, язычников, едва ль

Просил бы я, Пророк, о милости тогда».

Язычник молвил: «Чтоб тебе я верить мог,

Что запросто с тобой зверь говорит, Пророк,

За эту лань у нас из жалости в залог

Ты голову свою и жизнь оставь тогда!

Лань пусть домой теперь отправится бегом,

Детей своих пускай насытит молоком,

Но пусть обратно к нам придет она потом,

Мы, сорок беков, так велим тебе тогда!

Вернется ли назад, мы сами проследим,

Узнаем цену всем пророчествам твоим,

А не вернется лань, лихим мечом своим

Я голову твою за ложь снесу тогда!»

«Поговорю, — сказал Пророк, — с сей ланью я:

Разведаю, где дом ее и где семья,

Узнаю, далеки ль отсюда те края,

И голову свою в залог отдам тогда».

Кяфир[68] сказал: «Пророк, сподобься разузнать,

Когда обратно лань вернется в эту падь, —

И долго ль нам теперь ее прихода ждать,

Мы, сорок человек, узнаем вмиг тогда!»

«Лань, расскажи мне, где твой дом? — спросил Пророк, —

От этих мест, скажи, насколько он далек?

Ведь если ты назад не обернешься в срок,

Невежда клятый кровь мою прольет тогда».

И отвечала лань на чудном языке,

Кяфиры на конях скучали вдалеке,

Один Пророк ту речь постиг накоротке:

Вернуться в срок она обет дала тогда.

Лань возвела тогда на солнце зоркий взгляд:

От полудня оно клонилось на закат…

«К намазу 'Аср вернусь я от детей назад, —

Пророку эта лань промолвила тогда, —

Я к малышам своим отправлюсь прямиком,

Целуя, накормлю их свежим молоком,

И тотчас снова я вернусь к тебе бегом!» —

«Да будет так, — сказал Святой Пророк тогда.

Язычнику сказал Пророк: «С коня сойди,

Лань возвратится в срок — ее ты подожди,

Свершится все, когда жива душа в груди».

Язычник обнажил в сердцах свой меч тогда.

«Видать, решил ты лань забрать у простаков,

Подумал, видно, что напал на дураков, —

Подозреваю я, твой замысел таков.

Когда же лань назад придет, скажи тогда?»

Пророк сказал: «Когда придет к закату день

И вдвое здесь, в горах, длиннее станет тень.

Теперь, язычник, плащ терпения надень,

Коль не вернется лань — убей меня тогда!»

Пророку поклонясь и горько зарыдав,

В родные горы лань тут унеслась стремглав.

Одобрили вождя язычники: «Ты прав,

Погибнет Мухаммад», — сказали все тогда.

Но двое из невежд под сенью диких гор

На собственном вели наречье разговор.

Никто не слышал, как они мололи вздор,

Как в сговор меж собой они вошли тогда.

Сказали: «Мухаммад — опасный чародей,

Он ворожбой своей сведет с ума людей,

На край наш навлечет несчастье он, злодей,

И всех нас в мусульман он обратит тогда».

Они вдвоем, отряд покинув в пади той,

Выслеживая лань, пришли к скале крутой,

Тропу ее они закрыли западней:

Ужо к Пророку лань не попадет тогда.

Бедняжка лань меж тем вошла под милый кров,

Три дочки, поспешив, сбежались к ней на зов.

Поцеловав с тоской макушки их голов,

Лань в самый горький плач ударилась тогда.

Детей питая, лань страдала глубоко:

«Сосите поскорей, малютки, молоко…

Мы в этом мире вновь увидимся ль опять?

Над вами Вышний Бог пусть сжалится тогда».

Все вчетвером они взмолились: «Йя Рабби»[69],

Решали, как им всем укрыться от судьбы,

Все перебрали им известные мольбы.

Лань ничего от слез не видела тогда.

«К неверным, крошки, я попала в плен, как в ад,

Заложником у них остался Мухаммад,

К закату я дала обет прийти назад;

Что ослабею так, не знала я тогда».

Сказали дочки ей: «Стыдись, накажет Бог,

Ведь Мухаммад за нас отдал себя в залог,

Беги туда скорей! Коль дух твой изнемог —

Век из твоих сосцов не станем пить тогда».

Бедняжка лань в слезах пошла в обратный путь,

Но подневольно шла она, и в этом суть,

В ее глазах от слез плыла густая муть,

Попалась на скале она в силок тогда.

Кяфиры видят — стал закатываться день,

Возврата лани ждать уже им стало лень,

В два раза на земле длиннее стала тень,

Схватились за свои мечи они тогда.

Святой Пророк наверх взглянул в урочный час,

Узнал, что час настал творить ему намаз,

Два ракаата[70] он свершил на этот раз,

Надеясь, что назад лань прибежит тогда.

Простершись ниц, свершил Пророк намаз в горах,

И в небесах велел архангелу Аллах:

«Скалу подняв, снеси к Пророку на крылах

И передай Мое приветствие тогда»,

И, как Аллаха вздох, архангел воспарил.

Скалу и лань вознес на крыльях Азраил,

Он перенес утес, совсем не тратя сил.

Пророка увидав, взмолилась лань тогда.

Промолвила она: «Прости меня, Пророк!

Ведь я дала обет к тебе вернуться в срок.

Попала я в пути к язычникам в силок,

Большой вины моей тут не ищи тогда».

Неверные, прозрев, склонились до земли,

Единому свои обеты принесли.

И тысячи невежд, прознав о том вдали,

К Всевышнему пришли в покорности тогда.

АнонимКисекбаш, или Сказание об отрубленной голове

Заведем-ка речь со слова «бисмилла»,

Чтоб и днем и ночью с нами был Алла,

Чтоб нам истина сияла с высоты,

Чтоб нам вечно быть в общине Мустафы,

Чтобы стала повесть краше и мудрей,

Чтоб возрадовались ей сердца друзей.

Полон дивными делами этот свет,

Одному ж подобья не было и нет:

«Свят Али! — сказал однажды в горних Бог. —

Духом крепок, сердцем чист, душой широк.

Львом Своим Я разве зря его зову?

Мощь его теперь проверю наяву».

Сразу слово запросилось на язык:

Да поможет нам Всевышний — Он велик!

Раз Пророк сидел с четверкою святых[71]

Тридцать тысяч стойких было возле них.

Все внимали, благолепия полны,

Лик Пророка им сиял светлей луны.

Вдруг меж них одна, без тела, Голова

Появилась и взрыдала, чуть жива.

Всех поверг в душевный трепет скорбный вид:

Где же тулово утратил сей шахид?

Борода сверкала чистой белизной.

Очи слезно обозрели круг святой,

И Глава от горя ликом пала в прах,

Вознесла мольбу Пророку, вся в слезах.

Обмерла душа его, но встал с земли

Лев Аллаха, светоч праведных — Али.

К Голове стопы направил, чтобы мог

Разглядеть ее во всех чертах Пророк,

Как ни силился могучий, ни на пядь

Эту Голову не смог он приподнять.

Поразились все, — а диво говорит:

«О Пророк, Али не знает, что творит!

Пусть он мне не причиняет лишних мук:

Чтоб поднять меня, ему не хватит рук,

Если б тысяча таких, как сам Али,

Силачом единым сделаться смогли,

Всею мощью совокупной ни на пядь

Не сумели б эту тяжесть приподнять!

Ибо я, узрев однажды Божий Лик,

Был и в чаяньях, и в помыслах велик,

День и ночь взывал я к Богу — и в делах

Неразлучно пребывал со мной Аллах.

Пятьдесят раз совершил я хадж святой,

Бедных-нищих утешая добротой.

То носил меня скакун, а то я сам

Божьим чудом возносился к небесам,

Божьим Именем спасался сотни раз,

С Моисеем отправлял порой намаз,

То меж ангелов я жил в краю ином,

То в миру — в привычном образе земном.

Град лучистый был отчизною моей,

Хызр Ильяса[72]