Сталину вежливость дамы, очевидно, понравилась, и он ответил: «Жена – это товарищ, подруга, любовница, хозяйка дома, воспитательница детей». Клавдия Андреевна сказала, что ни в коем случае не отрицает важность этих характеристик. Но, по ее мнению, «жена – это судьба». Сталин в ответ поднимает тост за женщину, которая определила судьбу Косыгина.
Сталин вспомнит 30-е годы, когда по его, сталинской, воле началась быстрая карьера Косыгина. Клавдия Андреевна, в свою очередь, расскажет, что, пока ее муж учился в институте, она работала в Кронштадте в мастерских и семья жила на ее зарплату.
Надо сказать, в 30-м году, вслед за тем как Косыгин бросил бизнес, покинул Сибирь и приехал в Ленинград, он в 26 лет делает еще один на редкость точный шаг.
Ему тогда по роду его прошлых занятий было выделено место на факультете потребительской кооперации. Казалось бы, прямо его профиль. Но Косыгин выбирает совершенно другую специальность. Он становится инженером-текстильщиком. Он демонстративно рвет все связи с прошлым. Он делает все, что в его силах, чтобы спастись. Это политически выверенное решение. Очень четкое, без романтики, понимание политических реалий.
При этом он определенно хочет заниматься экономикой, а не партийной деятельностью. Очень быстро выяснится, насколько точным был его шаг при выборе специальности. Уже в начале 30-х факультет потребительской кооперации, куда не пошел Косыгин, будет разгромлен. После института до должности зампреда правительства Косыгин поднимается за пять лет. Как зампред он курирует производство товаров народного потребления. Сфера у Сталина непопулярная.
Потом была война. О войне с Косыгиным разговаривал Даниил Гранин, когда они вместе с Алесем Адамовичем готовили «Блокадную книгу». Косыгин в 41-м, в августе, летит в Ленинград в составе комиссии, в которой и Молотов, и Маленков, и Берия. Летят до Череповца. Дальше – паровоз с вагоном. Попадают под бомбежку. Прячутся в грязи в кювете. Пути разбиты. Косыгин говорит наркому военно-морских сил Кузнецову: «Пойдем, посмотрим, что впереди». Стоит состав. Часовые. Косыгин к ним: что за эшелон? Часовые в ответ матом. Косыгин потребовал командира. Тот явился. Извинился. Связались с Ленинградом. Прислали бронепоезд.
В 41-м Косыгин занимается эвакуацией предприятий на восток. Спустя 30 с лишним лет Косыгин помнит множество фамилий, цифр, количество машин. У него редкая память. Он вспоминает Москву в октябре 41-го. Брошенное здание Совнаркома.
Двери распахнуты. Бумаги валяются. Повсюду звонят телефоны. Он бегает из кабинета в кабинет. Берет трубку. Говорит: «Але!» Бежит к другому телефону. Надо, чтобы знали, что в Кремле все работают.
Потом Косыгин говорит о том, как был в Ленинграде зимой 42-го. Он – представитель Государственного Комитета Обороны. Он говорит о Дороге жизни через Ладогу. Ликвидировали заторы, боролись с излишней бюрократией, улаживали столкновения военных и гражданских властей. Из города везут людей, в город – муку, консервы, крупу. Проложили через озеро трубопровод. На складах с продуктами творилось черт знает что. Наводили порядок. Косыгин в своем рассказе сух, но все равно ощущается, что тогда он был сам себе хозяин. Ездит, отбирает оборудование на вывоз. Организует отправку детей.
Вдруг Косыгин спохватывается. Говорит, что все делается совместно с горкомом партии. На вопрос о разногласиях в руководстве города – ответ: никаких разногласий. Но Жданова Косыгин ни разу не упоминает.
Гранин пишет:
«Косыгин вел свой рассказ, умело огибая запретные места, искусно сворачивая. ‹…› По обеим сторонам его памяти тянулись запертые, опечатанные двери. Голова его хранила огромные материалы о блокаде, о войне. Расскажи, чего же ждать? Тем более что творили вы нашу историю, нашу судьбу безгласно, решали при закрытых дверях, никому не открывались в своих сомнениях и ошибках ‹…› Люди стали так немо, словно виновато, уходить из жизни».
Гранин спрашивает Косыгина о выборе во время эвакуации. О выборе между вывозом населения и вывозом оборудования. Между умирающими и станками. Гранин спрашивает о сложнейшем выборе: кому помогать – фронтовикам танками, самолетами или самим ленинградцам. Косыгин отвечает: «И людей вывозили, и оборудование».
Гранин упорствует. Хотя знает, что в том-то и мука была, что Косыгину нельзя было выбирать. С него требовали обеспечивать заводы. И ради этого идти на все. Но надо было и горожан вывозить, каждый день умирали тысячи. Гранин хочет услышать хоть слово о мучительности этого положения, хоть слово горечи. Нет, ни слова. Косыгин продолжает говорить о деле. Об этом он может рассказывать сколько угодно.
Разговор Гранина с Косыгиным происходит в 1978 году в его кабинете Председателя Совета Министров СССР. Это бывший кабинет Сталина. Косыгин сам подсказывает: «Да это же кабинет Сталина».
Гранин в ответ с чувством протянул: «М-да-а». Гранин пишет: «Косыгин бросил на меня взгляд, линялые его глазки похолодели».
Гранин пишет: «Господи, хоть бы что-нибудь сменил в этом кабинете. Старый, сильный, умный человек, который имеет огромную власть, и так зажат». Вопрос Гранина о Сталине в первый период войны Косыгин прерывает:
«О Сталине лучше не будем».
Зять Косыгина академик Гвишиани вспоминает:
«Привычка скрывать свои мысли и чувства, приобретенная за годы сталинской службы, осталась у Косыгина навсегда».
Хотя исключения были. Косыгин рассказывает Гранину, что 1942 год встречал с председателем Ленгорисполкома Попковым и с первым замом Сталина в Совнаркоме Вознесенским. Косыгин говорит: решили посмотреть какую-нибудь комедию. Во время просмотра звонит Сталин, вызывает к себе Косыгина, но сначала подробнейше расспрашивает, как именно они трое оказались вместе, как сговаривались.
Гранин спрашивает Косыгина: «А что, Сталин интересовался, как, кто, с кем и почему встречается?» И тут Косыгин ударяет кулаком по столу:
«Не вам судить о Сталине».
В 51-м году Вознесенский и Попков, с которыми Косыгин смотрел кино в 42-м году, а также его бывший коллега по Ленинграду, а в 51-м секретарь ЦК ВКП (б) Кузнецов, а также председатель Совмина РСФСР Родионов и второй секретарь Ленинградского горкома Капустин будут расстреляны по так называемому «ленинградскому делу», которое идет в череде сталинских послевоенных репрессий. Под пытками арестованные по «ленинградскому делу» дают показания на Косыгина. Косыгину, как и другим членам Политбюро, каждый день кладут на стол копии допросов. Косыгин каждый раз пишет обстоятельные письма Сталину. Усугубляет дело то, что Косыгин по линии жены приходится дальним родственником Кузнецову.
Жена Косыгина Клавдия Андреевна после ареста Кузнецова скажет дочери: «Случилась большая гадость – Алексея Александровича арестовали». Косыгин скажет мужу дочери: «Знаешь что, давай соберем, что у нас есть. И выбросим. Всякое может быть». Косыгин имеет в виду два пистолета, которые были в доме. Под видом рыбалки на даче Косыгин с зятем сядут в лодку и утопят оружие.
В 52-м, следующем после «ленинградского дела» году, Косыгина выводят из членов Политбюро. Его избирают только кандидатом в члены Президиума ЦК, который заменил собой Политбюро.
Однако вскоре на одном из совещаний к Косыгину подходит Сталин и произносит: «Ну, как ты, Косыга? Ничего. Ничего, еще поработаешь».
Сталинский ближний круг относится к Косыгину с ревнивым злопамятством. В 47-м Косыгин в какой-то момент оказался в особой зоне сталинского внимания. В 47-м в газетах – фотографии: Сталин и Косыгин с офицерами и матросами крейсера «Молотов». Жена Косыгина скажет тогда ему: «Знаешь, они тебе этого приближения не простят». Тогда же, в 47-м, Сталин доверил Косыгину разработку и проведение денежной реформы. Косыгин эффективен, безусловно предан. Создается ощущение, что Сталин обкатывает Косыгина неспроста. Может быть, Сталин видит в нем будущего премьера.
Косыгин тверд, занят делом без интриги, но и без сантиментов.
В апреле 46-го министр электростанций Жимерин докладывает Косыгину, что «организация зон лагерей на строительстве электростанций задерживается из-за отсутствия колючей проволоки».
Министр просит зампреда правительства дать указание Главному управлению инженерных войск отпустить Главгидроэнергострою 100 тонн колючей проволоки. Проволока для лагерей по косыгинскому указанию отпущена. Через три месяца министр Жимерин обращается к Косыгину с просьбой оказать содействие в увеличении численности заключенных, т. е. рабсилы для строительства.
На записке министра Косыгин ставит резолюцию: «Министру внутренних дел т. Круглову. Прошу вас учесть просьбу т. Жимерина в части увеличения рабочей силы и по возможности удовлетворить. Второй агрегат Нижне-Свирской гидроэлектростанции необходимо пустить в эксплуатацию в установленный срок».
И вот так организованная экономика переходит по наследству к Косыгину после смерти Сталина и после отставки Хрущева. При Брежневе Косыгин становится премьер-министром.
Косыгин как глава правительства в полном объеме пожинает плоды сталинской экономической системы.
Индустриализация не ставила своей задачей и не дала развития промышленности во всем комплексе. Только тяжелая промышленность. Главное – военная промышленность. Главный инструмент индустриализации – принуждение. Политическая система обеспечивает это принуждение в форме дарового труда заключенных и в форме повсеместных уравнительно низких зарплат для тех, кто на свободе. Эта система принуждения позволяет государству оставлять в своем распоряжении максимальную часть заработанного народного дохода. Эти средства идут на закупку за границей оборудования для военно-промышленного комплекса. Но их недостаточно. Параллельно идет раскулачивание и коллективизация в деревне. Раскулачивание – источник даровой рабочей силы. Коллективизация – удобный способ принудительного изъятия зерна и рабочей силы. Зерно идет на экспорт. Люди из деревни – на гулаговские стройки. Спровоцированный изъятием зерна голод не останавливает разграбление деревни. Нищие колхозы не в состоянии прокормить города и стройки. Страна живет по карточкам. Но индустриализация продолжается. Массовый террор и бодрая пропагандистская установка на скорую победоносную войну не оставляют сомнений в правильности курса. Культ Сталина намертво скрепляет эту экономическую конструкцию. Если отвлечься от варварских способов индустриализации, если забыть о том, что населению дают совсем мало, а государство берет так много, как и в условиях военного положения, то цифры экономического роста действительно поражают. По официальным статистическим данным, экономический рост за 38-40-й годы – 16,8 % в год. По более реалистическим подсчетам – 10 % в год, что также очень много.