«Есть много способов убить поэта. Для Твардовского было избрано: отнять его детище, его страсть, его журнал. Разогнали наш единственный журнал, думают – победили. Безумные! Когда раздадутся голоса, молодые и резкие, вы еще как пожалеете, что нет с вами этого терпеливого критика. Вам в пору будет землю руками разгребать, чтобы Трифоновича вернуть, да поздно!»
Это поминальное слово опубликовано 5 января 72-го года в выпуске № 23 самиздатовского правозащитного бюллетеня под названием «Хроники текущих событий». После этого, в январе 72-го года, из всех библиотек изымаются и уничтожаются все экземпляры повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Когда Генрих Бёлль в феврале 72-го приезжает в СССР, его переводчику поручено сообщить ему о нежелательности встречи с Солженицыным. Но Генрих Бёлль, только что в 72-м избранный президентом международного ПЭН-Клуба, полагает, что международная общественность не поймет, если он, будучи в Москве, не прояснит информацию о гонениях на Солженицына. Они встречаются. Бёлль удостоверяет подлинность завещания Солженицына на случай его смерти, исчезновения или ареста.
В 72-м идет спланированная в 71-м операция по искоренению правозащитного самиздата. Глава ГКБ Андропов пишет:
«Последние годы среди интеллигенции и молодежи распространяются идеологически вредные материалы по политическим, экономическим, философским вопросам, литературные произведения, коллективные письма, воспоминания жертв культа личности. Это вредит воспитанию советских граждан, особенно интеллигенции и молодежи».
Идут обыски и аресты в Москве, Ленинграде, Вильнюсе, Новосибирске, Умани, Киеве. Из Литфонда и из Союза советских кинематографистов исключают Александра Галича, ранее изгнанного из Союза писателей.
В связи с визитом в СССР президента США Никсона в милицию вызывают правозащитников и участников движения за право выезда евреев в Израиль. Берут подписи о несовершении общественных акций во время визита Никсона. В Минске, Риге, Кишиневе отмечены случаи, когда евреям не продают билеты в Москву. В июне 72-го правозащитный бюллетень «Хроники текущих событий» сообщает об исключении из партии Булата Окуджавы за отказ осудить публикацию ряда его произведений в западной прессе.
Писатель Владимир Максимов в январе 72-го года вызван к секретарю Московского отделения Союза писателей. От Максимова требуют написать в «Литературную газету» отречение и покаяние в связи с изданием за границей его романа «Семь дней творения». Максимов говорит, что все, что он думает, – в самом романе, рукопись которого находится в Союзе писателей. Через несколько дней Максимова вызывают на психиатрическую экспертизу. Дают 3-ю группу инвалидности.
В 72-м карательная психиатрия переживает один из пиков своей активности. Первый был еще при Хрущеве в 61-м. В 72-м году из 24 арестованных за антисоветскую деятельность и направленных на экспертизу в Институт Сербского 20 человек признаны невменяемыми, т. е. открытая критика режима приравнивается к психическому заболеванию. Еще в 69-м Андропов направил в ЦК предложение об использовании психиатрии в борьбе с диссидентами. За этим следует постановление Совмина, обязывающее врачей составить перечень психических заболеваний, в соответствии с которым обвиняемые могут направляться в спецбольницы МВД СССР.
22 февраля 72-го года на свободу выходит правозащитница Наталья Горбаневская. Два года в тюрьме, в том числе 9 месяцев в Казанской спецпсихиатрической больнице. Горбаневская вспоминает: «Дело было не в сроках. А в принудительном лечении галоперидолом, применение которого признано пыткой».
В начале 72-го года в СССР открываются две новые спецпсихбольницы. В Благовещенске и Кызыл-Орде.
23 января 72 года после пятилетнего заключения из Владимирской тюрьмы выходит издатель одного из первых самиздатовских журналов Александр Гинзбург. Ему запрещено жить в Москве. Селиться может за 101-м километром. Гинзбург выбрал старинный город Тарусу. Летом 72-го года в Тарусу к Гинзбургу приезжает Солженицын. Несколько часов они разговаривают на берегу речки Таруски. В это же время почти постоянно в Тарусе живет Ариадна Эфрон, дочь русского поэта Марины Ивановны Цветаевой.
Муж Марины Ивановны Цветаевой и отец Ариадны Сергей Эфрон 60 лет назад, 7 июня 1912 года, сидя на том же месте, где в 72-м сидит Солженицын, пишет сестрам в Москву: «Сейчас я в Тарусе. Здесь очень и очень хорошо. Мы живем в старинном домике, украшенном старым липовым садом. За кофе, за чаем проводим по часу, по полтора. Старая допотопная Тье обращается с нами, как с детьми. И рассказывает тысячи своих воспоминаний. Меня называет Серрож, а Марину – Муссья».
Старая Тьё – швейцарка – бонна еще матери Марины Ивановны. Марина Ивановна о матери в записных книжках пишет: «К своим детям была строга, в лицо ругала, втайне гордилась, воспитывала нелепо: «Мама, что такое – Бонапарт? / Тебе 6 лет и ты не знаешь, что такое Бонапарт! Моя дочь! / Но откуда я могу знать? Мне же никто не говорил! / Да это ведь в воздухе носится!» Марина Ивановна еще пишет о ней: «Аристократизм. Безукоризненность. Когда нужно – лед. Внешняя скромность – в одежде, в привычках. «Мама, что такое Социализм? / Когда дворник придет у тебя играть ногами на рояле – тогда это Социализм».
Она была прекрасная пианистка. Марина Ивановна о ней пишет: «Ах, забыла! Страстная любовь к евреям, гордая, вызывающая – тогда – в кругу Великого князя Сергея Александровича, старых монархистов – профессоров – придворных! Она же жена Тайного Советника и профессора, лица, близкого ко двору!»
Она рано умерла. Здесь, в Тарусе. Ее дочки были маленькими. Их отец – Иван Владимирович Цветаев, профессор Московского Университета, Высших женских курсов и Консерватории. 25 лет – директор Румянцевского музея, основатель, создатель, собиратель Музея Изящных Искусств в Москве.
В 72-м году исполняется 60 лет Музею Изобразительных искусств, в прошлом Музею Изящных Искусств имени императора Александра III. Его открывали 31 мая 1912 года. Муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон пишет сестре из Тарусы: «Я был на открытии музея. В продолжение всего молебна стоял в двух шагах от Государя и его матери. Очень хорошо разглядел его. Наружность не императора. На открытии были все высшие сановники. Если бы ты знала, что это за развалившиеся старики! Во время пения вечной памяти Александру III вся зала опустилась на колени. Половина после этого не могла встать. Мне пришлось поднимать одного старца – сенатора. Я был самым молодым, в прекрасном, взятом напрокат фраке и шапокляке. Чувствовал себя непринужденно и держал себя поэтому прекрасно». Он женился на Марине Цветаевой в том же 12-м году. Познакомились в Коктебеле у Максимилиана Волошина. Ему – 17, ей – 18. Она уже публикуется. На ее первые две книги дают отклики Гумилев, Городецкий, Брюсов. Она с мужем едет в свадебное путешествие в Италию, Францию и Германию. Возвращаются в Москву. Покупают дом на Полянке. В сентябре 12-го года рождается их дочь Ариадна. Сергей Эфрон еще не закончил гимназию. Подготовке к экзаменам мешает болезнь. Он лечится от туберкулеза. Поэтому семья основное время проводит в Крыму. Выступают на литературных вечерах – она с сестрой Анастасией, с мужем и с Волошиным. Она переписывается с философом Розановым, уже немолодым человеком, давним знакомым ее отца, которого она никогда не видела. Она ему пишет о своем муже: «Если бы вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! Я постоянно дрожу над ним. От малейшего волнения у него повышается температура. Мы никогда не расстанемся. Наша встреча – чудо. Он мне самый родной на всю жизнь. Он необычайно и благородно красив. Прадед его с отцовской стороны был раввином, дед с материнской – великолепным гвардейцем Николая I.
В Сереже соединены – блестяще соединены – две крови: еврейская и русская. Мать его была красавицей и героиней. Мать его урожденная Дурново».
Елизавета Дурново в юности входила в революционно-террористическую организацию «Народная воля», потом, вырастив детей, вступила в партию эсеров. Год провела в Бутырке. Жизнь покончила самоубийством.
Через год после этого ее сын знакомится с Мариной Цветаевой.
В июне 14-го года, за два месяца до начала войны, Сергей Эфрон сдает экстерном экзамены в гимназии. Цветаева волнуется за него, просит в письме из Коктебеля Розанова о помощи, просит его написать письмо директору гимназии, просит сказать о Сережиной болезни, о его желании поступать в университет, «вообще, – говорит, – расхвалите». Вскоре начинается Первая мировая война. Сергей Эфрон рвется в армию, хотя по болезни освобожден от воинской службы. Попадет на службу в санитарный поезд.
Цветаева из Коктебеля приезжает в Москву. Переезжает в новый дом в Борисоглебском переулке. Пишет. В смысле – пишет стихи. Внешние события ее не затрагивают. У нее, любящей жены и матери маленькой дочки, – страстный роман с женщиной. Этот роман дает поток стихов. Много лет спустя Цветаева напишет: «Земная любовь женщины к мужчине и мужчины к женщине – скука, а любовь женщины к женщине и мужчины к мужчине – жуть». Завершится ее роман знаменитым стихотворением: «Хочу у зеркала, где муть / И сон туманящий». Она печатается. Она знакомится с Мандельштамом. Пишет стихи Блоку. Она невероятно прогрессирует как поэт. 16-й год для нее – блестящий.
Сергей приезжает в Москву, сюда, в дом в Борисоглебском. Пробудет недолго. Командирован в школу прапорщиков. Встретивший Сергея Эфрона в Подготовительном учебном батальоне знакомый Цветаевой пишет ей: «Вчерашний день я провел с Сережей. Я сразу полюбил навсегда этого очаровательно отсутствующего человека с его совершенно невинно-детским отношением к жизни». Жизнь усложняется. Царь отрекается от престола. Цветаева пишет: «Ласковая ты, Россия, матерь! / Ах, ужели у тебя не хватит / На него – любовной благодати? / Грех отцовский не карай на сыне. / Сохрани, крестьянская Россия,/Царскосельского ягненка – Алексия».