После формирования армии Плехавичюса немцы немедленно включают ее в состав WAFFEN-SS. Генерал Плехавичюс отказывается подчиняться этому приказу и объявляет о роспуске армии. Генерал арестован и отправлен в концлагерь «Саласпилс» в Латвии, потом будет переведен в концлагерь в Германии. Его армия при проведении разоружения вступает в бой с немцами. В Каунасе бой идет три дня. Потом сотня солдат казнена. Но большая часть с оружием уходит в лес. С ними же в лесах смыкается Литовская освободительная армия. Она возникла в 41-м году как антисоветская. При немцах запрещена. В легионы WAFFEN-SS не вступает. С изгнанием немцев появляется вновь для борьбы с советской властью.
В 1981 году уже очень известный и любимый Банионис сыграет немецкого карателя в фильме «Факт» по сценарию Жалакявичюса. Факт – это сожжение заживо жителей литовской деревни Пирчюпяй, включая 69 детей.
Для Баниониса угроза быть втянутым в легион СС была реальностью. Он с другими артистами уехал из Паневежиса, якобы на гастроли. Он говорит:
«Мы потом узнали, что коменданту в Паневежисе не удалось никого сделать эсэсовцем, несмотря на то, что он пугал Красной Армией, которая придет и всех сошлет в Сибирь».
Шел 44-й год. Война кончалась.
Банионис в воспоминаниях пишет: «Красная Армия приближалась к Паневежису, уже была слышна артиллерийская канонада. Мы не хотели оставаться за «железным занавесом». Пугало и то, что наш театр работал на оккупированной территории. Нас могут обвинить в сотрудничестве с немцами. Решили продвигаться на запад». Банионис продолжает: «Уже стали появляться отступающие немецкие солдаты. Поговорив с ними, поняли, что Гитлер капут, а нам надо уйти к англичанам». Добрались до какой-то железнодорожной станции. Вагоны горят. Кругом беженцы. Банионис пишет: «Кто-то сказал, что скоро придут немецкие танки и сдвинут вагоны. Я пошел на сеновал. Прилег и уснул. Проснулся, а кругом тихо-тихо. Все уехали. Потом услышал урчание военных машин. Спрятался в погреб. Вижу, бежит девочка – беженка и по-русски кричит: «Наши пришли, наши!» Банионис пишет: «Я тоже вышел их встречать. «Мы вас так ждали, так ждали!» – сумел сказать я. Потом с ним разговаривали офицеры. Банионис сказал, что он артист. Они сказали: «Знаем, много таких артистов в лесу около Паневежиса, стрелять вас надо». Банионис пишет: «С утра офицер с похмелья меня отпустил. Только все поминая «мать», велел сваливать подальше, в Паневежис».
В 44-м году при приближении советских войск в эмиграцию из Литвы уезжает около 60 тысяч человек, среди них цвет литовской интеллигенции.
В 45-м Банионис живет в Паневежисе на кухне в доме на Липовой аллее. Он пишет:
«Время было неспокойное, свирепствовали бандиты – демобилизованные солдаты Советской армии. В Паневежисе осталось немало демобилизованных солдат и офицеров. Одни нашли работу, но были и такие, которые по ночам нападали на людей на улицах, грабили, насиловали, иногда убивали. А уж раздевали частенько. Мы обычно по одному вечерами из театра не ходили. Я же носил с собой маленькую штангу: если нападут – будет чем защищаться. Кстати, власти отреагировали мгновенно».
Действительно, по поводу случаев грабежей местного населения советскими солдатами была большая история. Большая – в смысле, дошедшая до Кремля.
Первый секретарь ЦК Компартии Литвы Снечкус в июле 44-го года обращается с претензиями к командованию 3-го Белорусского фронта. На территории Литвы в это время находится заместитель Берии Серов. Серов присутствует при разговоре Снечкуса с членами Военного совета фронта. Серов сообщает о характере разговора Берии. Берия усматривает необходимость сообщить об этом Сталину: «Снечкус в повышенном тоне заявил, что до тех пор, пока красноармейцы и Военный совет фронта будут смотреть на нас как на фашистскую Германию и грабить, мы будем иметь претензии и отношения не наладятся». Берия продолжает цитировать Снечкуса: «Если такой грабеж и бесчинства будут продолжаться и в Каунасе, то у нас и последние симпатии к Красной Армии пропадут».
Между тем первый секретарь ЦК Компартии Литвы Снечкус, в отличие от рядовых литовцев, знаком с тем, что представляет из себя сталинский режим и насколько он опасен. Снечкус жил и учился в Москве в середине 30-х. В 33-м он осужден в Литве за подпольную деятельность, попадает в Москву в результате обмена политзаключенными между Литвой и СССР. Нелегала, секретаря Компартии Литвы Снечкуса меняют на католического священника. Естественно, этот обмен происходил совершенно в иной форме, чем знаменитая сцена в фильме «Мертвый сезон», где героя Баниониса, советского разведчика, меняют на его английского коллегу. Кстати, этот финальный эпизод был снят в первую очередь. Банионис об этом эпизоде вспоминает: «В последней сцене, когда мой герой уже после обмена едет на машине, мне хотелось показать, что едет он в неизвестное для него будущее».
Так вот, возвращаясь к обмену секретаря Компартии Литвы Снечкуса на священника в 33-м году. В Москве после обмена Снечкус работал в Исполкоме Коминтерна. Имел хорошие шансы в 37-м попасть в месиво репрессий. Вероятно, спасло его то, что он вернулся в Литву, опять был арестован и срок на этот раз отбывал в Литве.
Теперь, после войны, Снечкус возглавляет республику, которая первые десять послевоенных лет представляет собой особую территорию в составе СССР. Литва отличается даже от двух других прибалтийских республик.
В Литве целых десять лет силой устанавливают советскую власть, и это едва ли можно назвать гражданской войной. Положение местного коммунистического руководства прескверное. Коммунисты в Литве не имеют никакой поддержки населения. Коммунистов здесь в 45-м году всего три с половиной тысячи. Литовцы в партию не идут. Советской власти на местах нет. В глубинку никто ехать не хочет. Боятся. Реальная власть в Литве у «лесных братьев», т. е. у тех, кто ушел в лес для активного или пассивного сопротивления новому режиму, то есть у партизан.
Москва сразу не может определиться с терминологией: как расценивать возникшее сопротивление. Сначала, в 44-м, после изгнания немцев, ушедшие в лес воспринимаются в Кремле как «антисоветское подполье и вооруженные банды, оставленные германской разведкой». Летом 45-го терминология меняется. Германский след исчезает из официальных документов. Бюро ЦК ВКП (б) по Литве возглавляет Суслов. В Постановлении Бюро от мая 45-го года указано: «Считать важнейшей задачей быстрейшее разоблачение и ликвидацию буржуазно-националистического подполья и полный разгром кулацко-националистических банд». Изменить трактовку событий заставляет массовый характер партизанского движения. В официальных документах действия партизан называются «бандитскими проявлениями». В Литве за шесть месяцев 45-го года фиксируется по десять таких бандпроявлений в день. За шесть месяцев – 1872 партизанские акции. Это – партизанская война, массовое сопротивление. Москва привычно смотрит на происходящее в Литве как на классовую борьбу. Главным виновником, опять-таки по старой привычке, называет кулака. Суслов говорит, что причина сопротивления в той экономической политике, которую Москва проводит в Литве. Но Суслов полагает, что проблема в том, что эта политика проводится слишком мягко. Он говорит: «Врагу не была показана наша реальная сила». Суслов не вполне точен – силу уже показывали. С декабря 44-го года действует Штаб по руководству войсковыми операциями по подавлению повстанческого движения в Прибалтике. На территорию Литвы на борьбу с партизанами брошена 4-я стрелковая дивизия Внутренних войск НКВД. Она перекинута с Северного Кавказа, где участвовала в выселении чеченцев, ингушей и крымских татар. В 45-м по просьбе Суслова Берия усилит войска НКВД на территории Литвы. Литву разделят на семь оперативных секторов. В каждом – по полку внутренних войск. Плюс действуют объединенные пограничные полки. Плюс девять полков НКВД перебрасываются из Восточной Пруссии.
В соответствии с официальной трактовкой вся эта мощь брошена против литовских кулаков. В реальности основу литовского партизанского движения составляют крестьяне-середняки и бедняки.
Дальше в партизанах по численности идет интеллигенция. Потом уже – так называемые кулаки. Примерно столько же – учащихся школ и студентов. Несомненно, в рядах «лесных братьев» есть бывшие полицаи, хотя большинство ушло с немцами, есть дезертиры из Красной Армии, литовские уклонисты от призыва в Красную Армию и есть уголовники, нацеленные на грабеж. От уголовников партизаны стремятся избавиться. Они компрометируют в глазах населения. К партизанам прибиваются освобожденные узники немецких лагерей, которые не ждут ничего хорошего на родине. Но подавляющее большинство – это крестьяне, которые привыкли работать на земле и хотели работать.
Из воспоминаний советских правозащитников, сидевших вместе с бывшими «лесными братьями» в середине 60-х: «У этих лагерников отношение к труду, какого уже нет на воле. Даже в лагере они работали старательно, упорно, с любовью к делу».
В 45-м – партизан около 30 тысяч по всей территории Литвы. В последующие два года их число растет.
Литва – сельскохозяйственная хуторская страна. Между теми, кто в поле, и теми, кто в лесу, расстояние минимальное.
В Литве в рыночной системе отношения между крестьянином и государством были отлажены. Крестьяне платили налоги в денежной форме. В 41-м новая власть потребовала платить натурой: хлеб, мясо, молоко, сено и даже солому – все надо сдавать. Нормы заготовок постоянно увеличиваются, как это принято в СССР.
Во время немецкой оккупации эта система не меняется. Берия докладывает в июле 44-го года Сталину: «Крестьянам запрещено продавать на сторону сельскохозяйственную продукцию. Они должны полностью сдавать ее оккупационным властям. В некоторых волостях с апреля 44-го года стали требовать выполнения поставок в счет 45-го года. Уклоняющиеся от сдачи немцам сельхозпродукции подвергаются заключению в лагеря и отправляются на каторжные работы в Германию с конфискацией имущества».