Внутри страны население в столице и больших городах в связи с приходом Андропова испытывает неясные надежды и просто интерес к новой ситуации после 18 лет правления Брежнева. Новый генсек Андропов обновляет ситуацию с ходу просто тем фактом, что он в недавнем прошлом глава КГБ.
Прежде всего он привлекает внимание интеллигенции, так как именно интеллигенция – и творческая, и научно-техническая – была в фокусе андроповской деятельности в его бытность в КГБ. Теперь, с приходом Андропова на вершину власти, его потенциал неожиданно получает новую трактовку. Говорят, что Андропов лично исключительно информирован. Это его огромный плюс по сравнению с Брежневым. Он просто не может не отдавать себе отчет, на краю какой экономической пропасти находится Советский Союз.
В среде творческой интеллигенции пошли слухи из кремлевских коридоров, что Андропов называл своей целью «позволить советскому обществу то, что позволяет себе Запад: большую свободу мнений, информированности, разнообразия в искусстве. Конечно, не сразу, лет через пятнадцать».
Но все-таки. И потом, у нас же все реформы всегда идут сверху. Тут же вспоминали советников Андропова, когда он работал в ЦК, еще до КГБ: это люди либеральных взглядов, антисталинисты – Арбатов, Бовин, Шахназаров, Бурлацкий. Бовин говорит:
«Да, Андропов взял в Отдел несколько человек неаппаратного склада. Андропов не практиковал «совещания интеллектуалов со спорами и дискуссиями». Но с Андроповым было интересно работать. Андропов – самый образованный член брежневского Политбюро».
В прошлом у Андропова семилетка, работа помощником киномеханика в железнодорожном клубе, телеграфистом, матросом, техникум, немного учебы в Петрозаводском университете, потом Высшая партшкола при ЦК КПСС. Бовин говорит:
«Андропов умеет и любит думать. Его не смущают неожиданные ходы мысли. Правда, есть граница, которую лучше не переходить. Это – интересы социализма. В понимании Андропова для их защиты следует применять жесткие, крутые меры».
Андропов, бывший послом в Венгрии в 56-м, всегда будет совершенно убежден в правильности военного подавления венгерского народного восстания.
В 68-м, в качестве главы КГБ, Андропов будет естественным сторонником ввода войск в Чехословакию. Но в 82-м, после избрания Андропова Генеральным секретарем, даже всегда жесткий, желчный писатель Юрий Нагибин пишет в дневнике:
«Странно, но я ждал чего-то разумного, конструктивного, верил в серьезность попытки восстановить утраченное достоинство страны и народа».
Западные радиостанции транслируют на СССР высказывания авторитетных советологов: избрание Андропова – одно из наиболее благоприятных событий, происшедших в СССР в последние годы. Дискуссия идет о том, кто он – либерал или просвещенный консерватор. Некоторые иностранцы, как им свойственно, заблуждаются совсем глубоко и сообщают, что Андропов свободно говорит по-английски, любит виски, джаз и Пикассо.
С другой стороны, приход Андропова радует тех граждан СССР, которые мечтают найти в Андропове «твердую руку», хозяина, который быстро наведет в стране порядок. Под хозяином, естественно, подразумевается Сталин и его вариант порядка. Короче, для разнонаправленных групп населения, которые испытывают интерес к происходящему, срабатывает главный советский миф: независимо от знака «плюс» или «минус», КГБ – единственная организованная, эффективная и не коррумпированная структура в стране. Больше положиться не на кого.
Основной массе населения происшедшее безразлично. Тот же Юрий Нагибин, много ездящий по российской провинции, пишет: «Было ли еще когда такое, чтобы власть лезла к гражданам в душу, мозг, распорядок дня, чтение, постель, в задницу, наконец, и чтобы народ при этом настолько эту власть игнорировал, не замечал и не принимал всерьез? В этом есть что-то величественное». Нагибин пишет: «Мы так привыкли ко лжи, что нам на все насрать. Вот уж воистину: «Мы живем, под собою не чуя страны».
Надо сказать, Андропов распространяет на себя самого это мироощущение, сформулированное уничтоженным поэтом Мандельштамом. Заместитель Андропова по КГБ Крючков, впоследствии член ГКЧП, введший в 91-м году в Москву танки, говорит, что Андропов считал необходимым сначала разобраться в обществе, понять, что оно из себя представляет.
В 30-е годы и после войны ОГПУ, затем НКВД, МГБ, судя по запискам, сводкам и докладным, имели достаточно адекватную картину жизни населения, которая радикально отличалась от официальной версии. Полученная информация использовалась в целях тотального контроля. В послесталинские времена, в оттепель, с отходом от массового террора, происходит ряд выступлений с экономическими требованиями. Власть применяет оружие. Выступления в начале брежневского правления сходят на нет. На самом деле основная масса населения в смысле социальной активности обезврежена Сталиным на десятилетия вперед. Власть и КГБ сосредотачиваются на борьбе с интеллигентским инакомыслием.
То есть даже профессионально Андропов страны не знает, не говоря уже о том, чтобы «чуять» ее.
Из будничного разговора пятидесятилетней женщины, работающей на химическом заводе, в 83-м году. Жизнью она в целом довольна, вот только сын никак не женится. «А сын не пьет?» – «Пьет, конечно. Но он не алкаш, может четыре месяца не пить, а потом неделю закладывает. Это еще хорошо! На заводе-то то и дело гибнут рабочие от неочищенного спирта и взрывов. Все пьют: и рабочий класс, и начальство, и простые инженеры. Какая там охрана труда, какая безопасность, кто об этом думает? С утра у всех одна забота: где бы достать». Вот у меня, – говорит женщина, – под контролем чистый спирт. С его помощью я могу заставить людей работать».
Эти люди – не объект Андропова. У него в разработке – советская интеллектуальная элита. Диссидентам с не слишком звучными именами – тюрьмы, психушки. Сахарову – ссылку. Солженицыну, Ростроповичу, Вишневской, Аксенову, Войновичу – высылку из страны с лишением гражданства. Применение такой меры, как лишение родины, вероятно, снискало Андропову славу либерала от КГБ. Он ведь не расстреливал, как Ежов и Берия, правда, и Сталина над ним не было.
Сам он, скорее всего, усматривал в этом возврат к ленинским нормам, в чем был, несомненно, прав, так как именно Ленину принадлежит идея насильственного выдворения интеллигенции из страны.
У Ленина была четкая позиция в отношении интеллигенции.
Еще 15 сентября 1919 года Ленин в ответ на письмо Горького выдал ставшую знаменитой чеканную формулу: «Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и усиливаются в борьбе против буржуазии и ее приспешников интеллигентов, лакеев буржуазии, которые считают себя мозгом нации. На самом деле они не мозг нации, они ее говно».
Ленин не терпел в интеллигенции склонности к рефлексиям, к сомнениям. Они были опасны для его утопической идеи и доставшейся ему власти.
Он собрал лучших из русских интеллигентов, посадил их на пароходы и за их же счет выслал. Кто попробует вернуться – расстрел.
Андропову во второй половине XX века, когда крестьян уже почти не осталось, рабочим не до политики, опять, как при Ленине, приходится иметь дело с интеллигенцией. Андропов выстраивает систему так называемого «профилактирования граждан» – термин отдает чем-то медицинским. Подразумевается штатный и внештатный контроль за подозрительным контингентом на всех уровнях – от студентов, работников НИИ, преподавателей до известных писателей, поэтов, знаменитых режиссеров, как Юрий Любимов, Олег Ефремов, Алексей Герман и Андрей Тарковский. КГБ при Андропове становится надсмотрщиком в интеллектуальной сфере, т. е. выполняет в определенном смысле духовную работу. Вероятно, именно это обстоятельство способствовало тому, что Андропов приобрел образ интеллигента, хотя ему это, по ленинским меркам, не должно было импонировать.
Андропов абсолютно в ленинском духе убежден, что интеллигенция не может быть самостоятельна, не имеет собственных убеждений и просто продажна. Если в прошлом она была приспешницей отечественной буржуазии, то теперь, за неимением оной, интеллигенция подвержена влиянию Запада. И тут уж прямое дело КГБ.
Тема неустанного повсеместного влияния Запада, виновного во всех наших бедах, не отпускает лично его в КГБ и не отпустит после прихода на высший пост в стране.
В июне 83-го на Пленуме ЦК Черненко выступает с докладом на тему «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии». Черненко монотонно читает по бумаге о том, что необходимо давать принципиальную партийную оценку «действиям тех лиц, которые поют с чужого голоса, распространяя всякого рода сплетни и слухи».
Его неожиданно прерывает Андропов. Он обращается к участникам Пленума ЦК, т. е. к своей высокой партийной номенклатуре: «Мне известно, что в этом зале находятся люди, которые позволяют себе в беседах с иностранцами распространять ненужную и вредную для нас информацию. Я не буду сейчас называть фамилии. Товарищи сами знают, кого я имею в виду. И пусть они запомнят, что это последнее предупреждение».
Люди к «влиянию Запада», которым поглощен глава государства, равнодушны.
Главный предмет массовых разговоров в 83-м году – где что достать. Скажем, туалетную бумагу. Стоит ей появиться в магазине, слух разносится моментально, рабочие места в округе пустеют, все выстраиваются в очередь. Это – в Москве, в провинцию туалетную бумагу и не завозят. Так вот это нормально – в столице гордо идти по улице с гирляндой туалетной бумаги на шее. Все встречные спрашивают: «Где брали?» А вы в ответ так, с достоинством: «Там уже кончилась».
На самом деле мысль о том, что сначала надо составить представление о стране, которой управляем, принадлежит не Андропову. Она появляется в первоначальном варианте статьи под названием «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР», которая выйдет под именем Андропова. Статью, как водится, писал коллектив авторов.