Еще летом 83-го года Черненко предложил снизить нагрузку членам Политбюро старше 65 лет, жестко ограничить их время работы интервалом с 9.00 до 17.00, предоставить им более продолжительный отпуск и один день в неделю для работы в домашних условиях. Андропов поддержал Черненко. Он сказал:
«Ведь можно по-всякому смотреть на возрастной состав Политбюро. Здесь – концентрация политического опыта нашей партии. И поэтому спешная замена людей далеко не всегда может быть на пользу дела».
Андропов успеет освоить «ядерный чемоданчик», который появился при нем, в 83-м. Успеет потренироваться в ведении учебных войн.
Но осенью 83-го на заседаниях Политбюро его уже не будет.
В последний раз он был в Кремле 1 сентября 1983 года, в день, когда советский истребитель сбил над Сахалином пассажирский «Боинг» с 269 людьми на борту.
Из 13 месяцев правления последние 5 месяцев Андропов не появлялся на людях. Он все время в больнице. За три недели до его смерти, в середине января 84-го года, трудящиеся города Москвы без тени сомнения единодушно выдвинут его своим кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.
Система и население демонстрируют полную беззаботность.
1984
«Вот и проводили еще один год и встретили новый, – начинает дневниковую запись 1 января 1984 года писатель Юрий Нагибин. – Я устал, и время устало от лжи, демагогии, отсутствия жратвы, низости правителей. Всякое столкновение с тем, что заменяет у нас действительность, ошеломляет. Представить себе всю степень коррупции, взяточничества, трусости, перестраховки, забвения всяких приличий, – невозможно».
В феврале 84-го года главного режиссера и основателя, создателя знаменитого Театра на Таганке Юрия Петровича Любимова решают выгнать из партии. Указание спущено из горкома партбюро театра. Партбюро собирается утром 9 февраля 84-го года. Самого Любимова нет. Его настоятельно попросили поехать поработать за границу еще в 83-м.
Театр Любимова – культовый. А это означает, что помимо творческой составляющей, театр известен тем, что спектакли в нем регулярно запрещаются, но Любимов отбивает их, и они идут.
Запрещают спектакль «Павшие и живые» по стихам военных поэтов. Это в год 20-летия Победы над фашизмом. Не понравились еврейские фамилии.
Велели заменить фамилии, но запутались, кто еврей, а кто – нет. Тогда помог писатель Паустовский, который походатайствовал перед премьером Косыгиным. Правда, попытались затоптать Вечный огонь, который был зажжен Любимовым в театре до того, как появился у Кремлевской стены. Прислали генерала пожарной службы. Тот увидел, как весь зрительный зал встает в тот миг, когда зажигается огонь, и сказал: «Огонь я беру на себя».
И с Маяковским скандал был. И с Есениным. Начальство привезло в театр двух старушек – сестер Есенина. И они сначала говорили, что спектакль – оскорбление Есенина. А потом вдруг одна старушка как скажет другой: «Что ты говоришь, Сережа был бы счастлив, что это поставили. Тебя просто напугали, что пенсию отнимут».
И с Галилеем скандал был. Высоцкий – Галилей – на голове стоял. Принимающие спектакль закричали: «Немедленно это убрать! Такой великий ученый и на голове стоит?» Любимов ответил: «Только что в Москве был Джавахарлал Неру, его ТАК принимали, а вы знаете, он каждое утро полчаса на голове стоит. Это освежает мозги». Они ответили: «Если так, то оставим».
Потом был скандал со спектаклем «Живой» по повести Можаева. Запретили. Правда, Любимов всегда приглашал зрителей на прогоны и генеральные репетиции. Поэтому многие запрещенное видели, и впечатления широко разлетались. Министерство культуры вынуждено было сплотить ряды с Министерством сельского хозяйства. Потому что сюжет спектакля разворачивается в деревне. Привели на просмотр сельскохозяйственную номенклатуру, чтобы они, вроде как от земли, заклеймили спектакль. После запрета «Живого» Любимова первый раз сняли с работы и исключили из партии. Но он написал Брежневу. И его приняли в партию обратно.
Ситуация со спектаклем «Живой» – это 68-й год. Из воспоминаний Любимова о 68-м годе: «Когда наши танки вошли в Чехословакию, мне приказано было проводить в театре митинг в поддержку. А я сказал: «Пусть это делает директор. Он был назначен до меня». Я вышел из театра и уехал. А когда меня потом стали спрашивать: «А где вы были?» Я говорю: «А меня вызвали в ЦК». Любимов продолжает: «Я не строю из себя героя-смельчака. Я всегда вспоминаю слова Рубена Николаевича Симонова: «Я ни разу не поднимал руки, а выходил покурить». Кто не жил при советской власти, не поймет.
Любимов виртуоз в деле общения с советской властью. Если бы не это его умение, его театра давно бы вообще не было. Таковы правила существования искусства в постсталинском СССР. Хотя, конечно, что с чем сравнивать. Всеволод Мейерхольд – знаменитый революционный режиссер, одно время даже осуществлял административное руководство театрами, постановщик сталинских парадов на Красной площади. В числе прочего Мейерхольд придумал, чтобы дети бежали через площадь дарить вождям цветы. Дети потом все годы советской власти бегали на Мавзолей. Сталину в 37-м году эта идея с детьми очень понравилась. Но Мейерхольд через два года после этого парада, в 39-м, на Всесоюзной конференции режиссеров скажет: «По совести моей, я считаю происходящее сейчас в наших театрах страшным и жалким. Я знаю, что это бездарно и плохо. И это убогое и жалкое, называющееся социалистическим реализмом, не имеет ничего общего с искусством. А театр – это искусство! Охотясь за формализмом, вы уничтожаете искусство!»
В 1963 году, когда Любимов в Щукинском училище со своими студентами поставит брехтовского «Доброго человека из Сезуана», спектакль решают «закрыть как антинародный и формалистический». То есть к Любимову в оттепель те же самые сталинские по духу претензии, что были и к Мейерхольду в 39-м, которые для Мейерхольда были настолько невыносимы, что он не смолчал и поплатился за это жизнью. Мейерхольд будет арестован и уничтожен после зверских пыток. А его жена будет зарезана.
После Сталина режиссеров не убивают. Но надзор за театром неусыпный. Любимов говорит:
«Театр всегда находился под тройной цензурой. Надо было получить лит на пьесу (т. е. разрешение цензора), разрешение на репетиции, а потом приходили приемочные комиссии смотреть спектакль».
В предложенных обстоятельствах наиболее эффективным способом сохранения спектакля служит общение с первым лицом в государстве, если это общение удается находить. Этот способ был экспериментальным путем опробован, можно сказать, открыт академиком Павловым в общении со Сталиным. Павлов считал такое общение напрямую наилучшим в целях физического самосохранения при массовом терроре, а также единственным способом высказаться в обстановке всеобщего молчания и страха.
Свое ноу-хау академик Павлов передал по наследству академику Капице. Незадолго до смерти он так и сказал: «Я умру – вы будете им писать».
Петр Леонидович Капица, который работал в Англии, приехал ненадолго в СССР и не был выпущен обратно, следует совету Павлова, вступает в переписку со Сталиным, что как минимум сохраняет жизнь ему самому, кроме того, жизнь гениальному физику Ландау и как максимум сохраняет при этом независимость собственной позиции вплоть до отказа от участия в Атомном проекте.
После смерти Сталина, когда живодерня прекратила массовую работу, метод Павлова-Капицы не утратил своего смысла. Общение с первым лицом повышает статус и иммунитет того, кто к этому, первому, лицу имеет доступ. И главное, дает большой результат, потому что в советской системе все значимое происходит с оглядкой на самый верх.
Петр Леонидович Капица – добрый друг Юрия Петровича Любимова. В 1981 году после запрета спектакля о Высоцком Любимов из дома Капицы звонит по вертушке секретарю ЦК Черненко, который в тот момент правая рука Генерального секретаря Брежнева. Любимов через Черненко несколько раз передавал свои письма Брежневу.
Любимов звонит от Капицы Черненко и рассказывает, что к нему, Любимову, в театр явились трое, чтобы зачитать приказ о строгом выговоре с последним предупреждением о снятии с работы. Зачитывание приказа проходило в кабинете Любимова, расписанном знаменитыми людьми со всего мира. Пришедшие с приказом сначала решили было, что стены кабинета надо бы покрасить. Потом одумались. Кто-то, увидев на стене иероглифы, спросил: «Это кто, китайцы?» (С Китаем СССР тогда был в ссоре.) Любимов ответил: «Нет, все японцы, китайца ни одного». Интересовавшийся сказал: «Надо сделать перевод, а то не поймешь». Вот после этого зачитали приказ с предупреждением. Любимов выслушал, расписался и попросил покинуть кабинет. Ему в ответ говорят: «Это кабинет не ваш – государственный». Любимов вышел из кабинета. Они немного посидели и ушли. А он вернулся. Вот все это Любимов по телефону рассказывает Черненко.
Черненко в ответ произносит: «Не может быть! Ну и ну, вот, оказывается, до чего мы дожили. Позвоните мне, я разберусь».
Сам Черненко, как ни удивительно, бывал в Театре на Таганке. В частности, на «Мастере и Маргарите».
Это нормальная советская практика. В неблагонадежный театр Любимова ломится вся номенклатура с женами, детьми и дальними родственниками.
Особенно когда съезды, сессии. Из 620 билетов в кассу попадало 180. Остальные билеты шли в Совмин, в ЦК, в КГБ, в МК, в райкомы.
«При этом на официальном уровне, – вспоминает Любимов, – считается, что в театр ходят фрондирующая молодежь и евреи».
Чиновники любят задавать Любимову вопрос: «Какой контингент к вам ходит?» Он им отвечает: «Вы сами забираете большую часть билетов, куда вас отнести? К фрондирующей молодежи или евреям?»
На «Мастера» приходил замминистра внутренних дел с женой и дочкой, посмотрел, потом спросил Любимова: «Кто же это разрешил?» Любимов говорит: «А что вам показалось тут крамольного, ведь этот роман издан». Замминистра спрашивает: «Да-да, но все-таки кто-то же это разрешил?» Любимов говорит: «Ну, все это знают». Замминистра говорит: «Ну раз разрешили, конечно. А вы сами не чувствуете, что надо бы тут немножечко…» Любимов говорит: «А что вас смущает? Голая дама спиной сидит». В спектакле актриса Шацкая, игравшая Маргариту, сидит обалденной, глубоко обнаженной спиной к залу. Жена замминистра говорит: «Ни к чему это так уж». Любимов отвечает: «Да, может, вы и правы, потому что многие чиновники, когда принимали, все спрашивали: «А что, спереди она тоже открыта?» Я им предлагал зайти посмотреть с той стороны».