Нефть – единственная настоящая валютная опора экономики СССР. На доходы от продажи нефти давно закупается зерно, потребительские товары, обслуживается внешний долг, финансируется армия и ВПК. От цен на нефть зависит весь советский бюджет. Когда в 1979 году советское руководство вводило войска в Афганистан, оно, судя по всему, не думало о том, что цены на нефть могут измениться. Хотя хорошо известно, что цены на нефть зависят не только от экономических, но и политических факторов.
Более того, очевидно, что и КГБ во главе с Андроповым не выполнил своей первейшей обязанности по обеспечению безопасности страны.
В 1981 году руководитель ЦРУ США Кейси совершает визит в Саудовскую Аравию. Саудовская Аравия воспринимает советское вторжение в Афганистан как потенциальную угрозу для себя. Вследствие этого меняется отношение Саудовской Аравии к Соединенным Штатам, т. к. поддержка супердержавы оказывается крайне существенной в новой ситуации. Штаты, в свою очередь: нуждаются в низких ценах на нефть.
По совокупности интересов Саудовская Аравия втрое увеличивает добычу нефти – и это оборачивается беспрецедентным в истории обвалом цен. Получается, что КГБ проспал ответственный момент в мировой политике, что странно, потому что именно Андропов неоднократно участвовал в манипуляциях нефтяным рынком. Так, в 1974 году КГБ содействовал Народному фронту освобождение Палестины в ведении нефтяной войны против союзников Израиля. В частности, КГБ поставлял специальные технические средства для диверсионных действий, а именно для ударов по крупным нефтехранилищам и супертанкерам в различных регионах мира. Либо в КГБ знали, что идут переговоры между США и Саудовской Аравией, сообщали об этом в Политбюро, но там были слишком увлечены игрой в Афганистане, а сам Андропов был слишком близок к высшей власти, чтобы ломать свою игру давлением на Брежнева. То есть ни в каком смысле не просчитанная советская авантюра в Афганистане к 1985–1986 гг. обваливает советский бюджет.
Рыжков, только ставший премьером в 85-м, не скрывает эмоций: «Как будто специально, нарочно, именно в 1986 году на мировом рынке произошло резкое снижение цен на нефть и газ». Его можно понять. Рухнула основа экспорта, и ее абсолютно нечем заменить. Рыжков говорит:
«Наши товары на мировом рынке не конкурентоспособны. Продукция машиностроения шла практически только в социалистические страны. «Капиталисты» брали менее 6 %».
И дальше Рыжков с досадой:
«Если что и было у нас конкурентоспособное на мировом рынке, то это оружие. Поставляли соцстранам и некоторым странам Азии и Африки. По политика не позволяла нам торговать с теми, кто не исповедовал социализм. Яна собственной шкуре почувствовал, что такое торговать оружием с так называемыми друзьями. Это постоянно растущий долг за наши же поставки. Одно только общение с несгибаемым вождем Ливийской Джамахирии Муаммаром Каддафи, с легкостью опаздывающим навстречу аж на полчаса, чего стоило!»
Рыжков бесконечно может вспоминать о советской экономике. «Вот, – говорит, – было такое понятие: «экспортная продукция». Мол, что для себя – можно похуже, а для зарубежных партнеров уж расстараемся. Стонали, но старались». К Рыжкову, директору Уралмаша, приходили начальники цехов, жаловались «Николай Иванович, давайте откажемся от экспорта. Ведь мука-же, а не работа! Каждую гайку прокрась». Рыжков говорит:
«При всеобщей разболтанности и при отсутствии конкуренции на внутреннем рынке экспортная продукция худо-бедно поддерживала уровень производства. И только. Другую выгоду от нее я, директор завода, не видел».
Валюту за проданные изделия получало Министерство внешней торговли, а директор Рыжков ходил и клянчил валюту на приобретение нового оборудования». Говорит: «Хорошо, коли давали, а могли и послать подальше». И тут же продолжает: «Как мы все тянулись к импортному оборудованию. Выпрашивали, выскандаливали то, что нами же было заработано. Побеждал тот, у кого больше пробивной силы, лучше связи».
В 86-м, при Рыжкове, выходит постановление ЦК и Совмина, которое позволяет предприятиям самостоятельно выходить на внешний рынок. Это ломает советскую монополию внешней торговли. То есть теперь продал – получил. Валютная прибыль – в карман предприятия. Дальше можешь покупать оборудование по собственному усмотрению. Кроме того, на часть валюты можно покупать потребительские товары для работников предприятия. То есть схема прекрасная. В реальной жизни все пошло по-другому.
Иного и не могло быть. Удивляться нечему. Советская власть не могла пройти даром для страны. 30 лет интенсивного сталинского руководства воспитали презрение к собственности, презрение к закону, отбили самостоятельность, инициативность и навыки ведения собственного хозяйства и полностью исчерпали трудовой энтузиазм. Следующие 30 лет советской власти, по сути, были массовым отдыхом от сталинизма и у руководства, и у народа. Это была заслуженная пенсия целой страны. Чисто советская радость от иждивенчества. Первые экономические возможности основная масса людей использует в соответствии с историческим воспитанием, т. е. не верит, что оттепель надолго, и поэтому стремится урвать клок с давшего слабину государства.
Все начали продавать все подряд, все, что на предприятиях было ликвидно, пусть дешево, по демпинговым ценам, главное – продать. Очень быстро пошел бартер – прямой товарообмен. Больше всего все хотели приобрести товары народного потребления. Советский дефицит на все всех достал. Поэтому в ход шло дефицитное сырье, цветные металлы, любое оборудование – только чтобы получить взамен одежду, обувь и еду.
Кроме того, в 86-м принят Закон об индивидуальной трудовой деятельности, разрешавший частную деятельность в создании кооперативов по производству товаров народного потребления и оказанию услуг.
Кроме того, в 87-м принят Закон о государственном предприятии. Закон дает свободу в распоряжении прибылью, позволяет создавать советы трудовых коллективов, разрешена выборность директоров. Это первые спустя 65 лет после НЭПа шаги в направлении либерализации экономики. Рыжков на Политбюро в феврале 87-го говорит:
«Десятки лет мы отвергали кооперацию. И может быть, многих безобразий не было бы, если бы мы шли от Ленина, как начато было в 20-х годах».
Вне стен Политбюро до Ленина никому нет дела. По-крупному в кооперативную деятельность с ходу включается Комитет государственной безопасности. Под его крылом создается государственно-кооперативный концерн, который начинает торговлю оружием. В 89-м дело вскроется. Будет скандал, который затронет и Рыжкова. Рыжков оправдывается, говорит, что в КГБ вроде как «жуликов меньше, чем в других структурах, и что «в деловых качествах гэбистов» он не сомневался. Потом Рыжков скажет, что его «откровенно дурили».
Уровнем ниже – та же история. Полученную самостоятельность члены советов трудовых коллективов воспринимают буквально. Раз в ход пошел революционный лозунг «заводы рабочим», значит, в первую очередь следует поднять работникам зарплату. В кооперативах зарплата растет еще быстрее и в 1989 году вдвое превысила зарплату рабочих и служащих. Но тенденция и в кооперативах, и на госпредприятиях одна и та же: люди одни и те же. Более того, большинство кооперативов создается при государственных предприятиях. Кооператив берет сырье у госпредприятия по госцене, изготовляет, условно говоря, вареные джинсы из этого сырья и продает по рыночной цене. Или просто перепродает продукцию госпредприятия, а прибыль делится между руководством предприятия и кооперативом. Это и есть начальный период сколачивания будущих состояний.
Рыжков объективно оценивает то, что получилось после начала экономической либерализации:
«Да, люди стали получать больше денег, к этому мы стремились. Но деньги появились, а товаров не прибавилось. Это называется «неудовлетворенный спрос».
То есть денег у людей стало больше, но в оборот они не идут, их не на что потратить. У советского государства нет товаров. И купить за границей не на что, потому что нефтяные цены упали. А на закупку самого необходимого пущены валютные резервы, которые быстро истощаются и не пополняются. При этом сохраняются высокие оборонные расходы, расходы на содержание просоветских режимов, траты на лоббистские проекты, до 89-го года на войну в Афганистане, плюс растущие внешние долги. Сочетание старых советских экономических привычек с несистемными шагами по либерализации экономики вводит страну в финансовый кризис.
Рыжков в курсе, что следует безотлагательно делать в этой ситуации. Он прямо говорит: «Реформы в экономике – или их надо проводить полностью, или не проводить вовсе». Это Рыжков о том, что надо было проводить реформу ценообразования. «Осенью 87-го, – говорит Рыжков, – мы настойчиво ставили вопрос о реформе цен. Давайте от слов к делу пойдем, хватит болтать о реформах. А нам в ответ: подождите, не спешите, еще не время, народ нас не поймет». Рыжков говорит: «Я не настоял. И это была крупная ошибка». Горбачев не поддерживает Рыжкова с реформой ценообразования. У него, Горбачева, начинает падать рейтинг, и он боится любых действий, которые могут усугубить это падение. Ни в 87-м, ни в 88-м никаких изменений в ценообразовании не происходит.
В 89-м на II Съезде народных депутатов премьер Рыжков делает доклад: «Крайне сложное экономическое положение страны. Бюджетный дефицит. Мы жили не по средствам. Валютный дефицит. Сырьевая зависимость. Хронически больная инвестиционная деятельность, монополизация производства, порочная ориентация на развитие тяжелой индустрии, крайне неблагополучная экология. Отсталый технический уровень, невосприимчивость народного хозяйства к техническому прогрессу».
В этом же докладе Рыжков скажет:
«Без реформы ценообразования экономическая реформа невозможна. При сохранении старой системы цен главные проблемы решить нельзя».