В массе люди ничего не понимают и отдают ваучеры за гроши.
В 92-м возникают чековые инвестиционные фонды, которые берут ваучеры у населения и, по идее, должны их выгодно вложить. В основном в этих фондах ваучеры будут украдены. Почти 40 миллионов ваучеров украдено. На них фонд покупал акции, а потом продавал их на баланс структур, которые контролировались влиятельными в регионе группировками. Эти группировки – бывшая партийно-комсомольская власть, сошедшаяся с чистым криминалом.
Государство в 92-м не в состоянии осуществлять контроль, государство новое и слабое. Но ждать, пока возникнут и окрепнут новые государственные институты, нельзя, потому что советская экономическая система рухнула. СССР нет. КПСС нет. На пустом месте нужно срочно создавать новую экономическую систему.
На предприятиях приватизация предусматривала передачу 51 % акций членам трудового коллектива, т. е. люди меняли ваучеры на акции и становились совладельцами. Но это юридически, фактически всем заправляют прежние директора. Они имеют поддержку в отраслевых министерствах, шантажируют центральную власть, дешево выкупают долю рабочих и становятся единоличными владельцами.
Гайдар знал, что номенклатура уже вошла во вкус и заточена на то, чтобы конвертировать остатки былой власти в собственность.
Гайдар знал, что попытка отлучения бесчисленной советской номенклатуры от приватизации – это война. Но он был убежден, что главное – это правила игры. Правила могут быть старые: телефонные, тайные, административные. А могут быть цивилизованные: открытые, писаные, экономические, основанные на конкуренции, защищенные независимым судом. Если советские директора и бывшие секретари райкомов будут играть по новым правилам, система уже не будет номенклатурной. Главная гайдаровская задача – сделать собственность отдельной от власти, отделить собственность от бюрократии.
Но старая номенклатура все делает по-старому. Она не меняет систему управления, она не стремится привлечь иностранные инвестиции, ей плевать на акционеров-рабочих. Чубайс пишет:
«Только в отдельных отраслях, например в телекоммуникациях, благодаря министру Владимиру Булгаку шла реструктуризация предприятий и в результате привлечение инвестиций. Без этого удивительного отраслевика-реформатора мы не имели бы современной мобильной телефонии и Интернета в России».
Реальные преобразования в промышленности начнутся только в 97-м году. То есть с 92-го по 97-й – активное сопротивление реформам, выжидание и только потом начало работы и реального управления собственностью. Это пять лет номенклатурного сопротивления, которые усилили тяжесть начала реформ и сформировали негативное отношение, оставили ощущение, что именно вследствие реформ все развалилось.
Гайдара не утвердят премьер-министром, фактически уберут в декабре 92-го года. На VII Съезде народных депутатов. Накануне съезда к Гайдару ходят люди из оппозиции, из директорского корпуса, из военно-промышленного комплекса, обещают поддержку, если Гайдар введет в правительство их людей. Хотят ослабления бюджетной политики, то есть хотят денег.
Гайдар не был романтиком, но он недооценил советскую власть. Старые советские кадры выросли в системе с извращенным, противоправным, коррупционным сознанием. Они выросли в системе тотального дефицита, когда власть – это доступ к материальным благам, недоступным другим. И за эту отдельную жизнь не жалко ничего. С этим сознанием они входят в бизнес. Это сознание они транслируют следующему поколению. Это их главное напутствие следующему поколению.
Гайдар этим людям противопоказан. Ельцин не смог сломить этот напор.
Самое горькое в истории Гайдара – это то, что реформы начала 90-х не приняла интеллигенция. Они не стали революцией интеллигенции, к которой принадлежал сам Гайдар.
Этому есть рациональное объяснение. Интеллигенция в СССР со сталинских времен – привилегированный слой, т. е. значительная часть интеллигенции была уничтожена, а оставшаяся получила особый статус. Техническая интеллигенция – потому что работала на военно-промышленный комплекс. В силу этого у нее хорошие зарплаты, она на особом снабжении, с бронью от армии, работает в закрытых институтах вплоть до проживания в отдельных закрытых городах. Гуманитарная интеллигенция так или иначе работала на идеологию. В научной среде бывали ближе или дальше от прямой идеологии, но все знали правила игры, соблюдали их и давно привыкли к ним.
Еще по сталинской задумке интеллигенцию необходимо было максимально приблизить по доходам к номенклатуре и тем самым слить с ней. В оттепель в этой истории происходит сбой. Научно-техническая интеллигенция становится наиболее свободомыслящей, критически настроенной частью общества, но фокус в том, что при этом она продолжает жить на деньги военно-промышленного комплекса, которые берутся от продажи нефти.
Система крепко-накрепко повязала, прилепила к себе самую образованную, знающую, читающую часть общества. Обанкротившись сама, система лишила статуса принадлежавшую ей интеллигенцию.
В начале реформ у Гайдара не было денег на поддержание этого статуса. Это решило дело и сформировало отношение. Интеллигенция, за редкими исключениями, Гайдара не отстаивала. Занятно, что при самом негативном употреблении словосочетания «шоковая терапия» в России сохранилось на редкость теплое, родственное отношение к чужому премьер-министру, человеку жесточайших либеральных убеждений и еще более жестких либеральных действий, к автору британской шоковой терапии Маргарет Тэтчер. Когда в 93-м году, уже после отставки Гайдара, Тэтчер приедет в Россию, толпы людей будут с восторгом ее встречать, с придыханием говорить «железная леди» и даже кричать: «Тэтчер в президенты!»
В реальности мы пережили шок, но от серьезной терапии отказались. Привычно, по-советски, чем дальше, тем больше, мы опять доверились государству. А оно и радо. Государство – это ведь конкретные люди на конкретных должностях снизу доверху. В 96-м Гайдар напишет:
«… за разговорами об усилении контроля государства над экономикой, как правило, скрываются мощные, личные корыстные интересы».
И в последней книге в 2009-м опять напишет:
«Необходимо отделение власти, бюрократии от собственности».
Гайдар не был бы Гайдаром, если бы там же не написал:
«И главное, понимать, что реальное развитие событий на самом деле зависит сегодня от наших усилий».
1993
В 1977 году секретарь Свердловского обкома Ельцин выполнил секретное постановление Политбюро и снес Ипатьевский дом, в котором был расстрелян последний российский император Николай Второй и его семья. Постановление Политбюро о сносе Ипатьевского дома было инициировано Андроповым в русле его борьбы с диссидентством. В данном случае в фокусе андроповского внимания были диссиденты-монархисты, которых было немало в художественной и литературной среде и которые вызывали у Андропова не меньшую озабоченность, чем Солженицын и Сахаров.
О сносе Ипатьевского дома Ельцин в воспоминаниях напишет: «Помешать этому я не мог – решение высшего органа страны, официальное, подписанное… Не выполнить постановление Политбюро? Я, как первый секретарь обкома, даже представить себе этого не мог».
Местным жителям в основном прошлое Ипатьевского дома было не интересно. Перед сносом дома люди тащили из него паркет, решетки, кто что мог, и использовали в хозяйстве.
Ельцин в воспоминаниях напишет: «Тогда, в середине 70-х, я воспринял решение о сносе достаточно спокойно». Ельцин не корректирует свое прошлое.
Через 20 лет, в 98-м году, он, в середине своего второго президентского срока, больной, непопулярный, будет хоронить в Петербурге останки царской семьи. Это никак нельзя назвать популистским шагом. Он махнул рукой на свой рейтинг. А людям в стране мало интересны эти останки.
Но Ельцин хоронит эти несчастные кости, извлеченные из земли под Екатеринбургом, эти останки расстрелянных, которые заливали кислотой, жгли, закапывали, утрамбовывали грузовиками, которые 80 лет пролежали в земле и до которых ему, Ельцину, когда-то не было дела.
Более того, в связи с идентификацией этих останков он идет на конфликт с Церковью. Церковная позиция в этом вопросе – это отдельная история отношений Московского Патриархата и зарубежной православной церкви. Но в результате РПЦ выразила сомнение в подлинности царских останков, а значит, и в целесообразности захоронения их в Петербурге. Ельцин никогда не позиционировал себя как верующий человек. В отличие от его жены, для него вера стала новостью последних лет, и он, несмотря на крещение в детстве, никогда не заявлял себя давно и глубоко православным. При этом с Патриархом Алексием Вторым Ельцина связывают взаимные теплые и глубоко уважительные отношения. Конфликт в связи с захоронением царских останков болезнен обеим сторонам. Ельцин до последнего не принимает решение – будет ли он сам присутствовать на церемонии в Петропавловском соборе. Одним из факторов «за» считается письмо, которое написал Ельцину глубоко верующий человек академик Д. С. Лихачев. Другим объяснением приезда Ельцина является его речь, произнесенная на церемонии. Вероятно, это вообще лучшее выступление Ельцина – и содержательно, и эмоционально.
«Сегодня для России исторический день. Восемьдесят лет минуло со дня убийства последнего российского Императора и членов Его Семьи. Долгие годы мы замалчивали это чудовищное преступление, но надо сказать правду: расправа в Екатеринбурге стала одной из самых постыдных страниц в нашей истории. Предавая земле останки невинно убиенных, мы хотим искупить грехи своих предков. Виновны те, кто совершил это злодеяние, и те, кто его десятилетиями оправдывал. Виновны все мы. Нельзя лгать себе, объясняя бессмысленную жестокость политическими целями. Расстрел Семьи Романовых – результат непримиримого раскола в российском обществе на «своих» и «чужих». Его последствия сказываются и поныне. Захоронение останков жертв екатеринбургской трагедии – прежде всего акт человеческой справедливости. В нем символ единения народа, искупления общей вины. Перед исторической памятью народа в ответе мы все, и потому сегодня я не мог сюда не приехать. Как человек и как президент я должен быть здесь. Я склоняю голову перед жертвами безжалостного смертоубийства. Строя новую Россию, мы должны опираться на ее исторический опыт… Любые попытки изменить жизнь путем насилия обречены. Мы обязаны завершить век, который стал для России веком крови и беззакония, покаянием и примирением, независимо от политических взглядов, религиозной и этнической принадлежности… Давайте помянем тех, кто стал безвинной жертвой ненависти и насилия. Пусть земля будет им пухом».