Помимо политических проблем, это еще и разрыв экономических связей. В советском плановом варианте экономики и так давно нет. Те из партийно-промышленной элиты, кто имел доступ в ЦК КПСС, уже заняты приватизацией. Цены на нефть упали, страна – должник, кредитов в мире никто не дает. Продукты, которые раньше закупали за границей, теперь закупать не на что. А своих нет.
Ельцин в прошлом первый секретарь Свердловского обкома. Он по должности еще в конце 70-х знал реальную продовольственную ситуацию и не мог позволить себе заблуждений, характерных для населения в целом: как же так, вчера хоть какое-то мыло можно было купить, а теперь вот нет.
Конкретно о мыле в Свердловске вспоминает жена Ельцина Наина Иосифовна. В проектном институте, где она работала, сослуживцы в коридоре говорили ей, жене первого секретаря: вот в Челябинске мыло есть, а у нас даже мыла нет.
Ельцину удается выбивать мясо и масло к праздникам – к 7 ноября и к 1 мая. Один килограмм мяса на человека – к празднику. А так все по талонам, раз в месяц. Достижение, что при нем в Свердловске в свободной продаже появились яйца и куры. Собственно, в каждом регионе СССР вертятся как могут. При том, что все надо получать через разрешение Москвы. На строительство метро в Свердловске необходимо решение Политбюро. Финансирование метро завязано на Политбюро. Ельцин решит этот вопрос лично с Брежневым, т. е. все это классические способы хозяйственной деятельности второй половины советской власти. Тихий, глубокий застой. В Свердловске, в миллионном городе, в крупнейшей промышленной области, в конце 70-х годов тысячи семей живут в бараках. Секретарь обкома Ельцин волевым решением замораживает общую очередь на квартиры и переселяет в построенные дома людей из бараков. Дилемма для пьесы драматурга Александра Гельмана того же времени: прав ли секретарь обкома, когда семье из пяти человек, живущей в однокомнатной квартире, отказывают в новом жилье. А вместо нее в новую маленькую двухкомнатную заселяют семью из шести человек, живущую в десятиметровке в бараке и никогда не видевшую теплого туалета. В конце 70-х пьесу с таким социальным сюжетом Олег Николаевич Ефремов не отказался бы поставить во МХАТе. Это было бы несопоставимо острее и реалистичнее, чем шедшие тогда пьесы «Премия» и «Заседание парткома». Такую пьесу едва ли даже Ефремову удалось бы пробить.
На самом деле действия секретаря обкома Ельцина объясняются просто.
Десять лет его детства прошли в бараке. Барак – это фанерные перегородки, фанерные двери, отсутствие всякой отдельной жизни, жесткий, бесцеремонный быт на глазах у всех, убогая имитация гигиены. Так никогда не жили в деревне. Такого не было в городских коммунальных квартирах. Это жилье задумано с чисто лагерным пренебрежением к элементарным человеческим потребностям. Бараки строились как временное жилье, но стояли десять, двадцать, тридцать лет. И для многих стали местом обитания по гроб жизни. Барачное равенство в нищете мало утешало и никак не облегчало жизнь.
За стенами барака и этого равенства не было. Мать Ельцина, Клавдия Васильевна, вспоминает: в магазинах, где отоваривались продуктовые карточки, было два отдела – для населения и для начальства. Даже во время войны. В отделе для всех давали непросеянную муку, прогорклое масло, редко рыбу. В другую секцию народ не пускали. Клавдия Васильевна вспоминает, что ее сын пролез в этот особый отдел и увидел там сыр, белый хлеб и американскую тушенку. После этого сказал: «Мама, несмотря ни на что, я буду начальником».
В советское время в Свердловске Ельцин действительно сделает отличную карьеру. Сделает ее быстро и самостоятельно. В 32 года инженер-строитель Ельцин руководит многотысячным строительным коллективом. Он никогда нигде не был ничьим замом. Он склонен брать всю ответственность на себя. Он сам очевидный трудоголик. При этом жесткий руководитель. Большие штрафы, увольнения – в его почерке. С хозяйственной должности – переход в первые секретари обкома.
Соображения личной выгоды, материальной заинтересованности в карьерном росте Ельцину приписать нельзя. В Свердловске известно, что его семья живет скромно. Жена секретаря обкома ходит в магазин за продуктами. По номенклатурным меркам это демонстративно. На просьбу дочек достать джинсы Наина Иосифовна отвечает: «К фарцовщикам не пойду».
В конце 70-х, то есть в самые брежневские времена, секретарь обкома Ельцин устраивает публичные встречи с гражданами. Хотя граждане ему не избиратели. И ничто не предвещает, что они могут стать избирателями. Но он встречается с преподавателями, журналистами, студентами, шахтерами. Собираются сотни людей. Встречи длятся по пять часов. Он отвечает на записки. Записки бросают на сцену. Спрашивают: почему в общежитиях такая сырость и столько тараканов, почему в консерватории заставляют играть на инструментах с порванными струнами, почему в магазинах нет чая, нет постельного белья. Он отвечает жестко и откровенно: надежды на отдельную квартиру для каждой семьи до 1990 года точно нет. Продукты и дальше будут по талонам, нормированно.
Зачитывает записку о том, что жены и дети начальников пользуются казенными машинами в личных целях. Резко, откровенно комментирует ситуацию. Высказывания секретаря обкома не могли пройти мимо главы КГБ Андропова. Более того, тема борьбы с привилегиями должна была привлечь его внимание. Андропов уже предвкушает свой приход на высший пост в стране. Заняв его, Андропов начнет шумную борьбу с коррупцией и привилегиями. Но, во-первых, при закрытой политической системе и при дефицитной экономике эта борьба бесполезна. Во-вторых, Андропов преследует иные цели: под видом борьбы с коррупцией он хочет перетасовать старую колоду высшего советского чиновничества, разбавить новыми лицами, чтобы хоть как-то подлатать разваливающуюся советскую систему. Вероятно, поэтому Андропов обращает внимание на резкого Ельцина. Сообщает об этом секретарю ЦК Лигачеву. Через два года Лигачев – правая рука Горбачева.
В апреле 1985-го Ельцина переводят в Москву. До декабря 85-го он завотделом ЦК, потом секретарь ЦК по строительству. С декабря Ельцин – глава Московского горкома партии. С точки зрения Горбачева, это назначение можно счесть техническим: поставив Ельцина, Горбачев освобождается от многолетнего московского начальника Гришина, который был и при Брежневе, и при Андропове, и при Черненко. Когда Гришин появился по телевидению в непосредственной близости от уже недееспособного Черненко, многие даже сочли, что Гришин метит на высший пост. Горбачев на место многоопытного Гришина ставит провинциала Ельцина. Поведение Ельцина, введенного в изощренную аппаратную систему высшей власти, можно действительно счесть провинциальным: прямолинейное, не согласованное, вплоть до утраты контакта с Горбачевым.
Ельцин, кандидат в члены Политбюро, в час пик едет в троллейбусе. Ельцин утром на метро, потом на автобусе, едет к заводской проходной, там обсуждает с рабочими проблемы транспорта, жилья, питания.
Ельцин запрещает строительство в Москве новых заводов. Составлен план вывода из Москвы вредных производств.
Ельцин говорит о проблеме лимитчиков, говоря сегодняшним языком, о проблеме мигрантов. По официальной статистике с 1964 по 1985 год Москва поглотила более 700 000 приехавших в поисках московской прописки, потому что в провинции нет продуктов, нет надежды на жилье, нет шансов хоть как-то пробиться. В столице они привязаны к предприятию, бесправны, живут скопом в общежитиях и ждут, ждут прописки. Ельцин называет их «рабами развитого социализма XX века». Ельцин говорит, что руководители предприятий развращены притоком лимитчиков. Есть дешевая рабочая сила – можно не модернизировать производство, можно как угодно использовать бюджетные деньги.
Ельцин из тридцати трех первых секретарей райкомов заменяет двадцать три. Это вторжение в святая святых, в давно сложившуюся московскую номенклатурную систему. С конца 86-го года Горбачев перестает встречаться с Ельциным один на один.
В январе 87-го года Ельцин выступает на Политбюро, говорит, что партийные кадры очень глубоко поражены, нет ни обновления, ни перестройки. Нет гарантий невозврата к прошлому. Выступает резко, долго, фактически с содокладом к Горбачеву.
В Политбюро к выступлению Ельцина отношение негативное. Даже «отцом» перестройки Александром Николаевичем Яковлевым воспринято с осторожностью. В разговоре с либерально настроенным членом ПБ Вадимом Медведевым Яковлев скажет: «Я почувствовал какое-то позерство, чего не люблю». Горбачев в телефонном разговоре с членом ПБ Воротниковым говорит: «Методы Ельцина – заигрывание с массами».
В конце марта 87-го Ельцин выступает на Политбюро. Он вспоминает: «Подхожу утром к газетному киоску. Киоскер говорит: «Ничего у меня нет, ни газет, ни журналов. Все раскупили за полчаса». Вот интерес людей к тому, что происходит. А средний слой руководителей непробиваем ни снизу, ни сверху».
Ельцин ходит по магазинам, где все давно продается с черного хода. Увольняет директора Мосторга, директоров овощных баз. Он против распределителей, спецбуфетов, закрытых столовых. Жена Ельцина, как в Свердловске, опять сама ходит за продуктами, стоит в очередях. В глазах московской бюрократии он и его жена выглядят смешно. Но он в магазине, на улице, в спальном районе видит людей, которые демонстрируют открытую ярость и отчаяние оттого, что ничего в жизни не меняется, несмотря на объявленную перестройку. Ельцин не видел таких настроений в Свердловской области. Москва активнее, смелее и на собственное усмотрение использует объявленную гласность.
Ельцин на горкоме партии говорит: «Нас не должна размагничивать постоянная политическая стабильность в стране». Он постоянно выступает в разных аудиториях, встречается с дипкорпусом, с журналистами, с руководством московских издательств. Произносит закрытые цифры по экономике, говорит о наркомании, о проституции в СССР.
Ельцин безуспешно ищет личной встречи с Горбачевым один на один. Через год и 9 месяцев пребывания в должности секретаря МГК напишет Горбачеву письмо: