После она как мышь проскочила в свою спальню и затем углубилась в работу, чтобы вытеснить воспоминания о ночи. Пару раз созвонилась с мамой и успокоила ее бодрым голосом и смехом, в очередной раз пообещала скоро вернуться; и снова бралась за проявку пленки и печать фотографий. Ника хотела отсеять неудачные кадры и переснять их позже. Когда она закончила, на часах было ровно шесть вечера. А на душе вместо удовлетворения – тяжесть. Будто вокруг шеи обмотали железную цепь и туго стянули.
Она выдыхает, словно пытается раскрыть клетку, в которую ее запихнуло сознание. Срывает с веревки фотографии и идет в спальню. Уныло смотрит на часы. Вечер, а Стефано еще не вернулся. Наверное, чувство загнанности, которое грызет ее сердце, и есть тоска. Но как избавиться от нее?
Ника забирается на кровать с ногами и раскладывает перед собой фотографии.
Возможно, для него ничего не значит эта ночь.
Она прикрывает глаза и сжимает пальцами чимаруту. Верно, ее работа почти закончена, буквально на днях она уедет, и Стефано вряд ли сделает что‑нибудь, чтобы ее остановить. А может, так и должно быть? Скоро тринадцатое октября. И лучше уехать до того, как наступит зловещая дата для рода Карлини.
Ника сосредоточивается на фотографиях, и взгляд невольно останавливается на снимке, который она сделала в столовой. Джианна и Паола – такие похожие и до боли разные, но сейчас их улыбки сияют теплом. Стефано – родной до безумия. Когда она успела привязаться к нему? Когда успела полюбить? Вопросы, на которые не суждено найти ответы.
От фотографии веет уютом. У Ники получилось удачно остановить время. Именно тот момент, когда в людях проявилось самое лучшее. И этот снимок она сбережет для себя.
Черная точка в углу фотографии бьет по глазам хлеще яркого света. Ника прищуривается и пытается разглядеть неизвестный брак, но точка растет. Разрастается и превращается в силуэт, который заполняет снимок.
Ника бросает его на кровать и вскакивает, но знакомое головокружение сбивает с ног. Она беззвучно хватает ртом воздух, цепляясь за покрывало, однако предметы вертятся все быстрее, утаскивая Нику в черную воронку.
Нет!
– Они обвиняют тебя, потому что первая жертва была твоей любовницей? И не смей говорить, что это ложь! Как ее звали? Салли? Боже, какое дешевое имя! Неужели не мог найти более достойную любовницу для графа Карлини?
От криков еще сильнее болит голова, будто на Нику надели шлем маленького размера. Она разлепляет глаза и медленно обводит комнату взглядом. Столовая ничуть не изменилась. Все та же лепнина на стенах, длинный, внушительный стол, по разные стороны которого стоят мужчина и женщина.
Ника опирается на руки и поднимается с пола, но колени тут же подгибаются, и она почти падает на стену. Каким‑то чудом удерживается на ногах. За глоток холодной воды Ника продала бы душу.
Фокусирует взгляд на миниатюрной женщине с идеальным каре. Белая блуза с длинными рукавами заправлена в серую плотную юбку до пола. Все пуговицы наглухо застегнуты до самого ворота. Только раскрасневшееся лицо выдает нрав итальянки. Ее глаза, как черные жемчужины, переливаются перламутром.
– Франческа, любимая, – высокий худощавый мужчина обходит вокруг стола, но женщина двигается по кругу, не разрешая ему приблизиться к себе, – так было нужно. Она не была моей любовницей. Я… не могу тебе объяснить, но…
Он напоминает человека, потерявшего целый мир. Такое лицо у людей, которым сообщают о смерти родственника. Те короткие доли секунды, когда ты еще не осознаешь потерю, но уже испытываешь боль.
– Конечно не можешь, – шипит Франческа. – А как еще объяснить жене, что ты переспал с другой женщиной. Эта американка тебе понравилась, не так ли? Она лучше меня, Викензо? Лучше?!
Викензо. Теперь Ника внимательнее смотрит на мужчину и отмечает сходство со Стефано. Знакомые серебристые глаза. Профиль. И все же в нем нет той опасности, которая присуща Стефано. Ника много слышала про Викензо, но не думала, что он выглядит так обыденно. Слишком по‑человечески. Мужчина, которого подозревали в убийстве десяти женщин, в ее представлении напоминал зверя, хищника. А на деле перед ней человек с впавшими щеками, слегка сутулый, в коричневом костюме дорогой кройки. Имя – единственное, что выделяет его из серой массы.
– Не говори чушь. Ты для меня самое главное, Франческа. Ты – моя жизнь. – Викензо делает рывок и хватает жену за плечи. Рядом с ним она выглядит еще крохотнее.
Ника резко сгибается, подавляя приступ тошноты. Это путешествие во времени дается тяжелее предыдущих. Снова поднимает голову и успевает увидеть, как Франческа опускает тонкую ладонь на щеку Викензо. Пощечина. Но он даже не дергается. Только сильнее сжимает ее хрупкие плечи.
– Я допустил ошибку, – шепчет он. – Но ты должна простить меня. Все, что я делаю, это ради тебя.
Франческа морщится:
– Ты так говоришь, словно и есть Итальянский Потрошитель. Не пугай меня.
– Нет, нет, Франческа, нет. Но я ищу способ защитить тебя от проклятья. До тринадцатого октября остаются считаные дни…
– Викензо, – в голосе женщины проскальзывают жалостливые нотки, словно она говорит с умалишенным, – последние годы ты одержим проклятьем. Почему ты так уверен, что оно падет именно на меня? Ведь еще есть твоя сестра, она старше меня и тоже из рода Карлини. А наша дочь… Мне кажется, ты накручиваешь себя.
– Нет. Ты в опасности, потому что носишь имя графини Карлини. Потому что ты – хозяйка замка. – Глаза мужчины сужаются, и даже Ника ощущает внезапный холод, повисший в столовой. – Проклятье существует. Уже было две смерти, и, если я не сделаю все, что в моих силах, будет третья.
Франческа яростно вырывается из его хватки:
– Ты сводишь меня с ума. Каждый день я слышу одно и то же. Тринадцатое октября, тринадцатое октября. А на деле водишься с американскими певицами, которые потом возглавляют хронику покойников.
– Тринадцатое октября – проклято для нашей семьи! – Викензо возводит руки вверх и угрожающе трясет ими в воздухе. Сейчас он похож на священника, изгоняющего дьявола. – Потому что все случилось в пятницу тринадцатого триста лет назад.
– В этом году это будет послезавтра, в субботу. Так что не стоит бояться, – презрительно кривится Франческа. – У меня болит голова. С этой ночи я сплю в своей спальне.
Она решительным шагом выходит из столовой, оставляя за собой шлейф пряных духов с цветочными нотками. Но Ника успевает заметить ее лицо. Широко распахнутые глаза, слегка приоткрытые губы и слезы, которые беззвучно струятся по щекам. От былой злости не остается и следа. Только щемящая боль. Дверь за Франческой с глухим хлопком закрывается.
Викензо не двигается с места. Стоит, парализованный, бессмысленно уставившись в потолок. Сейчас как никогда в глаза бросается его худоба. Он скорее тощий, будто внутри мужчины живет болезнь и съедает его.
Крик, который следует за тяжелым молчанием, пробирает до костей. Викензо падает на колени и вопит, вцепившись пальцами в волосы, пытаясь выдрать их с корнями. Ника обхватывает себя за плечи, стараясь защититься от его боли, но эмоциональная волна пробивает защиту. Сердце учащается, колотится. Оно давно потеряло равномерный счет.
И так же резко на них падает тишина.
Викензо опустошенно поднимается и бредет прочь из столовой. Ника следует за ним, но интуитивно боится, что он обернется и заметит ее, хотя знает – она не существует в этом времени. Ника – лишь невольный свидетель событий, которые замок решил перед ней открыть.
В этот раз путешествие отличается от предыдущих. Оно дольше, ярче, и до сих пор никто не умер.
Господи, хоть бы так и осталось.
Но мысленным молитвам не суждено сбыться. Франческа Росси умерла 13 октября 1917 года. Через два дня после этой ссоры.
Ника идет знакомыми коридорами, не теряя из виду спину Викензо. Они поднимаются на второй этаж, и вскоре перед ними вырисовывается знакомая кованая дверь с круглым металлическим кольцом. В библиотеке мало что изменилось. Только нет современного освещения, специальных датчиков, которые поддерживают температуру и влажность воздуха. Стефано еще не родился, чтобы сделать это. Комната и правда похожа на библиотеку, а не на архив. Вместо стеллажей привычные книжные шкафы, чьи полки заставлены книгами. Бледный мерцающий свет с трудом охватывает помещение, а запах пыли прочно оседает на легких.
Викензо безразлично проходит мимо книг и идет к дальней стене, на которой высечены рельефные колонны. Ника помнит, как фотографировала их, и еще тогда обратила внимание на странное украшение капителей. Но теперь все вопросы отпадают, когда Викензо с усилием надавливает на среднюю колонну, верхушка которой увенчана львиными лапами. Она неохотно углубляется внутрь, и стена медленно, со скрежетом отъезжает в сторону, образуя арочный проход. Узкие ступеньки убегают вниз по спирали, которая едва освещается горящими факелами.
Ника стряхивает с себя оцепенение и в последний момент успевает протиснуться следом за Викензо, пока дверь вновь не закрылась. Она оказывается в узком винтовом коридоре, заполненном спертым воздухом. Осторожно ступая по ступенькам, грубо выбитым из камня, Ника спускается следом за графом, позабыв про мигрень.
И попадает в потайную комнату графа Карлини. Полукруглое помещение словно заранее спланировали при постройке замка. Хотя у Ники складывается чувство, что Викензо внес свою лепту в архитектуру комнаты, потому что в стене по кругу выдолблены небольшие ниши. Тринадцать штук. И десять из них уже заполнены.
Тошнотворный ком застревает в горле, и Ника прижимает ладонь ко рту, не в силах отвести взгляд от десяти пар человеческих глаз. Женских глаз. Каждая пара плавает в неизвестном желтом растворе, залитом в стеклянную колбу. Все по отдельности. Не хватает лишь трех колб. Трех жертв, две из которых найдут свою смерть через сто лет.
Ника падает на колени. Ее трясет, пот крупными каплями скатывается по лицу. Чувство, что температура поднялась до сорока градусов, и тело горит. Она закрывает глаза, чтобы не видеть этот ужас, но он никуда не исчезает и продолжает стоять перед ее взором.