[242] планеты имели потребности и объемы производства среднего жителя Бангладеш, для устойчивой жизни нам хватило бы Земли величиной с Азию – нашей планеты для нас было бы более чем достаточно. Земля примерно соответствует потребностям китайского бюджета – хоть и являясь олицетворением экологического злодейства, Китай наконец нащупал необходимый баланс. И для того чтобы каждый жил, как американец, нам бы потребовалось как минимум четыре Земли.
По данным ГСЭС[243], к концу 1980-х годов способности Земли удовлетворять потребности землян пришел конец. С тех пор мы живем, накапливая так называемый экологический долг – тратя ресурсы без возможности их восполнения. По подсчетам ГСЭС, к 2030-м мы достигнем рубежа, за которым для удовлетворения наших земных потребностей нам потребуется вторая Земля.
Большинство читателей этой книги имеют какиенибудь долги, будь то кредиты на образование, автокредиты, долги по кредитным картам или ипотеку. (73 % американских потребителей[244] на момент смерти имеют невыплаченные кредиты). Принимая решение о выдаче кредита, банки оценивают кредитную нагрузку потенциального заемщика. Большинство специалистов по финансовому планированию считают кредитную нагрузку здоровой, если она составляет не более 36 % от дохода. Банк наверняка не выдаст ссуду никому, чья кредитная нагрузка превышает 45 %. (Ключевым положением Акта Додда-Фрэнка, принятого в ответ на финансовый кризис 2008 года, стало правило выдачи ипотечных кредитов, согласно которому для получения ипотеки кредитная нагрузка заемщика не должна превышать 43 % от дохода.) Кредитная нагрузка человечества[245] достигла 150 %, и это значит, что мы потребляем природные ресурсы в полтора раза быстрее, чем Земля имеет возможность их восполнять.
Выражение «жить взаймы у своих детей» используется во многих контекстах, от снижения налогов, влекущего за собой рост задолженности, до недостаточных инвестиций в инфраструктуру. Мы знаем, но не верим, что за сделанный нами выбор кому-то придется платить. А еще мы отдаем под залог будущее своих детей, ведя образ жизни, способствующий экологическим бедствиям. Кстати, двадцать один человек[246] – исключительно дети и подростки – подавали в суд на федеральное правительство США за «нарушение конституционных прав на климат», утверждая, что «в результате своей активной деятельности правительство нарушило конституционные права младшего поколения на жизнь, свободу и собственность, а также оказалось не способно сохранить необходимые ресурсы общественного доверия». Администрация Трампа пыталась вмешаться, чтобы дело закрыли, но Верховный суд принял единогласное решение в пользу юных истцов, позволив продолжить судебное разбирательство.
Суть американской мечты в том, чтобы жить лучше родителей – «лучше» в первую очередь в смысле материального благополучия. Мои дедушка с бабушкой жили в доме, который был больше и дороже того, в котором жили их родители. Мои родители жили в доме, который был больше и дороже того, в котором жили их родители. Я живу в доме, который больше и дороже того, в котором жили мои родители. Выражение понятия «иметь достаточно» через понятие «иметь больше» и есть тот образ мышления, который породил и Америку, и глобальное потепление. Это проблемно со всех точек зрения, к тому же в данную модель встроен механизм саморазрушения, потому что ничто не может расти вечно. Многие экономисты утверждают[247], что миллениалы – это первое поколение американцев со времен Великой депрессии, которое финансово преуспело меньше, чем их родители.
Когда-то мы с бабушкой закатывали монеты в бумажные свертки, чтобы отнести их в банк и обменять на банкноты; если в итоге у нас оказывалось пять долларов, мы считали себя богачами. В супермаркете бабушка закупала продукты со скидками в таких количествах, словно рассчитывала не только на свою семью, но и на всех умерших родственников. Приглашая меня позавтракать в кафе – такое удовольствие выпадало мне только по особым случаям, – она покупала два бейгла, из которых только один был со сливочным сыром, а потом перемазывала половину сыра на сухой бейгл. И когда, отстояв за прилавками бакалейных лавок по двенадцать часов в день в течение нескольких десятков лет, она вышла на пенсию, на ее сберегательном счете лежало больше полумиллиона долларов. Она откладывала все эти деньги не для того, чтобы оставить их детям и внукам. Она просто хотела быть уверенной, что ей никогда не придется ничего брать у нас, что никому и никогда не придется платить за ее содержание.
Мои прабабушка и прадедушка жили в деревянном доме без водопровода и в холодные ночи спали на полу в кухне рядом с плитой. Они бы никогда не поверили, сколько всего у меня есть: машина, на которой я езжу больше ради удобства, чем по необходимости, кладовка, забитая едой, привезенной со всей планеты, дом с комнатами, которые даже не имеют ежедневного применения. И мои правнуки тоже не поверят в это, хотя суть их неверия будет в другом: «Как ты мог жить в такой роскоши и оставить нам в наследство такой огромный неоплаченный счет, такой огромный, что он будет стоить нам жизни?»
Долги, возникшие из-за снижения налоговых ставок, можно реструктурировать. Обветшавшую инфраструктуру – отремонтировать или заменить. Обратимы даже многие формы экологических бедствий – мертвые зоны в океане, загрязнение вод, потеря биоразнообразия, уничтожение лесов. Однако в случае с выбросами парниковых газов понятие «жить взаймы» не имеет смысла: никто, ни банк, ни Бог – не выдаст нам кредит, настолько разительно превышающий наши возможности. И даже если человечеству кажется, что оно слишком велико, чтобы потерпеть крах, нас никто не выручит.
Второй дом
Совершенно возможно, что в один прекрасный день у нас появится так нужная нам вторая Земля. Люди вроде Стивена Хокинга утверждают, что для выживания нашего вида нам необходимо начать колонизацию космоса в течение ближайших ста лет, а люди вроде Илона Маска активно работают, чтобы это стало реальностью. Мы можем придумать[248], как отправить в полет сто тысяч человек зараз (построение планет создает благоприятные условия для запуска всего один раз в два года – по словам Маска, флотилия колонистов отправится на Марс в полном составе, «как в «Звездном крейсере «Галактика»[249]), разработать способ получения ракетного топлива на Марсе и решить вопрос строительства инфраструктуры, необходимой для длительного существования колонии, не говоря уже о том, что нам придется создавать себе дом в месте со средней температурой минус восемьдесят градусов по Фаренгейту[250]»[251])[252], (подумаешь, проблема с климатом) и смертельной радиацией. Если мы не можем очистить собственные воду и воздух, мы всегда сможем выжить на планете, где нет ни того, ни другого.
От первого полета братьев Райт до первого шага Нила Армстронга по Луне прошло всего шестьдесят шесть лет – это меньше, чем понадобилось Ною на постройку ковчега, короче жизни, прожитой моими родителями. Если бы кто-то из современников братьев Райт предположил, что меньше чем через семь десятилетий человек высадится на Луну – забудем про сотни миллионов землян, наблюдающих это по телевизору, сидя у себя дома, – его идея наверняка столкнулась бы с чем-нибудь посерьезнее скептицизма. Человечеству свойственно недооценивать свою собственную силу создавать и разрушать.
Но, возможно, вопрос не в том, можем ли мы это сделать (предположим, что да), и даже не в том, должны ли(предположим, как и предсказывает Маск, это осуществимо с относительно небольшими инвестициями и в относительно быстрый срок), а в том, что именно – кроме как наблюдать и надеяться – нам все это время делать. До какой степени этот deus ex machina[253] – или десятки других предложенных инженерных проектов, от экранирования солнца массированной инъекцией сульфатных аэрозолей до удаления углерода постфактум и «воздействия на гидрометеорологические процессы» над океаном – заслуживает нашего внимания?
И какая часть этого внимания обратится в страх перед решениями, достойными Франкенштейна, обратившими создания против своих создателей? Комментируя техногенное вмешательство[254] в окружающую среду, обычно скупая на комментарии Национальная академия наук заявила: «[Попытки изменить климат] несут в себе значительный потенциал неожиданных, неуправляемых и прискорбных последствий во всех человеческих измерениях, включая политические, общественные, юридические, экономические и нравственные». Сколько яиц нам следует положить в корзину чудесного исцеления?
А сколько – в корзину законодательных изменений? Не лучше ли нам – им – просто обложить природное топливо налогом пропорционально количеству углеродных выбросов? Запустить амбициозную программу ограничения промышленных выбросов с помощью квот? Поддержать международное сотрудничество с помощью тарифных ставок? Урегулировать общемировые выбросы таким способом, чтобы даже особенно строптивый лидер не смог бы избавить свою страну от необходимости им следовать?
Мы можем попытаться. Мы должны попытаться. Когда речь заходит о предотвращении разрушения нашего дома, ответ никогда не будет либо/либо, а всегда – и то/и другое. Мы больше не можем позволить себе привередничать в том, какие болезни планеты нужно лечить или каким лекарством.