— Уверен. Она нужна. Очень.
— Хорошо, я постараюсь, — Тухлый помрачнел. — Что-нибудь еще?
— Ну, поскольку ты будешь заниматься автомобилями, купи еще кое-что. Запиши… Меня интересует «Форд Тандерберд» шестидесятого года. С закрытым верхом. И «Мустанг» шестьдесят четвертого тире шестьдесят восьмого годов. Этот с закрытым верхом. Записал? Можешь взять что-нибудь на свое усмотрение. В отличном состоянии, разумеется.
Тухлый попрощался и положил трубку. Он снял рубашку и брюки и, скомкав их, бросил на пол. Затем позвонил администратору и сказал, чтобы отменили заказ на такси и его авиационный билет. Он задержится в отеле еще дня на два-три. Тухлый сделал еще один звонок в ресторан и заказал в номер стейк с жареной картошкой и пиво. Он прошел в соседнюю комнату, сел за письменный стол, включил компьютер и прочитал письмо, отправленное босом.
Он долго разглядывал фотографию Инны и адвоката, парня с приятной физиономией. И гадал про себя, что потянуло этого Радченко на подвиги. На круглого дурака он не похож. Может быть, Радченко заплатили враги Дробыша? Или он сам решил что-то выгадать на этом деле, замолотить большую деньгу? Если так, то парень ни черта не понимает в жизни. Он недооценил противника, просто по глупости или наивности не понял, с кем связался.
Что ж, если адвокат и девчонка в Америке, их найдут. Даже если Радченко умеет прятаться, в чужой стране он неминуемо совершит пару-тройку ошибок, иначе просто не бывает, и каждая из них может стать роковой.
Тухлый вернулся в спальню, открыл портфель. Внутри лежало два десятка мобильных телефонов. Он взял один из мобильников, нажал кнопку. На дисплее высветился номер влиятельного русского гангстера, некогда жившего на Брайтоне. Гангстер заработал кучу денег, переехал в центр Манхэттена, но не забыл имена тех, кому многим обязан в жизни. Тухлый сказал, что не хочет причинять беспокойства занятому человеку, но надо встретиться и поговорить о делах.
Глава десятая
«Лавка древностей» находилась где-то между русскими и арабскими кварталами Бруклина. Это был обычный антикварный магазинчик, рассчитанный на туристов. Тут можно было за небольшие деньга купить фарфоровые статуэтки, каминные и настенные часы, керамические вазочки, горшки для цветов и расписные кувшины. Как и в большинстве подобных заведений, в «Лавке древностей» царил таинственный полумрак, мешавший покупателям разглядеть товар.
Посетителей еще не было, они появлялись после полудня. Поэтому хозяину магазина Ричарду Эдвардсу, долговязому мужчина лет тридцати пяти, гладко причесанному и побритому, с приятными чертами лица, не пришлось выкраивать минутку для разговора. Свободного времени в это утро у него было в избытке.
Ричард был одет в полосатую рубашку и простые брюки, свободные, державшиеся на широких подтяжках, тоже полосатых, выдержанных в цвете американского флага. Он смерил Радченко и Инну внимательным взглядом и задал полтора десятка пустых вопросов о погоде в России, кулинарных пристрастиях, образовании, семейном положении и музыкальных вкусах.
— Ты неплохо говоришь по-английски, — сказал Ричард, закончив светскую часть беседы. — Можешь даже сойти за американца канадского происхождения.
— Это важно?
— Важно, — кивнул Ричард. — Наши покупатели любят, чтобы за прилавком стоял местный парень, а не иностранец. Ты занимался торговлей?
— Работа адвоката — это своего рода торговля. Торговля с правосудием, с прокурором. Наконец, с удачей.
— Пожалуй, — кивнул Ричард. — И тебе нужны деньги? Впрочем, это неумный вопрос.
— Но я на него все-таки отвечу. Деньги пока есть. Но я могу сесть на мель уже через неделю-другую.
— У тебя есть машина?
— Мы только вчера прилетели.
— Ну вот… Вчера прилетели, а машины до сих пор нет, — трудно было понять, говорит он серьезно или шутит. — Я всегда говорил, что русские слишком медленные. Хорошие ребята, но медленные. Надо работать, а ты без машины.
Ричард обратился к Инне.
— Мне сказали, ты рисуешь?
— У меня был хороший учитель. Два года он занимался со мной. Три раза в неделю. Техника рисунка карандашом, мелками, гуашью… У меня было два мольберта, чертежная доска.
— И что про твои таланты говорил учитель? — оживился Ричард.
— Что у меня рисунки подражательные. Нет чего-то своего.
— Если я тебя возьму, тебе придется сидеть по восемь-десять часов в душном помещении, которое насквозь провоняло химикатами. И рисовать то, что тебе скажут. В чужой манере и чужом стиле.
Ричард положил на прилавок пару листов бумаги и простой карандаш.
— Нарисуй китайца.
— Молодого или старого?
— Все равно. Просто китайца. В полный рост.
Инна взяла в руку карандаш, провела несколько ломаных линий. Быстрыми уверенными движениями соединила их. Получился сутулый старичок в длинном халате, подвязанным поясом, и соломенной шляпе. В суховатом кулаке старик держал палку. Она вывела глаза, узкие и темные, черты лица, узор морщин на лбу.
— Ты сможешь нарисовать такого же китайца, но только акварелью?
— Смогу.
— Дракона или стрекозу?
— Запросто. С закрытыми глазами.
— Итак, мы прямо сейчас можем отправиться в нашу художественную мастерскую, — он повернулся к Инне. — У тебя есть шанс получить работу. Ну, если ты докажешь, что можешь быстро рисовать акварелью.
Втроем вышли на задний двор, сели в «бюик», новый с яркой обивкой сидений и музыкальным центром, сделанным на заказ. Через час с небольшим они оказались в соседнем штате Нью-Джерси, в предместье какого-то сонного городка, залитого полуденным светом солнца. Проехали по главной улице, застроенной двухэтажными домами с фасадами, облицованными светлым сайдингом, мимо бензоколонки, станции автосервиса и пивного бара «Полет орла».
Еще через четверть часа машина остановилась возле склада или ангара, сложенного из потемневшего кирпича. По соседству за забором помещался склад металлолома. Напротив двухэтажный дом, на двери замок, окна крест на крест заколочены досками. Вдалеке над заборами и пыльными макушками деревьев торчит шпиль церкви.
Найти генерала в отставке Дениса Губина не составило труда. Девяткин сделал запрос в информационный центр Главного управления внутренних дел и через четверть часа получил ответ. Губин по-прежнему жил вместе с женой, взрослой дочерью и внучкой школьницей в большой квартире почти в центре города, дачу продал два года назад.
Дверь открыл пожилой мужчина с военной выправкой. Он провел гостя через коридор и столовую в свой кабинет, заставленный книжными шкафами, с письменным столом возле окна. Усадив Девяткина на старомодный кожаный диван, Губин выслушал вопросы и сказал:
— Да, моим соседом по дачному поселку оказался этот художник Осипов. Приятный человек. Я не так хорошо разбираюсь в живописи, чтобы решать, что плохо, а что хорошо. Но его картины мне понравились. И сам Осипов умный эрудированный человек. Он много ездил по миру, с ним приятно поговорить. Мы не были друзьями. Но мне льстило, что такой человек мой сосед. Он, как и я, остался жить на зиму, в город ездил пару раз в неделю.
— Если не секрет, почему вы продали дачу?
— Потому что очень настойчиво предлагали ее продать, — ответил Губин. — Звонили, присылали письма. Земля подорожала, место престижное. И я решил: лучше уж получу деньги, чем мой дом сожгут, а меня с женой пустят под лед. На корм рыбам. Теперь от старого поселка и от прежних жителей никого не осталось, деревянные дома снесли, построили шикарные особняки.
— Вы помните ту ночь?
— Тридцатое марта. Весна. Наши владения разделяла узкая асфальтовая дорога, проходящая через весь поселок. Зимой и весной там почти никто не ездил. Это произошло два с лишним года назад. Но, кажется, что вчера. В предыдущую ночь было слышно, как на реке трещит лед. С утра шел снег с дождем. Я вышел на крыльцо. Вокруг сосны, снег, виден дом Осипова. Из трубы шел дым, значит, он топил камин. Ближе к ночи приехал «Мерседес», он встал на обочине. Людей я не видел. Уже ночью я услышал голоса, точнее, крики. Я вышел на крыльцо. Та темная машина по-прежнему стояла на обочине. Ну, я подумал, что шумели гости Осипова.
— Номер машины запомнили?
— Номера не видел.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Я лег поздно, не спалось. Моя спальня наверху. Слышно, как по железной крыше стучал дождь. Вода шумела в водостоках. Я выключил лампу и задремал. Но вскоре проснулся, потому что услышал пистолетные выстрелы. Несколько сухих хлопков. Посмотрел на часы: час ночи. Подошел к окну. Веранда в доме Осипова уже полыхала. У дома видны темные фигуры людей.
— Людей?
— Да, там было, по крайней мере, трое мужчин. Я видел, как один из мужчин поднял вверх пистолет и выстрелил в воздух.
— У вас отличная память.
— Обо всем я уже рассказывал следователю уголовного розыска из отделения полиции. Я заходил к тому следователю спустя месяц, затем через полгода. Спрашивал, как продвигается дело и еще о теле Осипова. Нашли его или нет. Я боюсь, что сейчас память может меня подвести. Лучше будет, если вы почитаете мои официальные показания.
— Я почитаю ваши показания, — пообещал Девяткин. — Вы рассказывайте.
— Ну, я пошел в свой кабинет, взял двуствольное ружье и зарядил его патронами с картечью. Сбросил халат, натянул свитер и тренировочные штаны. В карман положил пистолет. Я хотел пойти туда, но… Поймите, я не испугался. Я за жизнь разных видов насмотрелся. Видел кое-что страшнее этого. Но, как только я вышел из кабинета, жена бросилась ко мне, повисла на шее. Она плакала и просила, умоляла, чтобы я остался. Чтобы вспомнил о дочери, о внучке… Моя дочь одинокая мать, растит ребенка, у внучки нарушение слуха. Им надо помогать материально. И я подумал: если меня подстрелят, что станет с ними?
— Так что произошло возле горящего дома? Вы видели это?
— Мы с женой потушили свет. Ну, чтобы лучше видеть. Огонь в доме поднимался все выше. Он охватил второй этаж… Один из этих людей перезарядил пистолет. Я видел, как человек пошел от дома вниз по склону, к реке. Мы с женой из комнаты перешли на зимнюю веранду. Я сначала не понял, куда он идет. Идти было некуда. На откосе снега по колено. А дальше начинается река. Разбухший лед, промоины… Там смерть. Но Осипов шагал вперед. Машина, стоящая на дороге, включила фары, осветив человеческую фигуру.