ала» съехала на обочину. Пикап встал сзади. Сэм Кроткий вылез из машин и вернулся назад через несколько минут. Молча развернул пакет и вывалил на колени три мобильных телефона.
— Я нашел их в кузове, под брезентом, — сказал Сэм. — Старик водитель говорит, что останавливался один раз, перекусить. Что будем делать?
— Разворачивайся, — сказал Тухлый. — Поедем назад. Радченко свернул с основной дороги. Единственный поворот был как раз возле той забегаловки, где торгуют бутербродами. Он не мог уйти далеко. Дорог тут не так много как в Америке.
Радченко часто смотрел в зеркальце заднего вида, но видел только темноту. Машина колесила по дорогам, занавешенным пеленой дождя, вокруг были поля, бескрайние и темные. Встречных машин почти не попадалось, изредка в небе вспыхивали и гасли зарницы, громыхал гром.
Они миновали поселок, остановились на выезде, где была заправка. Он заглянул в магазинчик, где за прилавком скучала немолодая женщина. Купил несколько шоколадных батончиков и карту провинции Онтарио. Развернув карту, склонился над прилавком и попросил женщину показать то место, где находится поселок.
Продавщица надела очки и долго водила пальцем по бумаге, наконец, ткнула коротким ногтем в крошечный кружок. Радченко спросил, если здесь гостиница. Оказалось, что гостиница уже полгода как закрылась, потому что пустовала даже в сезон отпусков. Зато в десяти-пятнадцати милях есть ферма, где можно переночевать за умеренную плату. Бывает, что из Америки наезжают мотоциклисты, которые катаются по шоссе, что идет вдоль берега.
Правда, ночевать мотоциклистам приходится в сенном сарае. Там выгорожены комнаты и стоят двухярусные койки. Если гостей немного, можно устроиться в доме. На ферму можно позвонить прямо сейчас. Конечно, на дворе глубокая ночь, но гостям рады в любое время. Хозяин, мистер Робинсон, сам когда-то просил направлять к нему туристов, если разговор зайдет о ночлеге.
Продавщица набрала номер, задала несколько вопросов, объяснила, что американцев четверо, и они очень устали. Положив трубку, сказала, что мистер Робинсон с женой сейчас в отъезде, но на месте некий Алекс, он устроит гостей. Радченко поблагодарил продавщицу, сел в машину и поехал дальше. На пустом перекрестке под фонарем он остановился, сказал, что, кажется, заднее колесо спустило. Вышел из машины и стал копаться в багажнике. Потом вернулся и попросил Боба посветить фонарем.
Боб с неохотой выбрался из салона. Полусонный он стоял на темной дороге, повернувшись спиной к ближнему полю, откуда налетал ветер. Боб надвинул на глаза козырек бейсболки и поднял воротник куртки, кажется, он толчком даже не понимал, чего от него хочет этот русский. Каким фонариком и где надо светить.
Радченко подошел к нему на расстояние шага и, развернувшись, ударил кулаком в лицо. Боб отлетел к машине, ткнулся в нее задом, шагнул вперед. И получил встречный удар в живот. Вскрикнув, он опустился на колени и схлопотал кулаком в ухо. Бейсболка слетела с головы. Боб закричал, но никто не услышал этого крика. Показалось, что этот сумасшедший русский выбил ему левый глаз. В следующую секунду стало еще страшнее: показалось, что Радченко, не сказав ни единого слова, не издав даже звука, осатанело забьет его насмерть, сломает шею.
Инна, задремавшая пять минут назад, открыла глаза, когда Боб, падая, ударился рукой о крышку багажника.
— Что происходит? — спросила она.
— А что-то происходит? — Дик сонно зевнул. — Где?
Боб оказался в какой-то луже на обочине. Он стоял на карачках в жидкой грязи и старался подняться на ноги, но почему-то не мог этого сделать. Радченко схватил его за ворот куртки и с силой потянул верх. Боб встал. Колени дрожали, а ноги разъезжались. В тусклом свете придорожного фонаря он увидел лицо Радченко, перекошенное от злости, увидел его глаза, горевшие злобой — и только тут стало по-настоящему страшно, до обморока, до тошноты.
— Господи, что там такое? — Инна завертела головой. — Надо выйти. Они дерутся.
— Кто дерется? — Дик моргал глазами. — И где?
— Да вот же, сзади. Пойдем же…
— Сиди, — Дик повернулся к ней, положил ладонь на ее предплечье и сжал пальцы. — Сиди и не мешай людям разговаривать.
«Импала» медленно двигалась сквозь промозглую ночь. Дождь немного поутих, дорога была скверная, узкая. Тухлый вглядывался в темноту, но не видел почти ничего кроме далеких зарниц.
Всполохи молний выхватывали из темноты тоскливые и однообразные картинки. Иногда в темноте, у горизонта, сливавшегося с небом, вспыхивал и пропадал одинокий огонек какого-нибудь фермерского дома. Ясно, что в этой темноте, среди бескрайних пустых полей, они никого не встретят, не найдут. Сэм Кроткий повернул руль, остановил «импалу», выключил габаритные огни. Сзади встала вторая машина.
— Подождем, — сказал Тухлый. — Они никуда не денутся. Радченко где-то тут. На узком пространстве между хайвеем и озером.
— Да, на хайвей он вряд ли вернется, — сказал Сэм Кроткий. — Рискованно.
— Точно, не вернется, — согласился Тухлый. — Он наверняка уверен, что ориентировки на их тачку уже передали дальше. Кому надо. Он думает, что есть другие люди, которые встретят его возле Торонто. И правильно думает. На этот раз этот парень не ошибается. Поэтому он постарается выждать время, сбить нас со следа. Что ж, подождем…
Медленно потекли минуты, дорога была пуста. По радио транслировали записи старого джаза.
Глава двадцать шестая
Игорь Кусов, человек с живым непоседливым характером, к тому же очень любопытный, вертелся на заднем сидении. Пользуясь тем, что сидит в одной машине с самим Стасом Тухлым, человеком авторитетным, которого называют правой рукой Дробыша, он хотел расспросить о боссе. Тем более заняться нечем, есть время поболтать.
Тухлому было приятно поговорить на эту тему, приятно выглядеть человеком осведомленным. Он был убежден, что такая беседа несет в себе не только информационную, но и воспитательную нагрузку. Люди, которые работают на Дробыша, должны разглядеть в боссе неординарную личность. Легче выполнять приказы живого человека, сильного и влиятельного, к тому же не лишенного человеческого обаяния, а не команды бездушного и безликого мешка с деньгами.
Стас Тухлый сходу рассказал несколько назидательных историй и перешел ко второй части программы: отвечал на вопросы.
— Я слышал, будто босс, ну, как бы сказать, — Кусов решился на смелый вопрос. — Что он человек не очень щедрый. Даже скорее, прижимистый. Это так?
— Один раз в Испании он выстоял часовую очередь у магазина. Там продавали обувь со скидкой сорок процентов. Была страшная жара. Он в тот день сэкономил долларов двести. Или около того. А на следующий день подарил одной барышне, местной певице, которая, честно говоря, этого не заслужила, дорогущую квартиру в историческом центре Мадрида.
— Я слышал, что он курит?
— Хочет бросить, да не получается, — сказал Тухлый. — Смолит по три пачки в день. Раньше он не любил летать в самолетах. А летать по миру приходилось много. Страдал, что нельзя курить даже в первом классе. Эта была настоящая мука, просто пытка. Чтобы курить, когда захочется, он купил собственный самолет. А потом другой самолет, больше первого.
Кусов долго хранил молчание, подумал и задал еще один вопрос:
— Правда, что на все разборки босс возил с собой не пушку, а самурайский меч? И сам рубил врагов в лапшу?
— Насчет меча не в курсе, — Тухлый решил, что у любой откровенности есть свои пределы. — Лично я об этом не знаю. И мечей у него не видел.
Боб слетел с ног, провалился в канаву, в пугающую темную пустоту. Уже ничего не соображая, стал карабкаться наверх. Зацепился за скользкие стебли травы, резавшие ладони, и снова оказался внизу, в липкой темноте болота. Бешено вращая глазами, пополз вверх, выбрался на дорогу. Но там ждал Радченко. Пинками он заставил Боба подняться и ударил открытой ладонью в лицо. Падая, Боб боком повалился на багажник машины, перевернулся на живот, медленно сполз на землю.
Радченко снова схватил его за ворот, поставил на ноги. Затем повернул Боба к себе спиной, стянул с него куртку. Вывернул ее наизнанку и разорвал тонкую клетчатую подкладку. К ногам упали мобильный телефон и пара продолговатых, с мизинец толщиной, белых пакетиков. Боб стоял, прижавшись задом к багажнику, и только поэтому сохранял равновесие. Голова кружилось, подступала тошнота.
Радченко разорвал упаковку одного из пакетиков, высыпал порошок на ладонь и подержал ее под носом Боба. Затем вывалил порошок в грязь. Боб повалился на колени, словно захотел собрать кокаин. Он заплакал, повторяя только одно слово «пожалуйста». Радченко сунул второй пакетик в карман. Он поднял бейсболку, натянул ее на голову Боба. Затолкав его на заднее сидение, сел за руль и, не сказав ни слова, поехал дальше.
— И ты, мой брат, сидел и смотрел, как меня убивают, — Боб, плакал, размазывая слезы и кровь по чумазой физиономии. — Ты просто сидел…
— Тебя надо было убить, — процедил Дик.
Когда снова зазвонил телефон, Тухлый вдруг забеспокоился. На этот раз говорил ближайший компаньон босса Павел Стороженко.
— Старик уже звонил тебе? — спросил Стороженко, забыв даже сказать «здравствуй».
— Дядя Витя еще не протрезвел?
— Стас, дела плохи, босса убили, — Стороженко выдержал длинную паузу, давая возможность собеседнику прийти в себя. — Я еще не знаю всех подробностей, но теперь они не имеют большого значения. Наш человек в полиции сообщил, что стрелял один псих. Этого придурка пришили на месте. Но от этого не легче.
— То есть как?
— Я же говорю: какой-то придурок стрелял в босса. Почти в упор, несколько выстрелов. И все. Босса привезли в больницу уже мертвым. Ты сейчас где?
— Надо разобраться с этими деятелями. Ну, юристом и девчонкой. Ты разве не в курсе?