И почему меня волнует, с кем он гуляет?
Потому что…
Потому что… потому что она явная стерва, а я не хочу, чтобы Фитц встречался со стервой.
Она не стерва. Это в тебе ревность говорит.
«Нет, – упрямо доказываю себе, – она косо на меня смотрела, пока подсаживалась к подругам. Я ничего не придумала. Так что некоторая стервозность точно есть».
А в тебе сейчас полно стервозности.
– Отвали, – приказываю я внутреннему голосу.
Парень с длинными черными волосами, сидящий чуть дальше, поворачивается и выгибает кустистую бровь.
– Не обращай внимания, – приветливо машу ему рукой. – Я просто решила побыть сумасшедшей, которая разговаривает в аудитории сама с собой.
– Я заметил, – смеется он.
Нора обернулась на звук моего голоса, прищурилась, и снова отвернулась.
Ненавижу ее.
Ты рехнулась.
– Разве мы только что не определили, что я встала на путь безумия? – говорю вслух, по большей части чтобы подшутить над сидящим рядом парнем.
– Ух ты, – обладатель кустистых бровей снова поворачивается, – все серьезно.
– Больше не буду. Обещаю, – ухмыляюсь я.
А впереди подруги Норы вытягивают из нее подробности предстоящего свидания.
– Идете просто выпить?
– Просто выпить, – подтверждает она. – Ты действительно считаешь, что после Восьмиблюдового Итана я еще когда-либо соглашусь ужинать на первом свидании?
Девчонки рассмеялись.
– Боже мой! Я про него забыла!
Я перестала слушать их разговор. Они начали вспоминать случай, когда Нора никак не могла уйти с роскошного четырехчасового ужина, хотя хотела сбежать еще до подачи первого блюда. Занимательная история, но я слишком занята борьбой с нежелательной ревностью.
Фитц волен встречаться с теми, с кем пожелает. Кроме того, у меня нет права ревновать. Позапрошлой ночью я заснула в обнимку с Хантером. Конечно, мы только лежали, прижавшись друг к другу, но было приятно ощутить, как теплое мужское тело ко мне прильнуло. И если бы Хантер попробовал зайти дальше, я не уверена, что не ответила бы ему взаимностью.
Двери аудитории распахиваются, прерывая ход моих мыслей. Вошедший не нуждается в представлении, но все же поднимается на кафедру и приветствует нас, словно мы никогда журнала моды в руках не держали.
– Доброе утро! Меня зовут Эрик Лори. С прискорбием сообщаю, что вам придется терпеть мое невыносимое присутствие в течение следующих четырех месяцев.
По аудитории разносится смех.
– Шучу, – продолжает он с добродушной усмешкой, – я прелесть.
Улыбаюсь, как и все. Он с ходу зарекомендовал себя как классный, веселый профессор. Мне это нравится. А еще Эрик Лори выглядит гораздо моложе, чем на фотографиях. Возможно, потому что на них он щеголяет с густой светлой бородой, а сегодня пришел с гладко выбритым лицом. Знаю, ему за тридцать. И его чувство стиля настолько безупречно, что хочется мурлыкать от удовольствия. Одежда от Марка Джейкобса: я узнала ретро-блейзер из его осенней коллекции. Туфли… кажется, Том Форд. Чтобы сказать точно, нужно взглянуть поближе.
– Добро пожаловать на курс истории костюма, дамы и господа.
От звука его мягкого, бархатистого голоса лица всех девушек превращаются в подобие смайликов с сердечками вместо глаз. Но почему-то на меня он не действует. Лори без преувеличения привлекательный мужчина, но что-то в его угловатом, симметричном лице меня не цепляет.
Наш новый профессор прекрасно видит направленное на него женское внимание. Он подмигивает двум девушкам в первом ряду, кладет руки на кафедру и в течение следующих десяти минут перечисляет свои впечатляющие полномочия и должности, которые все до одной мне известны. У Лори в столь молодом возрасте сложилась успешная карьера. Он действительно любит свое дело. Закончив рассказывать о себе, он переходит к содержанию курса. Мы будем изучать глобальное влияние моды, как она формировалась на протяжении многих лет, и как определенные эпохи и исторические события повлияли на концепцию и реализацию стиля.
Когда Лори говорит, можно заслушаться. Он признается, что вместо официальной лекции сегодня хотел бы просто «поболтать» о том, почему мы любим моду и кто нас вдохновляет. Начинает первым, признавая кумиром поколения Ральфа Лорена, а затем тратит целых пять минут на хвалебные оды любимому дизайнеру.
Закончив, он передает эстафету студентам. Обладатель кустистых бровей, назвавшись Беном, удивляет признанием в любви к Versace. Судя по прикиду оборванца, я бы отнесла его к последователям Александра Маккуина. Бен без устали говорил, пока профессор с улыбкой не передал слово другому желающему высказаться.
Я поднимаю руку, поскольку никогда не стеснялась выступать перед аудиторией.
– А вас как зовут? – Лори пристально смотрит на меня с кафедры.
– Саммер.
– Нет, милая, сейчас зима[33]. Ты разве не выглядывала в окошко?
Нора и ее подруги хихикают в ладошки. И еще несколько других студентов тоже. Я же закатываю глаза, чем вызываю у Лори новую усмешку.
– Тебя постоянно так подкалывают, да? – Он машет рукой. – Ну ладно. Расскажи, кто тебя вдохновляет.
– Шанель, – отвечаю я без колебаний.
– Ах, да, – с одобрением кивает он, – Габриель Бонёр Шанель. Также известная как Коко. Знаешь, откуда взялось это прозвище, Зима?
Нашел повод посмеяться.
Я уже и не знаю, как относиться к Профессору-Комедианту, которого постоянно кидает из крайности в крайность: то он учтив и самоуверен, то пытается пошутить, прикидываясь нашим ровесником. Это сбивает с толку.
– Она получила это прозвище, когда была певицей кабаре, – отвечаю я. – Пыталась построить карьеру актрисы, но потерпела неудачу и заинтересовалась модой.
– Где и обрела невообразимый успех, – подводит итог он.
– Это одна из причин, почему я люблю ее. Когда первоначальные планы рухнули, она не сдалась. Выбрала другой путь, преуспела и стала иконой стиля. Ее бренд существует уже почти столетие. Он пережил Вторую Мировую войну…
– Да, потому что она сотрудничала с нацистами, – ехидно вставляет Нора.
Стискиваю кулаки и прижимаю их к бедрам. Она серьезно? Перебивает меня, чтобы оскорбить легендарную персону?
– А вы кто? – уточняет у нее Лори.
– Нора Риджуэй. – Она пожимает плечами. – Все знают, что Шанель – темная личность. В документах, которые недавно были рассекречены, есть предположения, что она совершала во время войны подлые поступки.
– Да, есть такие предположения, – соглашается профессор. – Когда по окончании войны она вернулась в мир моды, на нее обрушилось море гневных упреков. Но бренд уцелел. – Он склонил голову. – Почему мы так считаем, Саммер?
– Потому что… она… – В раздумьях я кусаю губу. – Потому что она сама была модой. Ради всего святого, это ведь она первая ввела моду на маленькое черное платье. Люди обвиняли ее в консерватизме, но, честно говоря, я считаю ее революционером. Она показала миру, что мода – это не просто появление на званом обеде в красивом платье или сшитом на заказ костюме… Это образ жизни.
Беру паузу, чтобы кое-что вспомнить.
– Ее рассуждения о моде разобрали на цитаты: «Она в небе и на улицах, она в том, как мы живем и что делаем». В эту философию я верю.
Он кивает. Многие из одногруппников тоже. Нора, однако, хмуро смотрит на меня через плечо, а затем отворачивается.
Ну и пусть. Плевать, если ей не нравлюсь. Она пыталась выставить меня дурой из-за того, что я уважаю Шанель, а в итоге сама такой оказалась. Облом.
– Очень хорошо сказано, – поощряет меня Лори, прежде чем отвести взгляд. – Кто следующий? Я хочу знать, кто вас вдохновляет.
Следующий час пролетает незаметно. Уходить с занятия совсем не хочется. Я с ужасом ждала перемены, особенно после того, как произвела впечатление на Эрика Лори. Не хотелось бы потерять его расположение, когда я расскажу ему о проблемах с обучением.
Двигаясь по проходу, я слышу, как Нора говорит подруге:
– Встретимся снаружи. Хочу сказать, что являюсь его большой поклонницей.
Приплыли. Теперь Нора подумает, что я пытаюсь ее опередить.
– Саммер, – во всеуслышание обращается ко мне Лори, – можно на пару слов?
Ладно. По крайней мере, сейчас всем ясно, что это не моя инициатива. Но, похоже, лучше бы я сама подошла.
Нора остановилась как вкопанная. Ее взгляд каленым железом прожигает спину, пока я торопливо спускаюсь по ступеням.
– Рад познакомиться с тобой официально, – улыбаясь, профессор протягивает руку.
– Мне тоже приятно с вами познакомиться, профессор Лори, – пожимаю ее.
– Зови меня Эрик.
– О. Кхм. К этому нужно привыкнуть. Неловко называть уважаемых людей просто по имени.
– Справедливо, – смеется он. – Как насчет обращаться ко мне «мистер Эл» до тех пор, пока не решишься на Эрика?
Он подмигивает, в его голосе звучит кокетство. Начинаю понимать, что это просто дружелюбная манера общения. Я видела, как он подмигивал девушкам на протяжении всей лекции. – Хорошо, мистер Эл, – я колеблюсь, готовясь к самой неловкой части разговора. – Не знаю, удалось ли вам уже поговорить с мистером Ричмондом. В этом году он будет моим куратором.
– Вообще-то, поговорил. Не сомневайся, он предупредил о твоих трудностях в обучении. Я хочу обсудить с тобой план дальнейшей работы, для этого необходимо встретиться в рабочее время. – Несколько мгновений он пытливо смотрит на меня. – Сегодня ты произвела на меня впечатление. Ты красноречивый оратор.
– И ужасный писатель.
– Так можно сказать о большинстве людей. С этим можно бороться. Мы обсудим это в рабочее время, но я действительно считаю, что смогу подобрать взаимозаменяемые варианты. Пожалуй, снизим объем письменных заданий в промежуточном экзамене и дополним его устной работой.
При слове «устной работой» уголки его губ слегка приподнимаются. Я понимаю, что он имеет в виду доклад, но из-за этой улыбки фраза обретает пошлый смысл. Либо он рискует своей репутацией в погоне за студентками, либо слишком дружелюбен. Я очень надеюсь на последнее.