— Еще не доказано, что Спиридонов — разведчик, — возразил Денисов. — Он продолжает настаивать, что кроме удара, нанесенного Тигунову, ни в чем не повинен.
— Не виновен! — Ромейко презрительно фыркнул. — Будете ждать, пока ему не надоест запираться?
— Не ерепенься сам, — остановил его Бандуренко. — Изложи толком, чего хочешь.
Ромейко повторил, что операция врага направлена исключительно против порта. Установлено: разведчиков — двое. Один и в тюрьме продолжает путать след. Другой, радист, еще на воле и в любую минуту способен совершить какую-нибудь пакость. Для собственного удовольствия никто не станет заполнять эфир «ерепенями». Нужно опергруппу полностью сосредоточить на этих двоих: пойманном Семенове и непойманном радисте. А не распылять силы, как сейчас.
Бандуренко вопросительно посмотрел на Денисова. Тот спокойно сказал:
— Не согласен с этим, Антон Пахомович. Давайте рассуждать логически.
— Только об этом и прошу! — вспылил Ромейко. — Но как раз логики и не нахожу в наших действиях!
— Сейчас найдете… Вы исходите из трех посылок: разведчиков двое, они готовят операцию против порта, одного мы поймали. Но ни одна из этих посылок не доказана! Разведчиков может быть и больше двух. Операция может быть направлена и не против порта. И, наконец, задержанный, возможно, все-таки Спиридонов, а не Семенов.
— У вас появились данные, что разведчиков больше двух?
— Новых данных нет. Просто не хочу исключать такой возможности.
— Абстрактных возможностей — тысячи. — Ромейко покраснел от раздражения. — Исследовать их все разом — это и есть распылять силы. Вы сами признаете, что нет данных… У меня огромное преимущество перед вами!
— Какое?
— Горячий след! Я направляю поиск по реальному горячему следу, а вам не за что уцепиться!
Бандуренко счел нужным вмешаться в спор двух подполковников. Он сказал примирительно:
— Как не за что уцепиться? Очень за многое можно уцепиться. Есть, есть зацепки.
— Вот как — зацепки есть?! — почти закричал вспыльчивый моряк. — А какие, позвольте поинтересоваться? Не те ли, что один разведчик — высокий, говорит с литовским акцентом, а другой — среднего роста, широкоплеч, сероглаз, родинка на щеке? Эти, так? А вы посмотрите на нас с подполковником Денисовым! Мы же идеально подходим под вашу «твердую зацепку», просто идеально! Денисов высок, худ, нога, правда, маленькая, ничего, можно надеть сапог покрупнее… А литовский акцент — пустяк, за два урока освоит. А я чем не второй? Широкоплеч, сероглаз, роста самого среднего, возраста самого подходящего, родинки вот не хватает — налеплю, не сомневайтесь!
Бандуренко с Марьямовым засмеялись. Денисов сказал, улыбаясь:
— Акцент, конечно, не проблема. И родинку можно налепить. Но розыск пока будем вести по старому плану.
Ромейко больше не спорил. Но по угрюмому лицу было видно, как возмущает его поведение Денисова.
Шел третий час ночи, когда Денисов вернулся в гостиницу. Он надеялся, что скоро будут новые сведения. Но ночь прошла без телефонных звонков, позавтракал тоже без помех. Когда Денисов приехал в погранотряд, Ромейко сидел уже за своим столом.
— Новость пока одна, притом отвратительная — нет никаких новостей, — объявил он.
Ромейко был сдержан.
— Четвертый день пошел, а толку пока немного, — констатировал он.
— Если разведчиков только два и одного мы взяли, то сделана ровно половина дела, — сдержанно возразил Денисов.
Ромейко удивленно посмотрел на него. Слова Денисова можно было понять и так, что, поразмыслив, он готов согласиться с мнением помощника.
Зазвонил телефон. Денисов взял трубку.
— Солист снова начал концерт, — доложили ему. — Наша машина заедет за вами.
— Помчались! — сказал Денисов Ромейко.
Крытая зеленая машина подошла к подъезду. Шофер только замедлил скорость, оба подполковника вскочили на ходу. В фургоне лейтенант в очках, склонясь над столиком-планшетом, вычерчивал на карте линии пеленгов. Он ткнул карандашом в точку, где пересеклись линии, и удовлетворенно сказал:
— Отсюда шла передача. Не побоялся, в самом центре города.
— Успеем? — спросил Денисов.
— Недалеко. Должны успеть.
Машина остановилась у пятиэтажного краснокирпичного здания. Денисов и Ромейко выскочили первые, за ними выбрался лейтенант. На здании висела вывеска: «Управление охраны общественного порядка».
— Шутите? — сухо спросил Денисов. — Куда вы привезли нас?
Лейтенант тоже озадаченно смотрел на вывеску. Но ответ его прозвучал твердо:
— Я-то еще могу шутить, но приборы… Передача шла из этого здания.
Денисов и Ромейко вошли внутрь. Денисов спросил у дежурного, в каких комнатах есть посторонние. Посетителей больше всего было у Говорова.
— Аркадий Степанович депутат республиканского Верховного Совета, товарищ подполковник, и сегодня у него приемный день. Остальные посетители по вызовам. Могу назвать фамилии, у меня записан каждый.
— Не надо фамилий…
В приемной Говорова сидело человек восемь. Денисов быстро глянул на них и подошел к секретарю.
— Кто у Аркадия Степановича?
— Посетительница. Она с ребенком.
— Нас интересует молодой мужчина среднего роста. Не было ли такого?
— Только что был. Сидел вон там…
Денисов понял, что искать радиста сейчас бесполезно. Сидя здесь, он незаметно, по портативной рации, спрятанной, может быть, в кармане пиджака, передал сообщение, вышел отсюда, прыгнул на любой трамвай — и был таков.
В дверях кабинета показалась женщина, она вела за руку малыша. Денисов, извинившись, что идет без очереди, — дело служебное, не терпит отлагательства, — вошел с Ромейко к Говорову. Тот крайне удивился, узнав, что привело сюда подполковников.
— Ах, мерзавец! Ах же, мерзавец! — повторял Говоров. — Нет, куда забрался!
— Ловкач! — воскликнул Ромейко.
— Не ловкач, а нахал, — поправил Денисов.
Обратно они с Ромейко шли пешком.
Ромейко восхищенно качал головой: лихость покоряла его, даже если она была вражеская. Лучше, заявил он, иметь дело с врагом изобретательным, инициативным и смелым, чем с гнусью, которая трусливой тенью шныряет по подворотням. Денисов резко возразил. Он предпочел бы врага попроще и поглупее. Идет не игра, а борьба. И от исхода ее зависит благополучие и жизнь людей…
В погранотряде их ждало известие, что неведомый радист применил тот же шифр, но опять зашифровал цифрами кодированное сообщение. Денисов в недоумении смотрел на странное слово «дырбулщил», отчетливо напечатанное на бланке.
Ромейко был озадачен.
— Что бы это значило? — проговорил он.
Денисов пожал плечами.
Ромейко некоторое время возбужденно шагал по кабинету, мешая Денисову сосредоточиться, а затем заявил, что едет в порт.
Непоседливый помощник ушел, и Денисов смог, наконец, спокойно подумать. Он вернулся к загадочному слову «дырбулщил». Где-то когда-то он уже слышал его. Но где и когда?
«Ерепень» и «дырбулщил»… Ну, хорошо, «ерепень» — от «ерепениться». Хоть какой-то смысл есть. Но — «дырбулщил»?!..
— Ах же, черт! — Денисов стукнул ладонью по столу и засмеялся.
Да ведь это же — знаменитая литературная бессмыслица! Алексей Крученых, один из кубофутуристов, когда-то объявил — для общего читательского обозрения, — что в словосочетании «дыр-бул-щил» больше поэзии, чем во всей русской литературе.
Но какой смысл вкладывал в эту тарабарщину радист?
«Признаюсь, но только не вам»
Денисов сидел з кабинете следователя и, хмурясь, рассматривал полученные из Костромы и Свердловска ответы на запросы. Василий Иванович Спиридонов проживал в Костроме с детских лет до призыва в армию, — значилось в первом из них. Свердловск подтверждал, что Спиридонов служил на Урале, недавно демобилизовался.
Где правда?..
Ввели Спиридонова. Он непринужденно поздоровался, на лице его было безмятежное спокойствие. До сих пор арестованный вел себя совершенно естественно, сейчас — переигрывал: он не мог быть таким спокойным.
— Как чувствуете себя, Спиридонов? — приветливо начал Денисов. — Вид у вас отличный.
— Еще лучше будет, когда выпустите!
— От вас зависит. Узнаем, как вы попали к нам, и — пожалуйста, выходите.
— Я уже объяснял — поездом.
— Что-то не получается поездом…
— Вполне получается. Поезд двадцать девятый, вагон одиннадцатый. Плацкартный.
— Да, вы уже говорили — одиннадцатый и плацкартный. Хотелось бы поверить вам… А проводников вагона, в котором ехали, вы сможете вспомнить?
— Обыкновенные. Две женщины.
— А какие?
— Не присматривался. Своя на Урале, скоро сюда вызову.
— Чтобы молодой парень не заметил двух девушек, не полюбовался, какие хорошенькие…
— Стариком буду на девчонок заглядываться! Пока не старик.
— Неужели и причесок их не запомнили? Оригинальная прическа если…
— Перманентов недолюбливаю. А крашеные патлы — смерть моя.
— Поэтому и не заглядывались, что одна с перманентом, а у другой крашеные патлы?
— Поэтому. Устраивает вас теперь?
— Нет, Спиридонов, и теперь не устраивает. — Денисов положил перед арестованным две фотографии. — Обратите внимание: одна из проводниц — весьма пожилая. Другая, точно, девчонка, но у нее — коса, и красивая коса, а вовсе не перманент и не крашеные патлы. Как же вы так опростоволосились, а?
Голос Спиридонова зазвучал зло:
— Говорю вам, к чужим женщинам не присматриваюсь! У меня своя — ревнивая.
— Убедительно… Но другая беда, Спиридонов. И проводницы вас не помнят. Показывали вашу фотографию, вот эту. — Денисов положил и ее. — Ни одна вас не вспомнила.
— А чего меня вспоминать? Я к ним не лез. В вагоне не хулиганил.
— Человека вашего роста — да не заметить? Да еще красивого!.. Нет, Спиридонов, объяснение не годится, поищите другое.
Спиридонов подумал.
— Возможно, я спутал номер вагона.
— Не мало ли этого? — посомневался Денисов. — Говорите уж прямо — спутал номер поезда! И вообще — приехал не в этот день, а в другой… Так вот, Спиридонов, все ваши возможные отговорки заранее проверены. Вас не было в других вагонах, не было в других поездах, не было в другие дни. И на самолете вы не прилетели. И в дальних рейсовых автобусах вас не видели. Что теперь скажете?