— Почему же? Намеков много, — возразил Денисов.
— А что толку? Или вы надеетесь, что четвертый сам прибежит сдаваться?
— Не исключаю и такую возможность. Поразмыслит человек, поймет, наконец, что хвост собакою не виляет…
— Опять философия? — невесело усмехнулся Ромейко и после минутного молчания добавил: — Михаил Владимирович, а был ли четвертый?
— Вы сегодня утром доказывали, что четвертый есть.
— Мало ли, что я доказывал! Если он не ловится, то не потому ли, что мы ошибаемся? Не есть ли он нечто воображаемое? Силуэт в тумане, которого никаким локатором?..
— Есть он, есть, — с досадой сказал Денисов. — Но, конечно, туману напускает. И думает, что удивительно хитро укрылся, что его не видно и не слышно. Но долго это продолжаться не будет.
— Часы же идут! Скоро появятся Трофимов и Симонян, спросят: закончена ли операция? — Ромейко в волнении поднялся. — Давайте действовать! Пошлите меня, куда надо, коли самому нельзя покинуть кабинет. Вот уж чего не могу — сидеть и ждать, пока кто-то выплывет из тумана!
Денисов остановил его.
— И все-таки надо сидеть и ждать. Давайте готовиться к докладу, Антон Пахомович.
Ромейко хмуро возвратился к столу.
Зазвонил телефон. Это был, наконец, Говоров.
— Заждался, Михаил? Сам занялся этим делом. Некоторых проводников сразу не захватили, разбежались по кафе и магазинам… Получай окончательный ответ. Не было этого человека в поездах. Ни самолетом, ни автобусом, ни по железной дороге…
Денисов закрыл на мгновение глаза. Последняя точка стала на свое место. Больше допытываться было нечего.
Ромейко с интересом прислушивался к телефонному разговору. Он догадался, что звонит Говоров.
— Ну, как, Михаил Владимирович? Выяснены взаимоотношения хвоста и собаки?
Денисов спокойно сказал:
— Да, конечно. И сам хвост уже понимает, что он не более, чем жалкий хвост.
В кабинет вошли Трофимов и Симонян, за ними Бандуренко и Марьямов. Генерал с руководителями погранотряда разместился на диване, Симонян уселся около стола Ромейко.
— Неделя подошла к концу, — сказал генерал. — Докладывайте, товарищ Денисов. Начнем с того, удалось ли выяснить количество нарушителей?
— Всего их было четверо, — ответил Денисов.
— Четверо! Сходится с нашими данными… Где они в настоящее время?
— Трое задержаны.
— Кто?
— Молодые парни. Назвались Спиридоновым, Мартыновым и Вальдисом.
— А четвертый?
— Четвертый не арестован.
— Хорошо провели операцию, нечего сказать! — с досадой проговорил генерал. — Трех мальчишек выловили, а руководителя группы оставили на свободе. Он ходит и посмеивается над нами!
— Долго ходить и посмеиваться не будет, товарищ генерал.
Трофимов начал сердиться.
— Неделя прошла, товарищ Денисов! Неделя! А вы и понятия не имеете, кто этот так хорошо замаскировавшийся четвертый!
— Почему не имеем понятия, товарищ генерал? — спокойно возразил Денисов. — Отлично знаем, кто четвертый и где он сейчас.
— Тогда говорите прямо — кто, где?
— Вот он!
Денисов показал на Ромейко.
Личность без околичностей
Денисов ожидал возгласов удивления, смятения на лицах. Но лишь Бандуренко удивленно переглянулся с Марьямовым. Трофимов хмурился. Симонян спокойно слушал. А Ромейко насмешливо улыбался.
— Докажете свои обвинения? — спросил генерал.
— Безусловно. Но раньше я хотел бы разоружить этого человека.
Трофимов вопросительно посмотрел на Симоняна. Моряк негромко сказал:
— Раньше представьте доказательства, потом разоружайте.
Денисов резко возразил:
— Человек, называющий себя подполковником Ромейко, опасный преступник. Я настаиваю на том, чтобы он сдал оружие.
Ромейко вытащил пистолет и, перегнувшись через стол, положил его перед Денисовым.
— Получай! Но помни: не докажешь обвинений, свой пистолет сдашь!
— Спокойно, Ромейко, — недовольно сказал Симонян. — Сидите и слушайте. Вам слово еще будет дано.
— Главное мое доказательство против Ромейко находится у него самого, — начал Денисов. — Имеются данные, что Вальдис фотографировал стройку. Он встречался потом с Ромейко и передавал ему фотопленки. Когда вы посмотрите на них, вы без труда поймете, что Ромейко со своим подручным занимался сбором шпионских сведений.
Хотя Симонян приказал Ромейко сидеть спокойно, тот снова вскочил.
— Обыскивай!
— Прошу со мной на вы! — холодно сказал Денисов. — Я не думаю, что вы носите шпионские материалы с собой. Пленки спрятаны в вашем чемодане в гостинице.
Симонян обернулся к Ромейко. На этот раз тот говорил спокойней:
— Можете обыскать! — Он вытащил из кармана связку ключей. — Получайте!
— Я распоряжусь, — сказал Бандуренко, беря ключи.
Он быстро вышел. Генерал обратился к Денисову:
— Обвинение очень серьезное. И доказательства должны быть серьезными.
— Разрешите рассказывать с подробностями?
— Да, конечно. Со всеми подробностями.
— Я бы попросил на время моего объяснения удалить арестованного в соседнюю комнату.
Генерал ответил, хмурясь:
— Ромейко еще не арестован.
Денисов понял, что Трофимов не поверил обвинению против Ромейко. Еще меньше верил Симонян — моряк продолжал спокойно сидеть около Ромейко, как около верного человека. Только Ромейко по-прежнему еле сдерживал раздражение.
И, начиная свои доказательства, Денисов думал о том, что задача ему попала не из простых. То, к чему он постепенно приходил в течение нескольких и, вероятно, самых долгих в его жизни дней, что открывал, сомневаясь, внутренне протестуя, трижды проверяя каждый следующий шаг, — все это он должен был рассказать сейчас неподготовленным людям. Они, конечно, будут сомневаться не меньше, чем он, когда впервые подумал, что Ромейко и есть тот, четвертый.
Но Денисов знал также, что истина на его стороне. Собранные им факты неопровержимы.
Он начал с того, что вражеское судно, маскировавшееся под советский рыболовный траулер, спустило на дно отмели, неподалеку от берега, четырех хорошо снаряженных аквалангистов. Нарушители границы не сомневались, планируя свою операцию, что и судно их будет обнаружено, и высадка на берег незамеченной не пройдет. И они заранее отмели утопическую надежду проскользнуть в тыл неоткрытыми. Не предотвратить преследование, а запутать преследователей — вот был хитрый их план.
Группа была подобрана соответствующая — двое высоких, двое среднего роста. У одного, высокого, нога была маленькая, у второго — побольше. Через контрольно-следовую полосу они переходили так: Вальдис нес на плечах Ромейко, за ним шагал Спиридонов с Мартыновым на плечах. Спиридонов втрамбовывал свою огромную ногу точно в след маленькой ноги Вальдиса, на контрольной полосе оставался только один отпечаток.
Лейтенант Петров, прибывший вскоре на место происшествия, обнаружил след одного человека, но, как безошибочно рассчитывали нарушители, не поверил, что пробирался лишь один. Он измерил глубину следа и определил, что прошло двое. Он мог бы допустить, что их было и больше двух — три, четыре, пять. Но оперативники не имеют времени рассчитывать все теоретически возможные варианты, они практики. Петров раскрыл хитрость противника и, не раздумывая больше, кинулся преследовать двоих. Психологический расчет врага удался.
Теперь перед группой, проникшей в наш тыл, стояли две срочные задачи: поскорее убраться с опасной Курской косы и, если уж нельзя замести следы, то оставить их лишь двум людям.
И они разбились на две группы, двигающиеся так, что если кто-либо увидит одну, то вторую не обнаружит. Одну группу составляли Вальдис и Мартынов, другую — Спиридонов и человек, именующий себя подполковником Ромейко.
Вернувшись, Бандуренко знаком показал, что все нужные распоряжения отданы, и присел около Марьямова.
Денисов продолжал:
— Учесть все случайности, которые могут появиться — невозможно. Появились такие случайности и на пути нарушителей границы. Они понимали, что лучший способ достигнуть Калининграда — сесть на автобус в Ниде. Но до Ниды добрых двадцать километров, а на косе вскоре должны были появиться преследователи. Вывод их был логичен: взять на турбазе машину, там их много, и минут за двадцать домчаться до Ниды. Но на Вальдиса с Мартыновым, пробиравшихся к автостоянке, натолкнулся заведующий турбазой Слесаренко. Они приняли правильное решение — не удирать, а зайти к Слесаренко, побыстрей напоить его, чтобы отвязаться от докучливого соглядатая. Вальдис, побаивавшийся, что его литовский акцент очень уж заметная примета, упорно молчал, а Мартынов, чтобы молчание товарища не бросилось в глаза, болтал без умолку. Как вы увидите сейчас, это был их первый просчет. Вторым просчетом явилось то, что Мартынов, обнаруживший несообразительность Слесаренко, всячески обращал его внимание на свою особую примету — налепленную родинку. Он так часто трогал ее, словно почесывая, что сдвинул выше обусловленного места. И, кроме того, они оставили отпечатки пальцев: пить и есть не принято в перчатках.
А на Спиридонова и Ромейко, поджидавших возвращения товарищей, надвинулась новая непредвиденная случайность — сварщик Тигунов. И вот эти двое, Спиридонов и Ромейко, стараются создать у наблюдательного Тигунова впечатление, что они те, кто в это время сидели со Слесаренко. Одна пара! Спиридонов, не зная, что Вальдису удалось во время выпивки промолчать, охотно болтает, артистически воспроизводя литовский выговор товарища. А Ромейко, не желая, чтоб Тигунов запомнил его голос, наоборот молчит, не подозревая, что тот, кого он дублирует, Мартынов, в этот момент безудержно разливается. И еще одна неосторожность: шел дождь, родинка, налепленная на щеку, сползла, Ромейко поправлял ее неаккуратно, и в минуту встречи с Тигуновым она оказалась ниже места, которое занимала на лице Мартынова. Так примета, по мысли вражеских разведчиков, отожествлявшая двух людей, непредвиденно сыграла пр