– Что-то дыма многовато, – заметила подоспевшая Прюн.
Я вывернул голову, чтобы взглянуть на нее; дым, улетающий к потолку, обволакивал ее макушку.
– Прюн! – попросил я. – Попробуй открыть!
Народ расступился, чтобы дать ей пройти. Но, едва коснувшись рукоятки, она вскрикнула и отшатнулась, прижав ладонь к груди.
– Горячо!
– Не может быть, я же… ох черт!
Один из учеников захотел удостовериться; его рука тут же сплошь покрылась волдырями. Первой моей мыслью было добежать до Прюн, но дым предательски напал на меня, и я закашлялся, как астматик на марафонском забеге. Глаза мои заслезились.
– Через… кухню… – еле выговорил я между приступами кашля.
Последовав моему совету, ученики, не заботясь о состоянии дыхательных путей слабака-человека, забежали за стойку буфета.
– Тут тоже заперто! – расплакался какой-то мальчик. – Все заперто!
– Окна!
– От них до земли пять метров!
– Мы умрем!
– Нас зажарят!
Безудержная паника.
– Ложитесь на пол! – выкрикнула Эйр. – Чем ближе к полу, тем безопаснее!
Прюн пристроилась рядом со мной, положив мне руку на спину, чтобы защитить. Черт возьми! Я знал, что до старости не доживу – с моей-то способностью влипать в неприятности иначе и быть не может, – но полагал, что сам допущу оплошность: слишком резко отдерну занавеску, подхвачу агрессивный вирус или сломаю шею где-то на стороне Полночи, не заметив своими подслеповатыми глазами дыру прямо перед собой.
Но нет.
Мне предстоит пропасть, сгорев заживо в школьном буфете. Позор!
Горло жжет так, что процесс дыхания становится пыткой, и до меня доходит, что, пожалуй, погибну я не от огня, а от удушья. Чудненько.
Когда голова моя пошла кругом, слезы иссякли и нечем было увлажнить пересохшие, как пустыня, глаза, дым наконец рассеялся. Я приподнялся на локте, поглядел на дверь столовой и узрел за нею силуэт, озаренный солнечным светом и окруженный дымкой, словно ангел спустился на облаке, чтобы нас освободить.
Сюзель.
– Симеон! – звала она. – Симеон!
– Я… здесь, – прохрипел я.
Очевидно, сверхтонкий слух сестры помог ей уловить эти два жалких слога, и спустя мгновение она уже склонилась ко мне, помогая подняться.
– Идем к врачу, – забеспокоилась она. – Сейчас же!
– У меня… все хорошо. А как там ребята? Они…
– У них нет полдневной половинки.
Черт, опять двадцать пять!
– Я в порядке, Сюзель. Что… что случилось?
Она могла бы и не отвечать.
Подойдя к двери столовой, я увидел директрису, а рядом с нею троих: обоих инугами, непроницаемых и абсолютно равнодушных к инциденту, и Ханоко, растрепанную, заплаканную, зажимающую руками рот. Глаза у нее широко раскрыты.
– Это недопустимо! – возмущается директриса. – Насколько я помню, я не давала вам разрешения устраивать в школе пожар!
– Мы должны выгнать демона удачи из укрытия, мадам Персепуа, – напомнила женщина-инугами.
– Мы договорились, что я организую встречи с учениками, а вы им устраиваете засады!
– О встречах говорили вы. Мы же намерены изловить демона прежде, чем он наберется сил и уничтожит этот мир, а затем и наш.
– Это…
– Наш долг, да. Демон, полностью овладевший своими возможностями, способен уничтожить всю цивилизацию на Земле меньше чем за неделю. Мы этого не допустим.
– Я запрещаю вам подвергать моих учеников опасности!
Нужно отдать должное храбрости мадам Персепуа. Она даже осмелилась ткнуть ногтем в грудь близстоящего инугами. Тот отреагировал на столь необычный акт агрессии беглым взглядом и поднятием одной брови. Но не смутился.
– Мне кажется, что вы нас не поняли, мадам Персепуа. Теперь не вы тут диктуете правила. Правил больше не существует, они не для нас.
– Я…
– Наша миссия превыше всего. Более того, она критически важна для выживания и полночников, и людей, и обоих миров, Полночи и Полдня.
– Но…
– Посему, если придется убить каждого ученика этой школы, чтобы обнаружить демона, мы это сделаем.
– Я вам запрещаю!
– Каждого ученика. И каждого профессора, мадам Персепуа. Мы его найдем.
Глава 28
– Иди же за мной, чертов упрямец!
– Оставь меня в покое, Ноэми.
Я оттолкнул вампирку локтем, но этого было недостаточно, чтобы она отпустила добычу. Эта девица хуже рыбы-прилипалы, подозреваю, что у нее на ладонях присоски.
– Это важно, говорю тебе!
– Если ты снова о встрече с мэтром Арманом, не побоюсь повторить: нет!
– Какой же ты зануда! Зачем я стараюсь быть любезной?!
– А ты мне противна. Оставь меня в покое! Надоело…
Ноэми выпрямилась и смерила меня взглядом. Сидя за низким столиком в общей комнате, где я привык работать над заданиями, вынужден признать, что в комплекте все выглядит впечатляюще: кулаки, упертые в бока, клетчатая юбочка и идеально выглаженная блузка.
Она, пожалуй, одна из тех последних учениц, кто старается сохранить внешнюю пристойность. Потому что школа, по сути, превратилась в груду развалин и после появления инугами в наших коридорах мы существуем в режиме выживания.
Никто уже не осмеливается ходить по школе в одиночку. Посещение буфета напоминает теперь сцены из постапокалиптических фильмов, с душераздирающими эпизодами прощания у дверей и бросанием жребия, кому идти за провизией. Занятия заброшены полностью, не находится сумасшедших, готовых рисковать жизнью ради удовольствия обучить нас таблицам таумификации. Что касается учеников, они забаррикадировались в дортуарах. В результате в нашей маленькой комнате отдыха теснится не менее пятидесяти особ, а диваны, на которых обычно сидела наша компания, оккупированы незнакомцами, и это мне совсем не нравится.
– Ладно, – после недолгого раздумья произнесла Ноэми. – Будь что будет, и пусть не говорят, будто я не умею быть милой…
Она вдруг наклонилась ко мне, и я не успел отшатнуться: ее пальчики с маникюром впились в мой затылок, пресекая возможность бегства. Ее нос почти коснулся моего, и я запаниковал.
Она хочет меня обнять? Что это за дурацкая выходка?
Едва я успел вскинуть руку, чтобы защититься от грядущего позора, как Ноэми прикоснулась щекой к моему лицу и прошептала прямо в ухо:
– Инугами сцапали твою сестру во дворе. На солнце.
Сердце мое сжалось, когда Ноэми отошла, и вовсе не из-за аромата клубники, которым она благоухает, выходя утром из своей комнаты. Инугами видели мою сестру на солнце. Вампир на солнце.
– О нет…
Я вскочил, разбудив парнишку, пристроившегося подремать у меня под бочком, как можно бережнее подхватил Кальцифера, опустил в карман блейзера и, поблагодарив Ноэми кивком, бросился к выходу. Уже в дверях я чуть не сбил с ног несшего в охапке кучу продуктов Жоэля в сопровождении Скёля, жарящего большой стейк на собственном огне.
– Ой-й-й! – воскликнул лич, крутнувшись вокруг своей оси, и в последний момент подхватил свою ношу, не дав ей упасть на пол. – Что это с тобой?
– Инугами… Сюзель на солнце… Я должен пойти туда!
Последние слова я выговорил, уже отойдя довольно далеко, борясь на ходу со своей полночной вуалью. То, что Сюзель помешала им устроить поджог, чтобы выкурить демона из учеников, пришедших на завтрак, уже должно было озадачить инугами. Но если сразу после этого они увидели, как она гуляет на солнце… им непременно пришло бы в голову, что ее защищает удача. Иначе она мгновенно сгорела бы и обратилась в пепел. Вместо этого она каждое лето поджаривается до степени бифштекса, полеживая в бикини в шезлонге. Она невыносима. Однако я не допущу, чтобы она умерла…
Когда я скатился с лестницы, ведущей в клуатр, мне навстречу впервые попались ученики, и вид у них был скорее возбужденный, чем испуганный. Когда они меня узнали, в их глазах я различил нездоровый блеск, и это могло означать лишь одно: они знали, что случилось с моей сестрой.
С разгона пробежал я по коридору, остановился под стрельчатой аркой выхода, и кровь моя застыла в жилах. Посреди двора, поросшего буйными травами, одиноко стояла Сюзель. У каждого края садика – инугами.
– Стойте! Остановитесь! – крикнул я, бросившись к сестре. – Мы только наполовину полночники, это нормально!
– Уходи, – велела женщина-инугами. – Это дело тебя не касается.
– Это моя сестра!
Глаза инугами угрожающе покраснели, с одного из окон верхнего этажа сорвалась ставня и вонзилась в почву в двух пальцах от носков моей обуви.
– Уходи!
– Вы видите, – попыталась унять ее Сюзель, – я вам не солгала! Я могу жить на солнце, я не чистокровная полночница!
– Ваш брат носит паутинную вуаль, – подчеркнул мужчина.
– Ну и что?! – возмутился я. – Если мне меньше повезло, чем сестре, это не критерий для оценки! Она всегда была удачливой, задолго до появления Ханоко!
– Так ты мне не поможешь, – буркнула Сюзель.
Я начал перечислять:
– Она может гулять на солнце, пить газировку, есть мясо и шоколад. Она заводит себе друзей, просто щелкнув пальцами, она делает успехи в спорте, она сильная, красивая и умная. Ей достались лучшие качества обоих миров!
Сюзель молча уставилась на меня, слегка нахмурившись, пока я осыпал ее комплиментами, чего никогда бы не сделал, не будь она на грани гибели.
– Она удачлива, – повторил я. – Это факт, так она живет. Но она не инугами.
– Она стоит на солнце, – снова завелась женщина.
– Она родилась в солнечный день! – разозлился я. – Да послушайте же меня, черт возьми!
Мужчина, стоящий ко мне лицом, грустно вздыхает. В нем есть что-то привлекательное. Вероятно, уверенность. Этот человек знает: он в состоянии сделать все что хочет и как хочет, и никто никогда не сумеет его ни переубедить, ни попросту остановить.
– Мы не можем рисковать, у нас мало времени, – напомнила ему женщина из-за спины Сюзель. – Он набирается сил с каждым днем.
Они договорились без слов, одновременно вышли во двор и ступили на газон.
– Нет!