Они меня не слушали. Мужчина уже начал произносить заклинание, и на его коже проступили синеватые руны, как было у Ханоко несколькими днями раньше.
– Я не знаю, что еще можно сделать, – признался я Сюзель вполголоса.
Она положила мне руку на плечо и так нажала, что ногти впились в кожу. Я оглянулся, надеясь увидеть стиснутые губы, обычное выражение решимости, но не увидел ничего, кроме страха.
Вот чертовщина…
От этого зрелища я разъярился, кровь внезапно прилила к деснам, сердце бешено забилось, вот-вот снова прорежутся клыки.
Что я делаю? Что я собираюсь сделать?! Я всерьез намерен напасть на двоих инугами?
Я сошел с ума. Сошел с ума? Возможно.
Я стиснул кулаки, готовясь пойти врукопашную. Как вдруг…
– Погодите! Погодите!
Мы, все четверо стоящих во дворе, оглянулись и обнаружили изнемогающего Жоэля, который размахивал скоросшивателем из желтого картона с пятнами от кофе, крепко зажав его пальцами обеих рук.
– Личные… дела… школьные… Сюзель… и Симеона, – еле выдохнул он.
Я расслабился, разжал кулаки. Ну да, конечно!
Дыша с присвистом, как губная гармошка, Жоэль доковылял до женщины-инугами – она стояла ближе, – вручил ей картонку и рухнул наземь.
– Жоэль! – крикнул я.
Он слабо взмахнул рукой, чтобы я не приближался, перекатился на спину и скрестил руки, пытаясь восстановить дыхание.
– Интересно, – пробормотала женщина-инугами, переводя взгляд с моей сестры на ее досье, снова на сестру и обратно.
– Вот видите! – не удержался я от упрека.
– И в самом деле. Мадемуазель Сен-Поль действительно полночница лишь наполовину. Здесь указано, что она может перемещаться при свете солнца.
Мужчина-инугами обошел нас с сестрой и, наклонившись над плечом своей напарницы, стал просматривать бумаги. Мы уже думали, что выпутались из истории, но тут они вдруг уставились на меня.
– Вы друг Ханоко, не так ли?
Сглотнув болезненный комок в горле, я ответил кивком.
– Она могла передать демона ему, – заметил мужчина. – У нее была возможность.
– Верно. Этот вариант не стоит сразу отбрасывать.
Ух ты, это что за новости?
– Нет, – простонал Жоэль. – Симеон не может быть носителем демона. Мы отправились с Ханоко на сторону Полночи, еще не зная, что демон высвободился. Если бы он внедрился в кого-то из нас, мы бы сейчас с вами не разговаривали!
Женщина-инугами легонько подтолкнула Жоэля ногою в бок и проворчала:
– У этого нездоровый вид. Сомневаюсь, чтобы он мог пережить внедрение.
– Сомневаюсь, чтобы он мог пережить лето, – брякнул мужчина.
– Эй! Вы что! – разозлился я.
– Простите. Мне иногда недостает такта.
Глубоко вздохнув, женщина-инугами хлопнула себя по боку картонкой и пригладила рукой волосы.
– Хорошо, брата и сестру Сен-Поль, а также лича мы из списка вычеркиваем. Пока что. Если вы увидите что-то подозрительное, немедленно сообщайте нам.
– Например, если огонь вспыхнет у вxода в класс? – саркастически осведомился я.
– Обязательно.
Потеряв к нам всякий интерес, носители демонов сделали пол-оборота и скрылись в сумраке школьного коридора под аркой, будто дали себя проглотить огромному зверю.
Слабый шум позади заставил меня вздрогнуть. Я обернулся и увидел, что Сюзель упала, впившись пальцами в густую траву. Я опустился перед нею на колени.
– Что с тобой?
– Я… Я устала от этого всего, Симеон.
Глаза ее полны слез, хотя она не позволяет себе заплакать, и я сижу неподвижно, не зная, что делать. Может, подразнить ее, чтобы она засмеялась и захотела меня стукнуть? Или помочь ей подняться?
Как ни удивительно, она гораздо хуже пережила ту историю с гоблинами, чем я, хотя я в этом деле потерял руку. Но Сюзель-то потеряла нечто не столь материальное – уверенность в себе.
О да, она всегда хохочет во все горло в коридорах, кружит головы всем, кого встречает, и держит свой мирок в повиновении. Но я вижу, что прежнего воодушевления уже нет.
– Все хорошо, – уверяет она, а я все еще не решил, как лучше поступить. – Это последствия стресса, но я обещаю, что все наладится. Ну же, помоги мне подняться.
Она протянула мне руку, я встал и подтянул ее к себе, с удивлением почувствовав, как слаба эта рука, как хрупко тело.
– Не рассказывай маме, – шепнула Сюзель.
Потом, ссутулившись, она побрела в сторону коридора.
Глава 29
Само собой, как только я вернулся в дортуар, тут же позвонил матери.
Когда ваш родной человек внезапно тонет в океане грязи и просит не говорить об этом предкам, значит, он зовет на помощь. Во всяком случае, именно так я это воспринял. Точнее, так я убеждаю себя, что избранный мною путь не ведет прямиком в мусорный бак. Возможно.
Так или иначе, влетит мне по первое число. Потому что перед зданием школы теперь толпятся родители учеников, с плакатами в руках, со стиснутыми кулаками, намереваясь брать школу штурмом. Честно, я не удивлюсь, если под плащами присутствующих мамаш окажется спрятанным средневековый таран и они разогреваются, чтобы выбить дверь.
«Твоя работа, я полагаю?» – дразнится Скёль, спокойно сидя у меня на плече.
Я вздыхаю.
Дело плохо, тем более что все ученики-первогодки, сколько их ни есть, приклеились к двум небольшим окнам спальной секции.
– Верните наших детей! – скандируют родители. – Верните наших детей!
– Нехорошо это, – ворчит Креон. – Незачем привлекать внимание полдневников.
Я поморщился; уши у меня уже распухли от жалоб толпы учеников. Минотавр прав: на улице зеваки уже останавливаются поглазеть на протестующих, и их телефоны включены.
– Они это делают нарочно, – поправил его Жоэль. – По крайней мере, у меня такое ощущение, я бы так и поступил на их месте, чтобы заставить дирекцию начать диалог. Так они надеются, что Персепуа не сможет их игнорировать. Если не получится, они немедленно подключат прессу, и тогда…
– Я не думал, что из этого получится такая куча дряни, – проворчал я.
– Мне завидно, – посмеивается Ноэми у меня за спиной, положив руку на плечо Колена. – Я позвонила своей матушке в первый же день карантина, и она не подняла такого шума, как твоя.
– Твоя не управляет самыми крупными криптами Полночи, – напомнил Колен.
– Эй! – взвился я. – Не вижу, при чем тут это.
– Сложный случай, – хмыкнула Ноэми. – Просто, когда самый крупный работодатель Полночи решает запустить в ход социальное движение, ему нетрудно найти поддержку. Я только это и хотела сказать.
Я почувствовал, что краснею. Моя семья богата. Я это знаю, мои друзья знают. Все знают. Но для меня это факт настолько второстепенный, что я никогда не учитываю его при… ну, никогда. По большей части я об этом не вспоминаю. В отличие, естественно, от моих друзей. Хотелось бы выяснить, до какой степени это может их смущать.
– Однако ей бы следовало успокоиться, – заметила Эйр. – Потому что сейчас она непосредственно противостоит инугами. А ведь известно, что это никогда не доводит до добра.
Холодок пробежал у меня по хребту, и я с тревогой поглядел на свою мать, укрытую полночной вуалью. Она размахивает элегантным плакатиком. Тень от школы падает на площадку, где толкутся родители, и некоторые из них кажутся такими мелкими, отчаявшимися от соседства с огромным строением и с тем, что оно символизирует.
Крики и плакаты. Как она может надеяться чего-то добиться?
– Наша Персепуа сейчас выйдет! – крикнул кто-то у нас за спиной. – Она выйдет!
Я так быстро оглянулся, что чуть шею не свернул, и Кальцифер тут же взялся прогревать перенапряженные мышцы. Все на мгновение замерли, переглядываясь и соображая, что нас ожидает.
– Сейчас откроют двери! – завопил незнакомый ученик. – Конец заключению, ребята!
И воцарился хаос. Ученики все как один отпрянули от окон и впервые за последние дни выбежали в коридор. Я присоединился к потоку; хотя покидать здание, в отличие от товарищей, я не торопился, но боялся за матушку. Мало ли что могло с нею стрястись!
Я бежал с немыслимой для меня скоростью, но, вероятно, так получилось потому, что едва успевал касаться ногами пола: толпа увлекала меня за собой. Фактически меня несли, а на лестницах казалось, будто я преодолеваю речные пороги на надувной лодке.
– Следи за своей вуалью, Симеон, – предупредил Жоэль, двигавшийся сразу за моей спиной.
Я прижал вуаль рукой, и мы выскочили во двор клуатра, залитый солнцем, где уже скопилось немало учеников, спешивших к выходу больше, чем мы.
– Выпустите нас! – орали они. – Освободите!
– Мамочка!
Никогда еще мое сердце не билось с таким трудом. Слишком много всего накопилось… Отчаяние моих товарищей, живущих взаперти, в страхе; опасение за судьбу матери при встрече с инугами; угроза демона, затаившегося среди нас; исчезновение таумы; слабеющий изо дня в день Жоэль; неудача Ханоко; слишком короткие ночи; общая враждебность к нам… Много, действительно много груза на одну спину, даже крепкую.
– Нас слишком много, – заметила Эйр, которую движением толпы вынесло прямо мне в руки. – Это плохо, инугами, должно быть, давно ждали такой оказии.
– Я… знаю… – протянул я, пытаясь отдышаться.
– А что мы здесь делаем? – сердито спросил Жоэль, которому засветили локтем в глаз. – Ты тоже хочешь выйти?
– Нет, – ответил я, краснея. – Мне просто нужно повидаться с матерью. Предупредить, чтобы не ввязывалась в это дело, это слишком опасно.
Колен, поднявшись на цыпочки, осмотрел толпу учеников, отделявшую нас от входной двери.
– В следующий раз лучше отправь эсэмэску, – посоветовал он. – А сейчас я надеюсь, что ты сумеешь взлететь, иного способа добраться до входа не вижу.
– Не нужно ему летать, – возразила Прюн, возвышаясь над нами. – Я его туда доставлю.
– Ты дос… О-о-ох!
Не тратя слов, она закинула меня к себе за спину и разгребла толпу учеников, словно кучу надувных шариков. Когда те поняли, что их опередили, они подняли рев и вой, но внушительная фигура Прюн, а также угрожающего вида физиономия Скёля, присевшего на голову Эйр, помешали им немедленно закидать нас камнями.