Когда я увидел ее впервые, все мое тело напряглось, как бы крича: «Опасность!», – и мне пришлось проявить чудеса самоконтроля, чтобы не дать деру.
А кто же у нас Жоэль? Он лич. Этот народ наименее уважаем в мире Полночи. Падальщики по рождению и даже по структуре тела! Они состоят из частей трупов, украденных на кладбищах: личи не рождают потомство, а конструируют. Однако при всем внешнем уродстве Жоэль умен и доброжелателен. Не считайте меня злоязычным. Мой недостаток – полнота, его – непарность. Одна рука черная, другая, белая, тело как лоскутное одеяло, лицо – сумбурная мозаика, и понять выражение его лица – тот еще квест.
Но если я кого и уважаю в школе, так это Жоэля. У этого паренька сердце открыто для всех, и я готов держать пари на свою паутинную вуаль, что, если бы оно понадобилось кому-то из друзей, он вынул бы его из груди в буквальном смысле и отдал. Я никогда не встречал другого такого же альтруиста, как он, настолько глубоко убежденного, что в любой ситуации можно и должно действовать, даже если это неприятно для нас, даже если мы не знаем, каковы будут последствия.
Таков уж Жоэль, парень что надо, готовый на все ради ближних своих, особенно когда есть шанс вляпаться в историю. Я им восхищаюсь. Порой я кажусь себе маленьким рядом с ним. Но это, пожалуй, к лучшему: если однажды это перестанет меня беспокоить, значит я душевно сравнялся с ним. Мне предстоит еще немало потрудиться.
– Чепуха это все, в один прекрасный момент удача может тебе изменить, – пророчествует Колен. – Надоедаешь демону с утра пораньше – смотри, получишь взбучку.
Я не сказал ему, что сегодня Ханоко ни много ни мало сама меня успокаивала, и налил себе полный стакан сангинады, на мой вкус, слишком теплой.
– Я никому не надоедаю. Прихожу, чтобы узнать, все ли в порядке у Прюн.
– В такую рань? И как бы случайно приходишь, как раз когда демоница покидает свое логово? Расскажи кому-нибудь другому! – хихикает Колен.
Я промолчал.
Наши распорядки дня совпали случайно. Поначалу я вообще не мог уснуть, помня, что Прюн в опасности; ходил по нескольку раз за ночь проверять, дышит ли она, подслушивал под дверью. Так я обнаружил привычку Ханоко просыпаться с петухами. Установив, что в этот час она покидает комнату, избавляя Прюн от своего нечистого присутствия, я позволил себе ложиться спать с вечера и свести свои полуночные визиты к минимуму. Теперь я появлялся там лишь на рассвете, как только Ханоко вставала с постели.
– Это излишне, поверь, – уверяет меня Прюн. – Мы с Ханоко хорошо уживаемся. Она такая спокойная.
Я уловил острый взгляд Скёля и не сказал ей, что, хоть бы она била в барабаны, мне это безразлично, но меня больше беспокоят ее убойные качества. Огонек следит за мною с другой стороны стола и явно старается не проболтаться про мой краткий разговор с демоницей. Это, должно быть, требует от него невероятных усилий, если учесть, как ему нравится, когда другие меня вразумляют.
Сменить тему, пора сменить тему… Я подлил в стакан новую порцию своего жидкого завтрака.
– Это неважно, – вздыхает Жоэль, – а вот было бы здорово использовать удачу Ханоко на экзаменах…
Он сильно расстроен. Беднягу уже оставили один раз на второй год, и после нескольких месяцев общения меня это не особо удивляет. По-моему, он страдает от какого-то недиагностированного расстройства внимания, потому что не способен ни сосредоточиться на уроках больше чем на две минуты, ни прочесть книжку, без того чтобы не начать ерзать на стуле, рисовать на полях или просто захрапеть, как дровосек.
– Есть такой способ – вкалывать побольше, – раздраженно замечает Колен.
Жоэль роняет голову на стол и ударяется лбом – бум! – о металлическую тарелку.
– Да я только этим и занимаюсь…
– Вздор, – фыркает Эйр, сердито взглянув на него. – Если бы ты тратил вдвое меньше времени на украшение своего блейзера, то успевал бы делать задания и не сидел в луже, как сейчас.
Жоэль, положив подбородок на кулаки, бросает взгляд на юную волчицу.
– Угу, но тогда я буду не так стильно выглядеть.
Эйр закатывает глаза, яростно отрывает кусок бифштекса и принимается его кромсать острыми зубами.
– Ну и дурак же ты…
– Как вы думаете, на экзаменах будут практические задачи? – небрежно перебивает ее Колен, раскапывая ложкой вязкую овсянку так, словно рассчитывает найти там клад. – Видите ли… Я пропал и меня искали несколько недель, поэтому я немного отстал по программе, если вы понимаете, что я имею в виду…
Я отлично понимаю, что он хочет сказать, в подтексте у него всегда один и тот же упрек, и всякий раз мне больно это слышать.
Мы не виноваты, что его похитили и заперли в подземельях школы. Мы не пользовались ни им, ни его чешуйками, для того чтобы зачаровать школьное начальство. И тем не менее по причинам, недоступным для моего разумения, Колен не упускает случая напомнить, как долго ему пришлось ждать освобождения. Как будто мы нарочно не хотели его спасать! И постоянная необходимость вести себя с ним осторожно напрягает сильнее, чем я готов признать.
– Практические вряд ли будут, – сказал я успокаивающе. – Поставок таумы давно уже не было… думаю, и до экзаменов не будет.
Следует заметить: после того как мы взломали гоблинский магазин, они разъярились и отказались поставлять тауму в школу, пока преступники не будут найдены. В итоге что? Мы несколько месяцев слушаем только лекции по теории. Превосходное средство для крепкого сна.
– А я думаю, что их вообще никогда не будет, – раздался резкий голос у меня за спиной.
Я вздрогнул, обернулся и уставился на блейзер, идеально застегнутый на все пуговицы и украшенный розовыми атласными бантиками и стразами. Над этим костюмом сверхмодной Барби красовалась идеальная головка Ноэми. Она смерила меня пренебрежительным взглядом и злобно усмехнулась, обнажив острые клыки.
Вот стерва! Знает, что у меня проблема с прорезыванием клыков, и показывает свои всякий раз, как подходит ко мне.
– Это ты о чем? – встревожился Колен.
Ноэми, ничуть не смутившись, поставила свою бутылочку рядом с миской сирена и изящно опустилась на скамейку, держа спину по струнке.
– Вы журнал не читаете? – вопросила она, прямо-таки излучая презрение.
– Только комиксы, – признался Колен.
– Страничку некрологов, – добавил Жоэль.
– Спортивный! – радостно вспомнила Прюн.
«А я журналы жгу», – сообщил Скёль.
Один я имел глупость спросить:
– Какой журнал?
Ноэми вздыхает, но не может скрыть гримаску удовлетворения, от которой морщится ее вздернутый носик.
– В сегодняшнем номере «Ноктюрна»[5] на первой странице. Гоблины объявили, что полностью прекращают продажу таумы полночникам.
Я подавился сангинадой, Прюн похлопала меня по спине, от чего мне легче не стало.
– Это как?
– После вашего маленького открытия совет мудрых попытался их прижать. Гоблины не раскаялись. Так что финита ля коммерция[6], остатки таумы в продажу не поступят.
Она откупорила свою бутылочку и отпила большой глоток с явным удовольствием. А я ощущаю некоторую тяжесть в желудке; но не чувствую за собой вины. Дело в том… мы обнаружили, что гоблины, ввиду исчерпания запасов таумы в своих шахтах, начали экспериментировать на учениках школы. Они попросту добывали из нас магическую субстанцию посредством пункции, чтобы затем разлить по бутылкам и перепродать. Мы покончили с этим безобразием. При этом я даже потерял руку!
Да, в тот момент мы не очень ясно представляли себе последствия нашего вмешательства. Согласен. Однако, имея лишь одну альтернативу – позволить использовать учеников в качестве батареек для подпитки мира Полночи… бр-р-р.
– Браво, болваны! – воскликнула Ноэми, приветственно подняв свою бутылочку вместо бокала. – Вы довели до крушения мир Полночи!
Ладно. Так уж и быть, я считаю себя чуточку виноватым.
Глава 3
– По-моему, у нашего препода профессиональное выгорание, – бормочет Жоэль, повернувшись ко мне.
Полулежа на моем столе, подпирая голову кулаком, он наблюдает за тем, как господин Фёйлу вырывает последние пряди своих редких волос, а на его виске пульсирует опасно набухшая вена.
Тонкое чутье не подвело Колена, когда он беспокоился насчет практических заданий: решение гоблинов прекратить поставки таумы полночникам, по меньшей мере пока совет мудрых не согласится на их требования, исключало возможность практической проверки знаний.
Нам не удалось добыть журнал, весь тираж мгновенно расхватали, как только первые слухи поползли по школе. Но из кулуарных разговоров стало ясно, что гоблины выдвинули прямо-таки заоблачные требования. И по факту не скоро еще где-то поблизости заблестит хотя бы капелька таумы.
– Подумаешь, – вздыхает Жоэль. – Это так глупо, что я почти уверен: гоблины собираются всех обвести вокруг пальца.
– Почему? – спрашиваю я, слегка придвинувшись к нему на стуле.
Смотреть на паникующего препода ему уже надоело, и он теперь созерцает Кальцифера, который занимается гимнастикой на нашей парте.
Мой маленький огонек слишком близко к сердцу принимает свою новую роль в моей жизни: он полагает, что должен оказывать мне поддержку, поскольку Скёль внушил ему, будто он может заменить отсутствующую руку. Бесспорно, с технической точки зрения тело блуждающего огонька не имеет жесткой формы. По мере созревания, набравшись опыта, они могут раздаться, вырастить себе руки, даже ноги. (Однажды Скёль ухитрился это сделать и показал нам импровизацию в стиле чечетки – мы покатывались со смеху, Жоэля чуть не стошнило.)
Но огоньку волчицы больше шестидесяти лет, он мастерски владеет своим телом и умеет быть пассивно-агрессивным, а Кальциферу всего несколько месяцев. Не стану скрывать: от него пользы как от ватной палочки против меча.
И все же я уважаю его намерения. Кальцифер делает успехи. Если шесть недель назад он с трудом мог согнуть одну канцелярскую скрепку, то теперь способен согнуть три подряд. Правда, потом ему требуется полный отдых часов на пять или шесть. Но это, я думаю, вопрос привычки.