Судя по тому, как она шумно дышит через нос, ей досадно, что эта идея не пришла первой в ее голову. Мы с Эйр приятели. Думаю, можно даже сказать, что мы дружим. Но у нас все непросто. Потому что всю нашу жизнь нам внушали, будто наши народы представляют смертельную опасность друг для друга. К тому же мы оба метим на первое место в классе, а по возможности и первое на курсе.
Этого достаточно, чтобы между нами то и дело возникали трения. Но в конечном счете я твердо уверен, что она без оглядки придет мне на помощь, когда понадобится. Она даже согласилась провести несколько дней на Рождество у меня дома со всей компанией. Эйр, можно сказать, не играя словами, сунула свою волчью голову в пасть тигрицы. Поначалу моей матушке было неприятно ее присутствие, но дальше визит протекал на диво успешно, если не считать регулярных попыток Скёля развязать третью мировую войну.
– Хорошо, – откликнулась Эйр.
Пришлось снова сунуться под струю, чтобы выключить воду; потом я поднял полотенце. Точнее, нагнулся, чтобы поднять. Потому что при попытке разогнуться едва не растянулся на мокром полу. Безобразие! Эта штука стала тяжелой, как мертвый осел!
– Дай-ка я это сделаю, – предложила Эйр, мягко отстранив меня.
От немедленно вспыхнувшей ярости я покраснел, и она это, конечно, заметила.
– К твоей руке это не имеет никакого отношения, – сердито фыркнула она. – Просто у тебя мускулов не больше, чем в переваренных макаронах.
Супер. Значит, проблема не в моем увечье, а в моей «превосходной» физической подготовке.
Она подхватила полотенце, словно воздушный шарик, и решительным шагом направилась в комнату, где нас дожидались Прюн и Жоэль, оба в состоянии безудержной паники, и Колен, взглянувший на нас с подозрением.
– Что это вы притащили? – заволновался сирен. – Вы думаете, она устроит пожар?
– Нет, – сухо ответила Эйр. – А что ты сделал с Ноэми?
Колен пожал плечами.
– Не беспокойся, я не завлек ее в подземелье, чтобы там забыть навсегда. Она спит, все будет хорошо.
Я с усилием заставил себя промолчать, как и Эйр, судя по тому, что она стиснула зубы, когда Скёль водрузился на ее плечо.
– Берись за полотенце, – приказала она Прюн. – Протяни его по другую сторону от Ханоко.
Огрица беспрекословно подчинилась.
– По моему сигналу набросишь полотенце сверху на нее, – предупредила волчица.
Прюн снова кивнула. Я весь дрожу; холод, стресс и дурные предчувствия будоражат мою нервную систему почище праздничного фейерверка.
– Один… два… три!
Прюн вскинула свою великанскую руку, накинула мокрую ткань на голову демоницы и поспешно отступила.
В первое мгновение ничего не произошло. Разве что Ханоко, теперь вся укрытая тяжелым полотенцем, опустилась на несколько сантиметров ниже.
Затем появляется дымок. Сперва тоненькая ниточка. Потом целое облачко пара.
– Ч-ч-черт, – застонал Жоэль. – Она и в самом деле спалит школу!!
Я слежу, не веря своим глазам, за тем, как белое облако расползается, как все предметы пропадают в нем один за другим. Потом грянул большой «бум».
Потрясенные, мы молча созерцали это преддверие ада, пока не послышался тоненький голосок:
– Мама?
Глава 8
– Ханоко? – позвал я.
Мой призыв заглох в густом тумане. Мне чудилось, будто мир растворяется, как мои легкие, стиснутые сырым воздухом, заполнившим комнату. Пар обволакивает нас: Прюн, Эйр, Колена, Жоэля и меня, – плотно запаковывает, как леденцы в пластиковую пленку, набивает, как сосиски в оболочку, и мы не задумываясь беремся за руки.
Сквозь мутную вату сначала не доносится ни звука, я слышу только глухое мучительное биение своего сердца. Потом из волокнистых клубов тумана, из глубин комнаты приходит глубокий вздох. За ним – скрежет, от которого у меня сводит челюсти, как будто кто-то скребет ногтями по черному стеклу. Пальцы Эйр впиваются в мою ладонь, но эта боль меня радует: она доказывает, что я еще жив, что не перешел из преддверия вглубь ада.
– Ханоко? – повторил я шепотом.
Туман застыл неподвижно. Шорох слева заставил нас вздрогнуть. Потом справа. И когда из тумана вдруг высунулась рука, мы все пятеро хором заорали.
– Где… где я? – спросила инугами, подойдя к нам.
– В нашей комнате, – ответила Прюн.
Не знаю, как ей удается говорить так спокойно, а я-то никак не восстановлю дыхание после приступа паники. Но у меня нет времени анализировать собственные ощущения, потому что в коридор начали выходить ученики, разбуженные нашими воплями. По-моему, им не стоит знать, что Ханоко только что висела под потолком своей комнаты…
– Идемте отсюда, – распорядился я, заталкивая компанию в комнату.
– Вау-вау-вау! – заныл Жоэль. – Я не хочу сидеть с ней вместе!
Я не отреагировал и захлопнул дверь за собой. Прюн сразу распахнула окно, чтобы проветрить комнату; в считаные секунды таинственная аура исчезла, и я мог теперь увидеть, как девочки приспособились к совместному проживанию.
В уголке у Прюн стоят две сдвинутые кровати, образуя ложе как раз по ее нестандартному размеру. Над ним огрица приколола кнопками к стене целую галерею фотографий, в основном – нашей группы, и я не удержался от улыбки, увидев снимки, сделанные у меня дома.
На этом панно радостных образов есть и рисунки, но от некоторых меня бросило в дрожь: на них был изображен большой паук. Это ее брат, он из рода полночных вдов. Это один из самых редких видов Полночи, самых разумных и смертельно опасных. У него был заскок: он хотел во что бы то ни стало избавить сестру от статуса огрицы и, «дабы исцелить ее», надумал извлечь из меня тауму. Потерпев неудачу, братец скрылся. Вот уже пять месяцев Прюн не получала от него известий, и это весьма эгоистически меня удовлетворяет. Я хочу сказать… из-за него я потерял руку и стал калекой. Но Прюн, похоже, по нему скучает. Поэтому мне следовало бы, наверное, относиться к нему поспокойнее.
На стороне Ханоко царит беспорядок, и всякие вязанные крючком покрывальца, в которых я сразу признаю работу Прюн, не камуфлируют общего разора. Это удручающий хаос: повсюду разбросаны книги и скомканная одежда, на постели куча плюшевых игрушек, образующих квазиорганическую, чуть ли не шевелящуюся массу, достойную японских комиксов о монстрах.
– Что вы делаете в моей комнате? – резко спросила инугами.
Я рефлекторно попятился, помня, что враждебный настрой инугами может повлиять на длительность моей жизни. Но тут же заметил, что руки у нее дрожат, а глаза странно блестят, вполне по-человечески; этот блеск совсем не похож на те жгучие багровые отсветы, что порою мелькали из-под ее век.
– Скорее это тебе нужно было бы нам рассказать, что тут творится, – отпарировала Эйр.
Мы все чисто инстинктивно сгрудились у кровати Прюн, как можно дальше от одержимой.
– Я вся мокрая, – сообщила она.
– Нам пришлось стащить тебя вниз при помощи намоченного водой полотенца, – пояснил я.
– Ох…
Момент молчания. Ханоко осматривает комнату.
– Ага, вот откуда пар, – пробормотала она. – А мне было показалось, что я возвратилась…
Она не договорила и принялась аккуратно отряхиваться.
– Спасибо, – соизволила вымолвить она с едва заметным наклоном головы. – Теперь вы можете вернуться в свои комнаты, все под контролем.
– «Все под контролем»? – иронически переспросил я.
Мой тон удивил меня самого, и даже Кальцифер проснулся в кармане. Я почувствовал, что он волнуется, и успокаивающе прикрыл рукой маленький теплый шарик рядом с моим сердцем.
– Ты не понимаешь по-французски?
Руки Ханоко больше не дрожат.
– Ты только что висела в воздухе, – напомнил я ей.
– Это выглядело очень впечатляюще, – подтвердил Колен.
– И было видно, что тебе плохо, – добавила Эйр.
– Не считая того, что ты сначала заплакала, а потом взлетела, – сообщила Прюн.
Мы все повернулись к ней, удивленные этим открытием.
– Это неважно, – сказала Ханоко и уселась на свою кровать. – Говорю вам, теперь все в порядке, идите спать, пока я не рассердилась по-настоящему.
Лгать бесполезно: ни я, ни мои друзья не были склонны спорить с инугами. Она хочет, чтобы мы пошли спать? Прекрасно, чем дальше мы от нее удалимся, чем плотнее укроемся одеялами для защиты, тем лучше будем себя чувствовать. Эйр, Колен, Жоэль и я – мы подбираемся к двери бочком, как неуклюжие крабы. Я взял Прюн за руку, предложил пойти с нами, и второй раз просить не понадобилось.
– Она останется со мной, – потребовала Ханоко.
– Нет, – ответила огрица. – Ты меня напугала, я пойду к Эйр.
– Ты останешься со мной.
– Зачем?
Ханоко молчит. Она сидит выпрямившись, как восклицательный знак, волосы ее спутаны, пижама влажная. Ей повезло, по сути: я-то промок насквозь, как рыба в воде, и зубы мои стучат, как маракасы[9].
– Мы уходим, – буркнул я и потянул Прюн за собой.
– Пожалуйста, не надо, – попросила Ханоко. – Нужно… чтобы я… Прюн должна остаться со мной.
– Зачем?
Мой тон не допускает возражений, и я вижу, что Ханоко колеблется.
– Она одна может его унять.
– Кого «его»? – наивно спросил Жоэль.
Мы с Эйр разом повернулись к личу, чтобы понять: он дурак или притворяется?
– Моего демона.
Жоэль позеленел еще немножко, значит, не притворялся.
– А почему его нужно усмирять? – поинтересовалась Эйр.
Право, вот прекрасный вопрос! Ханоко глубоко вздыхает и опускает голову. Всего на несколько сантиметров, но выглядит это так, словно весь земной шар вдруг упал ей на плечи.
– То, что я скажу, не должно выйти за эти стены, понятно?
– Клянусь, я буду нем как рыба, – не от большого ума счел возможным пошутить Колен.
Ханоко метнула в него взгляд, настолько заряженный гневом, что сирен отшатнулся, видимо боясь, как бы она его не испепелила на месте.
– Очень умно… У меня мало времени. Пока он не проснется и не натворит бед со всеми вами.