[16]. Остальные 93 % – это интонация, язык тела, эмоции и даже то, каким образом мы физически находимся в личном пространстве человека. Все эти сигналы собеседник с нарушением когнитивных функций считывает и расшифровывает безошибочно.
По мере разрушения речевых центров мозга человек с деменцией теряет способность к вербальному общению. Мозг старается компенсировать эту потерю и интенсивно использует все оставшиеся методы воспринимать, интерпретировать и осознавать окружающую действительность. Активизация этих ресурсов повышает эффективность невербальной коммуникации.
Коротко говоря, человек с деменцией чувствует то, что чувствуете вы, и отражает эти эмоции на вас, словно зеркало.
Однажды во время занятия с персоналом пансионата для людей с нарушениями памяти в столовую, где мы занимались, въехала на инвалидной коляске одна из пациенток. Она остановилась рядом со мной. Подошла медсестра, чтобы вывезти ее обратно в холл, но я попросила не делать этого и вернуться на свое место. Я протянула пациентке руку.
Она взяла ее и посмотрела на меня. Я спросила, не желает ли она присоединиться к нам. Она улыбнулась и ответила: «Да, рядом с вами так тепло!» Я спросила, знает ли она, что я чувствую, и она сказала: «Кажется, да. Думаю, что вы счастливы, и я тоже!»
Как раз перед тем, как она въехала к нам на своей коляске, я говорила о том, как важно, чтобы сам ухаживающий находился на «островке счастья». Если мы будем довольны и дружелюбны, мы поможем чаще бывать на его собственном «островке счастья» и больному, ведь человек с деменцией отражает наши эмоции. Та пациентка ощутила мое спокойствие – и вскоре точно так же начала чувствовать положительные эмоции всех работников пансионата, которые быстро научились применять полученные на семинаре знания.
Лучший способ помочь человеку с деменцией быть спокойным – это самому быть спокойным. Постарайтесь, насколько возможно, оставлять смятение и тревожность за пределами ваших отношений. Самое главное – выделяйте время, чтобы побыть в менее стрессовой обстановке и передохнуть. Даже если в действительности вы не переполнены радостью – вы всё еще можете улыбаться и поддерживать зрительный контакт с больным. А правильно подобранный в начале разговора тон заранее расположит больного к взаимодействию.
В противоположность этой истории я приведу другой пример. Однажды меня пригласили для консультации на дом к пожилой паре, в которой у супруги была диагностирована деменция. Я подошла к входной двери и только собиралась постучать, как услышала изнутри шум потасовки. Супруга изо всех сил кричала: «Вон! Вон! Вон из моего дома, ты, стерва! Отстань от меня!»
Я громко постучала, открыл муж пациентки, очень смущенный. Он с тревогой впустил меня и сказал: «Пожалуйста, простите мою супругу. У нее сегодня очень плохой день. К нам вот пришла медсестра, а она ни за что не дает к себе притронуться. Вы можете помочь, Лора?»
Зайдя в комнату, я увидела крайне раздосадованную медсестру. Она безуспешно старалась схватить за руку отбивающуюся пациентку: «Пожалуйста, успокойтесь. Мне нужно измерить вам давление, и я опаздываю на следующий визит. Хватит меня обзывать. Дайте мне уже сделать что надо. Успокойтесь сейчас же!»
Напор и резкий тон медсестры совсем не способствовали успокоению пациентки: она размахивала худенькими ручками и брыкалась, выкрикивая ругательства во весь голос. Я вежливо попросила сестру прийти после следующего визита, объяснив, что постараюсь успокоить пациентку к тому времени, как она вернется. Сестра негодовала: «Осторожнее с ней, она вас стукнет или лягнет!» Я уверила ее, что всё будет в порядке.
Когда она ушла, я сделала глубокий вдох и, быстро оценив ситуацию, поняла, что именно бесцеремонность и взбудораженность медсестры во многом спровоцировали у пациентки сопротивление и агрессию. Несмотря на то что сознание этой женщины было затуманено деменцией, она почувствовала беспокойство медсестры, и это всколыхнуло в ней тревогу – она испугалась чужого человека в своем доме. Подумайте, каково это с ее точки зрения: незнакомец вторгается в ее личное пространство, хватает ее за руки и ругает.
Я поняла: чтобы помочь этой взволнованной женщине успокоиться и почувствовать себя в безопасности, я должна подходить к ней медленно и спокойно, всеми способами транслируя миролюбивые намерения и создавая вокруг атмосферу тишины, непринужденности, дружелюбия и покоя. Я села рядом с разгневанной пациенткой и, пока та продолжала яростно жестикулировать и браниться, мягко заговорила: «Я уйду, как только вы скажете. Но я так устала. Я знаю, вам хочется, чтобы я ушла, но, может быть, вы позволите мне присесть здесь рядом с вами и чуть-чуть отдохнуть? Я очень долго ехала, и теперь мне хочется немножко передохнуть в вашем прекрасном доме. Я та-ак устала».
Я повторила эти слова несколько раз, как можно медленнее и мягче, но достаточно громко, чтобы она расслышала. Я заговорила еще мягче – она остановилась и прислушалась. Ее речь тоже смягчилась, она начала успокаиваться. Я сделала глубокий вдох и замолчала. Тогда и она перестала говорить – а через несколько минут уже крепко спала, сидя рядом со мной.
Когда в мозгу больного деменцией происходят изменения, затрагивающие память, рассуждение и речь, главным его средством коммуникации становится поведение. Деменция может полностью изменить темперамент и личность человека. И если поначалу ухудшение памяти и невозможность ясно мыслить будут беспокоить его самого, то впоследствии, когда о себе дадут знать другие симптомы, больной может начать вести себя деструктивно, даже не сознавая этого.
Уход за человеком с деменцией – это тяжелый эмоциональный стресс и напряженный физический труд. Часто ухаживающие не только ежедневно кормят, моют и морально поддерживают близкого, но также выполняют всю работу по дому. Согласно данным Объединения ухаживающих за членами семьи (Family Caregiver Alliance), 22 % ухаживающих по ночам чувствуют себя изнуренными[17]. К сожалению, чем больше стресса испытываете вы, тем больше его испытывает ваш подопечный. Хорошая новость заключается в том, что ваше спокойствие, в свою очередь, поможет ему вести себя самым приятным образом.
Оценки и подходы
Человек с деменцией чрезвычайно чувствителен к вашим эмоциям. Исследование 2009 года, проведенное К. М. Киппсом и другими, показало, что больные деменцией не могут отличить сарказм от правды[18]. Зато очень хорошо они чувствуют эмоции, которыми сопровождается речь. Когда страдающий деменцией слышит саркастическую шутку, он не замечает несоответствия между смыслом и словами, но напрямую считывает чувства собеседника. Если вы с сарказмом скажете ему: «Да не волнуйся, дела у меня лучше некуда!», – вероятно, он очень хорошо поймет, какие эмоции на самом деле стоят за вашими словами.
Я раз за разом убеждаюсь в этом на практике. Человек с деменцией гораздо лучше считывает наши чувства, чем наши слова. Если вы злитесь или нервничаете – как вы думаете, что будет ощущать ваш подопечный? Если вы раздосадованы и у вас закончилось терпение – какого поведения вы ожидаете от него? А если вы устали и у вас опускаются руки – разве можно предполагать, что ваш подопечный будет контактным и покладистым?
Вы должны заботиться о себе не только ради собственного блага; ваша забота о себе также необходима человеку, за которым вы ухаживаете, поскольку иначе вы будете не в состоянии помочь ему в борьбе с этой разрушительной болезнью. Но раз человек с деменцией отражает ваши чувства, значит, у вас есть возможность задавать настроение. Жизнерадостная обстановка обеспечит вам обоим намного больше приятных и радостных мгновений в течение дня. Если вам удастся создать такую обстановку, вы будете вознаграждены глубокими и теплыми отношениями с подопечным.
Глава 8. Вада. Прошлое, настоящее и будущее
Когда я училась на геронтолога, у нас был замечательный курс под названием «Воспоминания». Каждого студента прикрепляли к человеку с той или иной формой деменции из тех, кто жил в центре специализированного сестринского ухода. На целый семестр этот человек становился нашим напарником.
Первый час на занятиях в центре мы проводили наедине с напарником, знакомясь друг с другом, налаживая контакт и устанавливая доверительные отношения. Наши напарники находились на разных стадиях деменции, но большинство были рады, что с ними занимаются и им уделяют внимание. После первого часа мы собирались в общем холле и все вместе садились в круг для участия в групповом занятии, которое называлось «Воспоминания».
На каждый день у нас была запланирована тема для обсуждения, она должна была вызвать у участников определенные воспоминания. Ими нужно было делиться с группой. Почти всем нравилось обсуждать такие темы, как «день вашей свадьбы», «военные годы» и «какие домашние животные у вас были в детстве».
Одна из проживающих, однако, не очень охотно делилась своими историями. Она вообще не проявляла энтузиазма по поводу наших встреч и занятий. Ее звали Вада, и у нее была репутация трудного клиента.
Студент, которому определили в напарники Ваду, с самого начала знал, что ему придется нелегко. Ваде шел сто второй год, здоровье ее было очень слабым, она была смертельно больна. С персоналом она разговаривала грубо и постоянно жаловалась: на условия, на еду, на уход и на каждого человека в радиусе трех метров.
Вада была беспокойна и зла – и сопротивлялась любым попыткам сделать ее последние дни более счастливыми и комфортными. У нее были проблемы со слухом, и во время наших групповых встреч она вдруг разражалась криком: «Что мы здесь делаем? Я их не слышу! Что они говорят? Верните меня в мою комнату!»
Так повторялось раз за разом, пока однажды на группе не была предложена тема «дни рождения». Участники стали по кругу вспоминать о том, как в детстве отмечали дни рождения, или о том, какой именно запомнился им больше всего. Когда очередь дошла до Вады, она, ко всеобщему изумлению, не стала протестовать. Тихим, дрожащим от чувств голосом она начала рассказывать о дне, когда ей исполнилось восемь.