Однако утром следующего дня он все-таки отправил вестника Ангелу. Как бы там ни было, но смерть этого человека не переживет даже его совесть.
Зачарованный лес был в розовых тонах. Розовые ленточки на деревьях и крышах домов, розовые воздушные шарики, розовые сердечки, розочки, голубки, медвежата и цветочки. И в качестве контраста — зеленый от раздражения Павлик, над головой которого последние два часа играли в догонялки два миленьких розовых мотылька.
Началось все еще в Подлеске. И я бы, наверное, даже не обратила внимания на неожиданно розовую птичку, вспорхнувшую из-под колес нашей телеги, если бы Эро не проследил за ней испуганным взглядом и не простoнал так, словно эта птичка ему на любимый парадный китель нагадила:
— Какое сегодня число?
— Четырнадцатое, — без охоты ответила я.
И тут Павлик нарушил установившийся полтора дня назад нейтралитет и задал неудобный вопрос.
— Сонька, ты когда-нибудь целовалась прилюдно?
Я посмотрела на него мрачно, и он поспешил уточнить:
— Я помню про договор. И готов ответить на любой твой вопрос.
Договор был заключен позапрошлым вечером. Как выяснилось, тайн у сыщика было не меньше, чем у меня, а желания говорить о них было столько же. И я пообещала Павлику, что отвечу на любой его вопрос, если он ответит на мой.
— Так целовалась или нет? — он начинал злиться, а я размышляла, будет ли честно ответить односложно:
— Нет.
Или правильнее все-таки:
— Я вообще никогда ни с кем не целовалась. Ни прилюдно, ни как бы то ни было еще.
Подумала еще секундочку и выбрала первый вариант.
Павлик проворчал что-то невразумительное себе под нос, а Афиноген как-то подозрительно хрюкнул за шторкой.
— А в чем дело?
Эро задумчиво покрутил носом и неожиданно выдал:
— Сонь, тут такое дело… — прокашлялся, придал голосу энтузиазма и бодро закончил:
— Сегодня вечером тебе, кажется, придется со мной целоваться.
Я нахмурилась, а он бросил на меня виноватый взгляд:
— Просто четырнадцатое число же… День поцелуев и…
— Про День поцелуев ты только что придумал!
День поцелуев? Вы шутите! Что за ерунда, а главное — зачем? Ни за что не поверю, что взрослые люди… Ладно, сделаем поправку, свободные взрослые женщины по собственной инициативе станут участвовать в такой ерунде.
— Ничего я не придумал, — Эро тоскливым взглядом проводил еще одну розовую птичку и вздохнул:
— Это очень древний эльфийский праздник. Предшествует празднику плодородия и, между прочим, проводится накануне Воскресенья Любви. Так что радуйся, Сонька, что мы сегодня приехали, а не…
— А то что? — я покрутила запирающий амулет, радуясь, что Павлик его не активировал, и одновременно выискивая глазами симпатичный куст на обочине, в который удобно было бы спрыгнуть прямо с повозки, обернуться в полете и удрать отсюда куда подальше.
Пауль схватил меня за руку, разгадав мою задумку, и, велев лошади остановиться, развернулся ко мне лицом.
— Прости. Я плохо объяснил. Не нужно бояться. Ты не обязана вовсе. Просто… Черт… Слушай, я… Тут такое дело… Не знаю с чего начать.
Он выглядел расстроенным и таким несчастным, что я не выдержала и похлопала его по коленке, точно так, как это проделывал он со мной уже не один раз.
— Начни с начала.
— Мой папа не был эльфом, — признался Эро таким тоном, словно открывает мне страшную тайну, — а в Зачарованном лесу не любят полукровок.
Я пожала плечами и еще раз погладила теплую коленку под темно-синей штаниной. Бывает. Эльфы не любят полукровок. Джинны — русалок, русалки — нимф, нимфы — оборотней, а оборотни — они никого не любят, потому что не умеют.
— А праздник ежегодный, как ты понимаешь…
— Понимаю, — я кивнула, все еще не улавливая, к чему он ведет. И как тот факт, что эльфы не любят полукровок, связан со словами о том, что нам с Павликом надо будет сегодня вечером целоваться. Прилюдно.
Не то чтобы меня это волновало меньше, если бы целоваться с ним надо было наедине… Меня, если честно, больше тревожило другое: кажется, мне даже хотелось с ним целоваться. Ну, по крайней мере, от разговоров о поцелуях стало любопытно: что они все в ЭТОМ находят.
— Женщины и девушки надевают длинные тонкие платья из легкой шерсти, вплетают в распущенные волосы осенние листья, или гроздья рябины, или поздние цветы. И это очень красиво, — рассказывал Павлик, а я слушала его, открыв рот, и думала о том, что это могло бы стать хорошей идеей для новой коллекции, и надо будет обязательно сделать для папы Рода парочку зарисовок.
— Мужчины на праздник волосы не распускают, а наоборот заплетают их в тугие косы, строго следуя традициям своего рода. А поверх белых рубашек — почему-то наши… эльфийские мужчины в День поцелуев всегда надевают белое — поверх рубашек ожерелье из тонких стеблей и цветов, которое надо вручить любимой девушке. И получить в награду поцелуй.
— Наверное, красиво, — кивнула я, оторвавшись от размышлений о том, позволят ли мне сновать по празднику с карандашом и блокнотом и не будет ли использование эльфийских традиций в качестве лейтмотива для новой коллекции считаться плагиатом.
— Красиво, — согласился Павлик и криво улыбнулся, противореча своим словам. — Особенно, если у тебя есть любимая девушка. Ну, или если понравившаяся девушка одарит тебя своим вниманием… Если же ты полукровка, то твое ожерелье из года в год остается при тебе.
Он замолчал, размышляя над чем-то, а я подумала, что у него спрятано слишком много скелетов в шкафу. Возможно, не меньше, чем у меня. Представила себе совсем молоденького Эро, который стоял посреди площади в белой рубашке, сжимал в кулаках ожерелье из желто-зеленых стеблей осенней травы, гордо откидывал голову назад и независимо хмурился, пытаясь сдержать слезы.
Нет, это не то же самое, что сидеть голой на снегу у позорного столба, но наверное, достаточно неприятно. И обидно.
— А знаешь, наплевать! — неожиданно громко воскликнул Павлик, видимо, неправильно оценив мое молчание. — Черт с ним. Это все ерунда. И если ты не хочешь, я…
— Я поцелую тебя… — перебила его, с неудовольствием прислушиваясь к своим внутренним терзаниям, среди которых почему-то главенствующую позицию занимала обида. Как-то уж слишком быстро Эро отказался от идеи со мной целоваться. А говорил, между прочим, что я красивая девушка…
— Поцелую, — повторила уже немного менее уверенно, когда Павлик облегченно выдохнул и растянул губы в довольной улыбке, — но предупреждаю сразу, если меня из-за тебя будет тошнить…
Улыбка сползла с лица даже быстрее, чем появилась, и под ехидное хихиканье из-за занавески Павлик проворчал обиженно:
— Не будет…
— А если... — я попыталась было сделать еще одно волнительное предположение относительно своего здоровья, но была перебита самым хамским образом:
— А если ты при этом еще и не будешь язвить, то я тебя даже не покусаю... — потянулся за флягой с водой и сделал длинный вкусный глоток, я даже залюбовалась, как он красиво голову запрокинул и как кадык ходит под кожей. Картинка, а не мужик, вот так и просится, что бы его нарисовали!
— Напугал... — проворчала я недовольным голосом, не отрывая глаз от его горла, — я сама тебя покусаю, если что...
Эро подавился, а Афиноген зашелся в приступе истеричного хохота. Черт знает что сегодня с этими двумя происходит, честное слово!
В общем, вот так и получилось, что к центру Зачарованного леса, который в честь праздника, уже начиная с Подлеска, весь был украшен всевозможной атрибутикой любовно-розовой расцветки, мы подъезжали в напряженном молчании.
Я молчала, потому что нервничала: не опростоволоситься бы, все-таки первый раз целоваться буду и сразу прилюдно. А Эро молчал, потому что злился. И мне не надо было смотреть на него сквозь волшебные мамины розовые очки, чтобы это понять, потому что флюиды раздражения просто витали в воздухе.
Я уже совсем было решилась задать вопрос о причине такого настроения, втайне боясь, что он передумал со мной целоваться, но не хочет мне об этом говорить, как произошло сразу два события: раздался чудовищный по громкости свист, испугавший меня, Оливку, Зойку и нашу верную тихую лошадку, которая шарахнулась в сторону и едва не встала на дыбы. И почти сразу на дороге появился эльф. Красивый — жуть! Впрочем, они же все красивые... Но этот... Смуглокожий, синеглазый, светлые волосы собраны в толстую сложную косу, сам весь в белом... Ну, блин, одним словом, принц. Только без коня.
Павлик еще больше напрягся, если это возможно, конечно, и остановил телегу.
— Зачарованный лес рад каждому путнику, который... — торжественно начал принц, чтобы закончить весьма прозаично, я бы даже сказала, слегка неприлично:
— Сруль! Это ты что ли?
— Зай... ой! Прости, родная... Сонечка, буду признателен, если ты спрячешься в повозке! — это мне очень тихим голосом, но при этом со взглядом, не терпящим возражений.
Подумаешь, какие мы важные... Но мне не сложно, тем более что мы на его территории. Тем более что мужчине важно же показать, что он хозяин. Это мы легко и без каких-либо проблем...
Задернула за собой штору, окунувшись в мягкий полумрак повозки, где единственным освещением являлись светящиеся любопытством глаза Афиногена.
— А не пора ли тебе укоротить язык, Эйалгин? — ранимо звеня раздражением, спросил Павлик.
— Уж точно не ты мне его укоротишь, — ответил недавний принц и неприятно рассмеялся.
— Не я, — покладисто согласился Эро и тут же добавил:
— Но может, я попрошу Аугусту Нель... Я... Моя... — секундная пауза, а дольше уже уверенно:
— Моя женщина спасла ее внучку. Как думаешь, имеет она право на высочайшую милость? Она и, может быть, я вместе с ней?
Козлы скрипнули, когда Пауль спрыгнул на землю, и мы с Генкой наперегонки бросились к шторке, которая отгораживала нас от всего остального мира.