Молодой оборотень дернулся еще раз, а потом затих, вжав лицо в сырую осеннюю землю и вздрагивая острыми лопатками. Шона Сонья подошла неслышно и опустилась на колени, не думая о дорогом платье. Старший эфор, деликатно покашливая, отошел в сторону, а женщина заговорила на незнакомом языке, поглаживая плачущего по плечу.
Гавриил не мог оторвать от нее глаз. Рокочущие слова текли горным зимним ручьем, парень не понимал ни слова, но готов был слушать этот завораживающий говор до конца жизни, он умереть был готов, только бы ПНА говорила все это ему, поглаживая его ласково и перебирая волосы. Упасть на землю и завыть от обиды и досады!..
— Только попробуй! — раздалось над ухом, и Гаврик отказался от двадцатого за день плана по завоеванию сердца прекрасной шоны Соньи Ингеборги Род, урожденной Унольв, мрачно посмотрел на светловолосого и тяжело вздохнул, прижимая к груди мешок, расшитый яркими цветочками.
Жизнь — ужасно несправедливая штука.
Несправедливая и коварная, потому что еще вчера чертового оборотня не было в жизни прекрасной шоны, а сегодня она ласковым голосом утешает проклятого притворщика. С чего он расклеился вообще? Уж точно не потому, что молодая женщина посмеялась над ним. Да и не над ним вовсе. А если бы и так... Да Гаврик умер бы от счастья, если бы смог так ЕЕ развеселить.
Предполагаемый притворщик нервно дернул плечом, сбрасывая тонкую заботливую ручку, и сел, поджав колени к груди. Гавриил вздрогнул от особенно сильного порыва ветра и со злорадством подумал: «Не травень месяц, однако. Глядишь, заботами Матери-Хозяйки, этот наглец еще успеет отморозить себе все свое перспективное достоинство».
— Тебе лучше? — спросила шона Сонья, переходя на общий язык.
— Не помру, авось, — проворчал неблагодарный мальчишка, стараясь не смотреть по сторонам и стыдясь своей детской выходки.
Господин Рост, устало кряхтя, снял свой форменный сюртук и набросил его на плечи волчонку.
— Мне не холодно! — взъярился тот. — Истинные волки не чувствуют холода.
Шона хмыкнула, а гном проворчал:
— Перспективность свою прикрой, а то отморозишь, девки любить не будут.
Оборотень скрипнул зубами, но возражать больше не стал, безмолвно соглашаясь с аргументами старшего эфора.
В образовавшейся неприятной паузе Гавриил не выдержал и Все-таки склонился за грибочком — растопчут же, вон, и так всю траву на полянке измяли, а светловолосый, который снова водрузил свои конечности на талию прекрасной хозяйки сувенирной лавки, неожиданно спросил:
— И давно она умерла?
Волчонок и женщина ахнули одновременно.
— Ты говоришь по-волчьи, Поль?
— Не говорю, — он почесал кончик носа и продолжил:
— Но вряд ли парень так расклеился из-за твоего некорректного поведения, милая.
«Милая?!»
— Некорректного?
— Если ты не заметила, наш юный друг вышел из себя после упоминания о матери. Я прав?
Гаврик посмотрел на светловолосого с уважением. Надо же. А он думал, что оборотень притворяется, чтобы привлечь внимание женщины.
— Прав, — волчонок поднялся на ноги и расправил полы сюртука, которые ему доходили до середины бедра, но все-таки прикрывали все, что надо. — Почти две недели назад. Мы из беглых... Точнее, мама из беглых. Была. И в Волчьей долине обо мне не знали... Как-то не догадались они засылать нюхачей в Пограничье. И уж точно не в Призрачный замок...
Шона Сонья ахнула и удивленно пробормотала:
— Так это тебя я тогда в лесу...
Мальчишка кивнул.
— Меня.
— Я думала, там был кто-то действительно сильный, — она втянула воздух, трепеща ноздрями. — Странно...
— Я сильный, — мальчишка насупился. — Молодой только.
— Однако, холодает! — вдруг вклинился в разговор Валентин Валентинович, а когда все посмотрели на него, будничным тоном заметил:
— Может, мы обсудим все это в другом, более безопасном месте? Люди скоро начнут возвращаться, следов-то нет... А на охоту вышли не только эфоры, но и горожане, и крестьяне, что прискорбнее всего. Боюсь, никто из них не захочет слушать о том, что этот волк — не тот, которого мы ищем. Боюсь, сейчас им все равно, чью голову насадить на кол... Я к тому, что волчонка сначала не мешало бы надежно спрятать, а потом уже решать, как с ним поступить.
— Наверное, я могла бы помочь, — неуверенно проговорила шона Сонья и нахмурилась. — Наверное, граф не станет возражать, если я из своего маленького отпуска вернусь с племянником, как ты думаешь, Поль?
Поль кивнул, но улыбнулся зловеще:
— Я тоже так думаю... Только знаешь что, милая, твоему племяннику может понадобиться одно украшение.
Светловолосый снял с шеи женщины красивый амулет и пальцем поманил мальчишку к себе. Тот насупился и с подозрением посмотрел на цепочку.
— Либо так, либо в городскую тюрьму!
Гаврик был за тюрьму, но его мнения никто не спрашивал же. Поэтому во двор Призрачного замка они входили вчетвером. Шона Сонья со злобной козой на поводке, прекрасная и улыбающаяся, и Гаврик с Ларсом, кряхтящие под тяжестью дорожного сундука.
Часть втораяРечной Город
В Библиотеке была привычная безмолвная прохлада и полумрак. За конторкой бесшумно сновали молчаливые библиотекари, перекладывая книги и свитки с высоких металлических стеллажей на низкие деревянные столики на колесиках. Переговаривались они только знаками и рьяно следили за тем, чтобы и без того до предела запуганные посетители не вздумали переговариваться. Посетители тоже не издавали лишних звуков, боясь привлечь к себе мрачное внимание служителей Библиотеки, которые все чаще забывали, что они здесь для удобства читателей, а не наоборот.
За самым дальним от конторки столиком сидели двое. Место они выбрали не случайно, а исключительно из корыстных соображений. Столик находился в конце почти бесконечного общего читального зала и, если наклонить голову к самой столешнице, можно было спокойно переговариваться, без страха быть услышанными библиотекарями.
— Я скучала, Гай! — проговорила женщина и прижала смуглую мужскую руку своей ладонью к столу.
— И я, мой ангел, я тоже скучал, — немедленно согласился Гай Ботан и второй рукой прикрыл дрожащую ладошку.
Когда они виделись в последний раз? Год? Два года назад? Он тогда уже был знаком со своей Сигни или все еще находился в свободном поиске?
— Нам всем сейчас сложно, — мужчина вздохнул, — но тебе, наверное, тяжелее всех...
— Я все еще чужая в Городе... — согласилась женщина и увела в сторону повлажневший взгляд. — Наверное, я больше никогда не стану здесь своей.
— Прости, — он прикрыл глаза, пряча под тяжелыми веками всполох застарелой боли. — Я виноват...
— Батончик, — женщина недовольно фыркнула и тут же испуганно прикрыла рот рукой, потому что звук вышел уж очень громким, — ты уже миллион раз извинился. И в миллион первый раз я тебе напомню: это было моим решением.
— Все равно. Я подвел тебя тогда и бросил теперь...
— Злишь меня, — она нахмурилась. — Почему бросил-то? Просто ты нашел свое счастье. И потом, Гай, мы-то с тобой всегда знали, что нас связывает на самом деле.
— Знали, — проворчал морской волк, — но от этого не легче.
Помолчали. Женщина аккуратно, но решительно освободила свою руку, вздохнула и склонилась над книгой, которая немым укором лежала на столе, напоминая о том, что каждый из них пришел сюда не для того, чтобы посплетничать о былом.
— Ты узнала то, о чем я тебя просил? — спустя какое-то время спросил Гай Ботан.
— Не узнала, — женщина наклонила голову и пробормотала едва слышно:
— Но зато теперь у меня есть вторая работа. Все лучше, чем страдать в одиночестве...
— Ты вот сейчас что? — без зазрения совести капитан Ботан широкой ладонью отодвинул в сторону светлые волосы, за которыми женщина наивно попыталась спрятаться. — Ты что, покраснела?
Ответить женщина ничего не успела, потому что по пустому залу, распугивая гулким эхом трусливых пауков, прокатилось:
— Тишина должна быть в Библиотеке! Господа читатели, не мешайте коллегам работать!
Нарушители, словно студенты-первокурсники, вжали головы в плечи и спрятались за потрескавшимися от старости обложками книг.
В огромном читальном зале кроме них было всего только несколько служителей, старый, как мир и глухой, как пень профессор философии из Института имени Шамаханской царицы, которому не помешало бы даже выступление большого оркестра в сопровождении кадетского хора Темной Лиги, да вялая от холода бабочка, что время от времени вырывалась из своего полулетаргического сна и начинала судорожно биться о стекло узкого окошка, из которого уже ощутимо пахло скорой зимой.
Спустя какое-то время, когда злобная фурия, маскирующаяся под обычного библиотекаря, вернулась к рисованию своих важных квадратиков и перекладыванию ценных книг с места на место, Гай откинулся на спинку скрипучего стула и пристально посмотрел на женщину, которую вот уже очень-очень много лет считал своим лучшим другом.
— Ангелочек, неужели ничего не расскажешь старому доброму Гаю Ботану? — спросил, удивленно приподняв брови.
— Иди к черту, Батон! — ответила вполне беззлобно, но резкое движение, которым подруга заложила прядь за ухо, легкий румянец, да не к месту проснувшееся смущение сказали капитану о многом.
— Ты только будь осторожнее, ладно? — проговорил мужчина, насупившись. — Я не хочу тебя потерять... Не то, чтобы я хотел потерять остальных, но ты...
— И ты тоже будь.
— Я...
— Тишина должна быть в библиотеке!!
Да что за жизнь такая собачья?!
Нет, положительно, надо Гаврика на ставку брать! Такой ремонт в магазине шикарный сделал! От плесени избавился... Подозреваю, она сама сбежала после того, как он стены приятной ядовито-желтой краской покрасил. Ставни отремонтировал, полочки опять-таки... Поэтому, какая разница, что не продал ничего. В конце концов, не в деньгах счастье.