Пограничье — страница 52 из 96

   Дунька громко и витиевато выругалась.

   — И ты тоже подчаливай, — вспомнил больше не улыбающийся эфор. — Объяснительную напишешь — и можешь валить, куда угодно.

   Мать-хозяйка! Эта ночь никогда не закончится!

   Старший эфор Истров утратил всю свою очаровательность в тот миг, когда на мои запястья, прямо поверх манжет элегантного Дуняшкиного платья, прямо поверх браслетика, под которым пряталась маленькая желто-зеленая бабочка, легли стандартные наручники, ограничивающие носителя в использовании магии. Кажется, в моих глазах в тот момент потемнело от ярости. Ну, либо луна вдруг спряталась за тучу. В висках пульсирующим шипом дрожало раздражение.

   Я устала.

   Я хочу спать.

   Утро, которое столкнуло меня во дворе Призрачного замка с Гринольвом, по-моему, было лет триста назад. И замечательный ужин в компании Дунаи, а также оздоровительно-расслабляющие процедуры, вне всякого сомнения, помогли, но я все равно мечтала только об одном: завалиться в кровать и проспать весь завтрашний день.

   — По-моему, ты переигрываешь, — в голосе Дунаи ярости клокотало едва ли не меньше, чем во мне.

   — Я все делаю по правилам, — ответил сиг Герм с важным видом, после чего вдруг склонился над моими скованными руками и поцеловал тыльную сторону ладони, сначала правую, потом левую, обрисовал большим пальцем контур моего дешевенького браслетика и проникновенно прошептал:

   — Очаровательная шона, всем сердцем надеюсь, что вы не держите на меня зла! — улыбнулся еще так виновато, подлец! — И в мыслях не было вас оскорбить! Я просто исполняю свой долг… вы же понимаете?

   О, да! Я понимаю. И взгляд мой полон понимания. И каждое отрывисто-рваное движение. И сдерживает меня от истерики только одно: наличие рядом Дунаи. Она-то точно не даст меня в обиду.

   В свете луны наручники на моих запястьях переливались серебром и словно дрожали, диссонируя с ударами моего сердца. И старший эфор понял, что я больше точно никогда не буду с ним флиртовать. И улыбаться тоже не стану. Поэтому он с сожалением покусал нижнюю губу, словно решая какую-то внутреннюю проблему, а затем хмуро произнес:

   — Пройдемте. Чем быстрее мы доберемся до эфората, тем скорее все закончится, и вы сможете быть свободной.

   Волшебные слова. Но смогу ли?

   Минут десять спустя мы подходили к белому трехэтажному зданию. И наша процессия перепугала бы, наверное, всех честных жителей Речного города, но, к счастью, в этот предрассветный час на улицах нам никто не встретился. Поэтому и свидетелей у того, как меня под конвоем одного дергающегося сига, шести равнодушных членов оперативной группы и разгневанной до огненного дыхания русалки вводили в здание эфората, не было.

   Внутри меня к тому моменту уже образовался гремучий коктейль из смеси усталости, злости, раздражения и испуга. Нас с Дунаей разделили как только мы переступили порог эфората и, откровенно говоря, это не прибавило очков Герму Истрову в моих глазах. Впрочем, тритон и сам это, кажется, понимал весьма четко. Он нервничал, причем с каждым следующим шагом все больше и больше.

   — Я неплохой человек, — наконец произнес он, устав от моего враждебного молчания. — И не нужно бояться, ничего плохого с вами здесь не случится.

   — Да иди ты к черту! — мой голос как-то слишком звонко грянул в пустом коридоре, отразился от высокого потолка, отскакивая от выбеленных стен, пробежался до темного окна в конце туннеля и разбился раздраженно о зеркальное по ночному времени стекло. Мой провожатый моргнул от неожиданности, и в этот же момент за дверью, у которой я остановилась, судя по звуку, кто-то свалился со стула, послышалось приглушенное чертыханье, а у меня неожиданно нестерпимо защекотало в носу.

   Из-за все еще стягивающих запястья пут пришлось поднять к лицу обе руки. А затем дверь распахнулась и я забыла о внезапной чесотке, потому что увидела Павлика. Бледного, с черными усталыми синяками под глазами, лохматого, помятого и до крайности удивленного.

   — Соня? — не знаю, чего в его голосе было больше — изумления или испуга.

   — Соня! — повторил он громче, окидывая мою фигуру тяжелым взглядом. Глаза задержались на секунду на магических наручниках, и Павлик глухо зарычал, а я чихнула, громко, сочно и совершенно неприлично.

   — Ты... что ты тут... — взгляд снова вернулся к моим рукам и тембр рычания изменился. Честное слово, вот если бы не знала, что Павлик совершенно точно не волк, решила бы, что нюх меня подводит. Кстати, о нюхе. Я привычным жестом попыталась выдернуть невидимые фильтры из носа, но даже этого мне магические путы не позволили.

   Пауль Эро пригвоздил взглядом к стене самого невезучего в мире Герма Истрова и оскалился:

   — Сиг Истров, я хочу немедленно ознакомиться с квартальным отчетом по раскрываемости преступлений во вверенном вам районе.

   Выдохнул. Шагнул ко мне и сделал странное движение руками, словно он одновременно хочет меня обнять, пожалеть, приласкать и задушить.

   — И с годовым тоже.

   Он одним движением снял с меня наручники, но не выпустил моих запястий из захвата своих длиннющих пальцев.

   — И еще...

   — Поль! — возмутилась я одними губами.

   — Что? — Эро не собирался щадить ни мои чувства, ни гордость доставившего меня в эфорат следователя. — Что «Поль»? Какого хр... какого ты вообще на нее наручники надел? Она что, опасный...

   — По предписанию к задержанию от двенадцатого числа месяца снежня года...

   — Я тебе сейчас в морду дам, — пообещал Павлик, а я оглянулась по сторонам, радуясь тому, что кроме нас троих в бесконечном коридоре больше не было ни души.

   — Между прочим, это именно она Источник освободила!

   Истров мало того, что наябедничал, так еще и посмотрел на меня при этом обиженно. Павлик же в ответ на заявление старшего следователя только слегка повел кончиком носа из стороны в сторону, а потом подтолкнул меня к открытой двери и прокомментировал:

   — Я разберусь.

   — Э-э-э-э... — господин Истров явно не знал, как намекнуть разгневавшемуся начальству на то, что я ЕГО ценный свидетель, при этом он, судя по выражению лица, судорожно пытался вспомнить, не ляпнул ли он при мне чего лишнего, мрачно сверкал глазами и нервно сжимал руки в кулаки.

   — И про отчеты я не шутил, — мстительно напомнил Павлик, закрывая за собой дверь. — К утру чтоб все было готово.

   А потом он развернулся ко мне, порассматривал меня уставшую какое-то время, и вкрадчиво так спросил:

   — И как это понимать? Ты что здесь вообще делаешь?

   Кажется, сыщик злился. И совершенно точно не рад был меня видеть. Я открыла рот, чтобы высказать все, что я думаю по этому поводу, а вместо этого снова чихнула.

   — Проклятье! — свободными от магических пут пальцами я без труда достала раздражающие рецепторы фильтры, вдохнула полной грудью и улыбнулась счастливо.

   — От тебя всегда пахнет мятой, — сообщила я Павлику, после чего обняла его за талию и прижалась лицом к теплой шее.

   По-моему, он потерял дар речи. А я, совершенно точно, мозги. Потому что пахло от него не только мятой, но еще и темным элем, кабаком, застарелой рвотой, кровью и… я принюхалась, чтобы быть абсолютно уверенной… и, да. Женскими духами!

   Возмутиться я не успела, потому что сильные руки прижали мою голову назад к шее, а смеющийся голос произнес:

   — Я не был в борделе, если ты именно об этом сейчас подумала.

   Стыдно признаться, но именно об этом я и подумала.

   — Честное слово, — прошептал Павлик и, оттянув мою голову назад, щекотно провел носом вдоль скулы и, уткнувшись в ухо, продолжил:

   — От тебя пахнет весной и лавандовым мылом. Очень-очень вкусно. У меня просто голова кружится. Еле сдерживаюсь, чтобы не попробовать тебя на вкус.

   Я попыталась выровнять дыхание, чтобы ответить, хоть что-нибудь, но из этого ничего не вышло, потому что Павлик, словно в подтверждение своих слов, поцарапал зубами мою кожу на шее.

   — А еще знаешь, чего я хочу?

   — Догадываюсь, — прошептала я, откидываясь назад в его руках, выгибаясь навстречу и просто млея от того, что он делал.

   Рассмеялся только и двумя руками зарылся в мои волосы.

   — Хочу в бани. От тебя баней пахнет… Пойдешь со мной?

   — Пойду, — немедленно согласилась я, а Павлик болезненно застонал:

   — Так нечестно, Сонь, ты меня расслабляешь. И отвлекаешь… и ты почему здесь? Я с графом договорился, он мне поклялся, что пока ты находишься за стенами Призрачного замка, ты в совершенной безопасности. Я даже не думал, что мне стоит волноваться еще и по этому поводу.

   Я подумала, что, пожалуй, стоит обидеться на то, что он обозвал меня «этим поводом», но вместо этого продолжила прижиматься к крепкому телу, просто тая от непривычного чувства защищенности. Впервые в жизни я решила переложить свои проблемы на чужие плечи, тем более что эти плечи казались такими надежными и так активно предлагали свою помощь. И я рассказала Павлику обо всем, не сходя с места. Не обо всем — обо всем, конечно. Только о событиях в Призрачном замке и о ловушке в колодце.

   Сыщик хмурился. И если меня во всей этой истории больше всего волновал Гринольв, то его почему-то — письма из Зачарованного леса, которые получил граф Бего. Слушая же о коварстве подозрительного морока, Пауль вообще поморщился, словно целый лимон слопал прямо с кожурой, а когда я замолчала, спросил мрачно:

   — Точно не пойдешь за меня замуж?

   Мой мрачный взгляд заставил его тяжело вздохнуть.

   — Ты просто невероятно… упрямая, Сонька!

   Я лично думала, что я невероятно осторожная. Наступить второй раз на те же грабли? Нет уж, увольте. Никто не заставит меня добровольно надеть на себя кандалы. Никаких браков, никаких мужей, никаких обязанностей и обязательств. Не хочу.

   — Ты хотя бы веришь, что я не сделаю тебе ничего плохого? — спросил Пауль, когда понял, что я не собираюсь менять своего решения.