Ведьма, конечно же, была дома. Она посмотрела на мальчика так, словно ждала только его, словно знала, что он придет именно этой безлунной ночью со странным предложением, больше похожим на требование.
— Я знаю, сига, что у вас нет наследников, — бухнул он прямо с порога. — Здравствуйте.
— Ну, здравствуй, здравствуй, — она улыбнулась ему красивой и немножко кривоватой улыбкой. — Дай угадаю, зачем ты пришел.
Наклонила голову к обнаженному левому плечу и цокнула языком, с любопытством рассматривая юного и нетерпеливого глупца.
— Тц-тц-тц, что я вижу! — она бесцеремонно хлопнула мальчика по левому карману, в котором тот до поры прятал маленький церемониальный нож. — Неужели ты хочешь обменяться со старой Альбертиной кровью?
— Хочу, — проворчал он. — Хочу и... и даже готов подписать договор. Или как там это правильно называется.
— Готов он, — ведьма хмыкнула и, развернувшись, пошла внутрь домика, жестом велев парню следовать за ней. — Готов он... О нет, дорогуша, тут вопрос в том, готова ли я... Условия знаешь?
Мальчик неопределенно пожал плечами. Об условиях в книге точно было написано. И, наверное, стоило бы разобраться в этом более основательно, прежде чем торопиться на Ведьмин причал, но он был юн и глуп, а юность и глупость — не лучшие советчики в жизни.
— Мой голос?
Каким образом ведьма собиралась забрать себе его голос, он не совсем понимал, тем более, что в голове вместо дельных идей вертелась старая детская сказочка о русалке, которая не имела ног. Почему, спрашивается, русалка была без ног, и что стало с ее умением обращаться в человека, в сказке не говорилось. Упоминалось лишь о том, что голос у русалки был нереально прекрасный, словно он не у всех русалок такой...
— Голос в обмен на вашу силу, — более решительно произнес он, и ведьма удовлетворенно кивнула.
— Именно так... именно так... И ты согласен.
— Конечно, согласен! — воскликнул мальчик, и не думая придавать значения грустному ведьминскому взгляду.
— Ну, что ж... Тогда, конечно, я не могу не воспользоваться ситуацией...
— Восполь... — она выхватила из вдруг ослабевших мальчишеских рук церемониальный нож и полоснула парня по шее, словно цыпленка, — ...ацией...
Мальчишка захрипел и двумя руками схватился за горячее и скользкое от крови горло, а ведьма зыркнула на него злобно, а затем тем же ножом располосовала свою левую руку от середины ладони и почти до локтевого сгиба, толкнула умирающего на пол лицом вниз, уселась на судорожно вздрагивающую спину и прижалась к мальчику всем телом, обхватив того крепко за шею окровавленной рукой. А потом запела хрипло, переплетая русалочий язык с общим и староэльфийским:
— Что взято добровольно,
То принято однажды,
Что отдано спокойно,
То навсегда уйди.
И мне давно не больно.
Теперь уже не страшно.
Что взято добровольно,
То навсегда уйди...
Тяжело дыша, она вдруг замолчала и, перевернув мальчика, который уже успел мысленно распрощаться с жизнью, на спину, заглянула в его ночные, черные глаза, высматривая что-то в глубине перепуганного взгляда.
— Я так понимаю, ты статью об обряде не дочитал до конца, — произнесла она и неожиданно отшатнулась, закрыв рот рукой. — Я что, сказала это вслух?
— Вслух... — проворчал мальчишка, ощупывая собственное горло и радуясь тому факту, что его голос по-прежнему при нем. Не то чтобы он верил в то, что лишится его, но все-таки несколько неприятных секунд он так или иначе пережил. — И что теперь?
— А теперь, маленький Вель, — ведьма зажмурилась. — Катись ко всем чертям отсюда и сам разбирайся со своим желанным даром и испорченной жизнью, а я... я теперь вздохну свободно.
Что ведьма имела в виду, когда говорила об испорченной жизни, мальчик понял только тогда, когда его посетило первое видение.
— И что же, — Ангелина испуганно округлила глаза, — совсем-совсем ничего нельзя сделать?
— Отчего же, — рассказчик вальяжно раскинулся на вплотную придвинутом к невинной жертве стуле. — Кое-что определенно можно сделать.
— Что? — в нежном голосе появились волнистые низкие нотки, и Вельзевул Аззариэлевич едва удержал губы от предательской попытки расплыться в совершенно неуместной улыбке.
— Ну, для начала мы можем выпить на брудершафт, а потом…
— Я про голос!!
— Ах, про голос… С голосом, да… тут ничего не поделаешь.
Пан Ясневский с заинтересованным видом стал рассматривать пузырьки воздуха, медленно поднимающиеся со дна бокала. Рассказывать симпатичному профессору Фасолаки о том, что ему пришлось пережить до тех пор, пока он не выработал политику поведения, не хотелось. Собственно, как и говорить об этой самой политике. Сейчас больше всего на свете хотелось избавиться от нестерпимого зуда, раздиравшего нутро вот уже не один год. Примерно с того момента, как далеким пятничным утром он увидел эту женщину в своих видениях.
Какое-то время он уговаривал себя, что все это всего лишь сон, потом решил, что даже если и явь, то явь далекая, к нему лично не имеющая никакого отношения.
А потом она постучала в двери АДа и невозможно прекрасным голосом произнесла:
— Мне говорили, вы ищете нового профессора по этике Магического Вмешательства.
И интенсивность видений увеличилась в разы, достигнув того апогея, когда ждать больше было нельзя. Отсюда и весь напор, все юношеское нетерпение, вся прыть молодости… А на самом деле, просто боязнь потерять ее.
— Вы где остановились? Не в «Трех коровах», я надеюсь?
— Там… — Ангелина удивленно посмотрела на собеседника, искренне не понимая, чем ему не угодил лучший в Речном городе отель.
— И к лучшему, — противоречиво согласился он. — Идемте, я провожу.
Он рассчитался с хозяином трактира, хмуро и безмолвно отбросив попытку женщины заплатить за свой эль, после чего элегантно предоставил в пользование свой твердый теплый локоть и стремительно увлек Ангелину в смеющуюся темноту ночи.
— Я смотрю, вы здесь хорошо ориентируетесь… — чувство неловкости мешало Ангелине хранить спокойствие и вынуждало ее говорить хотя бы что-то.
— Да.
— И в «Трех коровах» бывали?
— Приходилось.
После очередного поворота неожиданно появился белый угол гостиницы, и Ангелина даже успела удивиться и тихонечко вздохнуть по тому поводу, что путь оказался значительно короче, чем она рассчитывала.
— Вот мы и пришли, — прошептала она.
— Пришли, — согласился он.
— Директор, — она кивнула немного даже слишком церемониально.
— Профессор, — Вельзевул Аззариэлевич сжал ее руку и даже начал склоняться для того, чтобы запечатлеть на пальцах прощальный поцелуй, но в последний момент передумал, притянул женщину к себе и прошептал, ловя губами облегченный выдох:
— Нет времени и желания притворяться.
— Я в десятом номере остановилась, — безответственно тая в его руках, сообщила Ангелина. — Дорогу знаешь?
— Уж как-нибудь найду, — он веками притушил победный блеск в глазах и, сжав одной рукой волосы на затылке, а второй захватив в кулак ткань платья на спине, прошептал:
— Тревожишься о репутации?
— Скорее, о твоей…
Его смех был похож на придушенный стон.
— Тогда поспеши.
— Да.
Она облизала губы и не двинулась с места, вдруг почувствовав неимоверное и, видимо, запоздалое смущение.
— Вель, я...
— Я не шутил, — Ясневский выдохнул сквозь зубы. — Мне было нелегко раньше, но после того, как ты, наконец, решилась произнести вслух мое короткое имя... Лина, — он зажмурился, перекатывая ее имя на языке, и повторил:
— Лина...
— Да?
— Поторопись.
Она мазнула кончиком юбки по его ногам, когда, резко дернувшись, почти взлетела по ступенькам невысокого крыльца, подразнив на секунду мужчину своим экзотическим украшением на симпатичной коленке, затянутой в ласковый шелк.
Двери распахнулись и захлопнулись, раскачиваясь туда-сюда, и только после этого Вельзевул Аззариэлевич смог двинуться с места. Неспешно он вошел в тускло освещенный вестибюль, подошел к стойке вечно сонного портье и, взяв свой ключ, прошел к себе, в одиннадцатый номер.
Он хотел и не хотел рисковать. Хотел, чтобы навязчивые видения, наконец, сбылись, и одновременно боялся, что с его стороны это не то чувство, которое в нем ожидала найти женщина. Страсть действительно была, и не шуточная, но еще больше было страха, от которого за все эти бесконечные годы так и не удалось избавиться.
Директор Ясневский сделал все, что мог.
Приехал в Речной город.
Пришел в тот самый кабачок из видения.
Снял соседнюю с ее номером спальню.
И все равно боялся. И непонятно, чего больше: того ли, что будущее вильнет хвостом, оставив его с носом, или того, что Ангелина узнает о его истинных причинах и грубом расчете.
— В печь сомненья! — прошептал мужчина. В конце концов, судьбе лучше знать, быть ли им вместе. И пусть эту самую судьбу, свою и чужую, пан Ясневский менял не единожды, сегодня он предпочел посчитать судьбоносной ту ночь, когда он так опрометчиво поменялся со старой ведьмой своей кровью.
В три шага он преодолел расстояние от номера одиннадцатого до номера десятого и, повернув ручку, открыл незапертую дверь. Свет в комнате не горел, а лунного сияния было недостаточно, чтобы осветить комнату. Долю секунды Вельзевул Аззариэлевич обрабатывал информацию, не понимая, почему Ангелина не активировала ветви на потолке — с хозяина «Трех коров» станется не заменить перегоревшие отростки на новые — а затем он заметил тело, лежавшее на кровати.
Сначала мужчина улыбнулся. Конечно же! Как он не догадался. Она так мило смущалась. Понятно же, что будет продолжать прятаться от него и сейчас, но потом он обратил внимание на то, как именно женщина лежала. В такой позе не ждут мужчину, вся поза говорила о том, что она…