— Нет, так не пойдет, — пропыхтела шона Род и разогнулась. — Надо было его сначала...
Наткнулась взглядом на стоявшего на пороге мужчину и испуганно выдохнула:
— Ох...
— Не охай, тащи давай, пока никто не пришел!
— Э-э-э... — зажмурилась на одно коротенькое мгновение, а потом полыхнула грозным взглядом, посылая своей сообщнице молчаливый сигнал и, беспомощно приподняв брови, невинным голосом произнесла:
— Вельзевул Аззариэлевич, честное слово, оно само получилось!!
Ноги несчастного снова грохнулись об пол, и директор Ясневский, наконец, заглянул в порозовевшее лицо своего профессора.
— Все совсем не так, как кажется, Вель! — выпалила Ангелина Фасолаки и еще больше покраснела.
Сонья Род без должного сожаления и ожидаемого от молодой женщины сострадания опустила голову мужчины на пол и, перешагнув через тело, прошла к письменному столу с видом оскорбленной невинности. Остановилась, неэлегантно почесала раскрытой ладонью свой порозовевший от смущения нос и только после этого пожала плечами и заявила:
— Клянусь, я совсем не сильно ударила... А он взял и сдулся.
— Он сам виноват, — немедленно наябедничала Ангелина и несмело подошла к пану Ясневскому, который выглянул в коридор, проверить наличие свидетелей, а после этого запер дверь изнутри. — Сонья на самом деле предупредила господина эфора, что ему не стоит к ней прикасаться... Я вообще думала, что ее стошнит...
— Я вообще не понимаю, как оно так получилось... — приемная дочь завхоза Школы Добра вдруг всхлипнула, и Вельзевул Аззариэлевич понял, что действовать надо немедленно.
Он решительно подошел к «господину эфору», чтобы переместить тело на диванчик, после этого посмотрел на пристыженно молчавших женщин и велел:
— Рассказывайте.
— Он протокол составлял, — пояснила Сонья Род, рассматривая собственный маникюр. — А я так устала, я, между прочим, даже не завтракала сегодня. А потом драка эта... И, в общем, не надо было, конечно, но я Истрову сказала...
— Истрову?
— Зовут его так, — буркнула Ангелина и кровожадно глянула на тело, которое вдруг издало протяжный болезненный стон.
— Я сказала, что хватит. Что если ему хочется поиграть, то в Речном городе всегда можно найти кого-нибудь из русалочек, что не откажутся выступить в роли коварной преступницы или кающейся шпионки. Что же касается меня, то либо он отпускает меня домой, либо я нажалуюсь Павлику, а он еще в прошлый раз грозился ему руки вырвать, так что...
Рассмотрев маникюр, шона Род решила навести порядок на рабочем столе и взялась за канцелярские принадлежности.
— Как бы там ни было, но Истров вспылил. И заявил, что раз я не хочу по-хорошему, — темная аура девушки нехорошо полыхнула, и Вельзевул Аззариэлевич заподозрил, что за завесой рыжих волос Сонья пытается спрятать слезы, — раз мне непонятно, что такое дисциплина, — еще одна короткая пауза, — то он просто вынужден сделать все по правилам, невзирая на мое семейное положение и статус. И понимаете, директор Ясневский, — она вдруг посмотрела на него сухими, горящими яростным огнем глазами, — он так похабненько улыбался, говоря о личном досмотре, так... Мне так мерзко стало... И уж если быть совсем откровенной, я даже не знаю, чем я его приложила. Он мне руки на плечи положил, а я подумала: «Сейчас вырвет!». Потом вспышка, бах — и Истров на полу.
Шона Род замолчала и виновато опустила плечи под тяжелый вздох профессора Фасолаки.
— Как вы вообще сюда попали? — проворчал директор Ясневский, думая о том, как теперь выкручиваться из этой малоприятной ситуации.
Утром они расстались с Линой, чтобы решить какие-то свои личные дела, предварительно договорившись встретиться в «Свинье». На встречу директор опоздал, а наконец добравшись до трактира, выяснил, что тот закрыт по причине разгрома, учиненного какими-то пьяными дебоширами. Разумно предположив, что Ангелина ждет его в отеле, он решил заглянуть в эфорат. Тем более, портье еще утром говорил, что Герм Истров — между прочим, тот самый, что сейчас стонал на диване, медленно приходя в себя — прислал записку с просьбой зайти по возможности на опознание украденных вещей. Все-таки их с Ангелиной ограбили в ту волшебную ночь...
— За дебош нас арестовали, — призналась Лина, мило улыбнувшись опешившему директору. — Подрались мы в трактире...
— Ну-ну... — пробормотал директор Ясневский и, не произнося лишних слов, взял со стола исписанный мелким почерком опросный лист, справедливо полагая, что он гораздо больше информации почерпнет из писанины не самого приятного по эту сторону Пограничья эфора, чем из рассказа двух вполне приятных и симпатичных женщин.
Первый же абзац поставил Вельзевула Аззариэлевича в тупик.
— Что значит «По словам подозреваемых, один из участников драки выглядел как Вельзевул Аззариэлевич Ясневский вплоть до момента своего обращения»? — спросил директор и вопросительно приподнял левую бровь, не отрывая глаз от протокола допроса.
Шона Род тяжело вздохнула, но директор на ее вздох не обратил никакого внимания, он увлеченно читал, мысленно решив обо всем расспросить второго участника побоища. Шонаг Гринольв совершенно точно был замечен директором в холле отеля. И выглядел он ничем не лучше знававшего лучшие дни бродяги.
— Полагаю, Сонья, вас можно поздравить с изменением семейного положения? — прочитав очередной абзац, уточнил директор. — Евпсихий Гадович мне ничего об этом не говорил... странно...
— Он не знает пока, — смутилась шона Род. — Внезапно все получилось как-то... Я еще не успела...
— М-м-м, — пан Ясневский бросил на нее короткий взгляд, переворачивая страницу, и от этого взгляда она еще более смутилась. — Обязательно отправьте вестника в Школу, а лучше сами, при личном, так сказать, контакте обо всем расскажите отцу.
— Я обязательно, просто... м-м-м, — не найдя лучших слов, шона благоразумно решила замолчать, тем более директор вернулся қ чтению.
— Ну, мне все понятно! — Вельзевул Аззариэлевич дочитал до конца и небрежно швырнул протокол допроса на стол.
— Да? — в один голос удивились Сонья и Ангелина.
— Ы?.. Кхы. Все... у меня, — внезапно подал голос очнувшийся Истров, и все на него посмотрели.
Пан Ясневский осуждающе покачал головой.
— Дорогой мой, если вы хотите сделать карьеру, то надо работать, а не ерундой заниматься.
— А? — ничего толком не понимая, эфор принял вертикальное положение и двумя руками схватился за голову. — Что это было?
— А нечего трогать чужих жен, тем более, если они под защитой Золотого дракона, — назидательно произнес Вельзевул Аззариэлевич и по-мальчишечьи весело подмигнул Сонье, после чего снова посмотрел на Истрова.
— Где украденные у меня вещи?
— Вещи?
— Вы мне записку в отель присылали... Да что ж такое-то? Прекратите симулировать! Извольте встать и выполнять свои обязанности!
Истрова то ли волной страха, то ли нездорового рабочего рвения, то ли другой какой волной снесло с дивана и усадило в кресло за рабочий стол.
— Записка, вещи... конечно же... Я прошу прощения, столько всего... Вы у дежурного... я провожу.
— Не стоит, — директор Школы Добра остановил поднявшегося было начальника местного эфората властным движением руки. — Я знаю дорогу.
Все еще хмурясь, он шагнул к двери и заявил, пропуская вперед обеих подозреваемых:
— Девушек я у вас забираю, — и после того, как спина в мелкую полосочку вышла в коридор, добавил злым шепотом:
— И я не Пауль Эро, два раза повторять не стану. Еще раз увижу тебя рядом с одной из них — останешься без рук, — и улыбнулся искренне. — Хорошего дня, сиг Истров, и дождливого вечера.
Герм Истров с минуту смотрел на закрывшуюся дверь, затем с остервенением изодрал в клочья ненужный более протокол допроса и проворчал себе под нос:
— Вещи... Кому они нужны? Одна расческа и две рубашки... Крохобор, а еще директор...
— Сонья, вы где остановились? — спросил директор, когда мы вышли из эфората. Спросил у меня, но смотрел при этом на Ангелину. И смотрел так, что мне стало неловко. Ну, во-первых, я сразу же почувствовала себя лишней. А во-вторых, от этого взгляда стало жарко и стыдно, и одновременно подумалось о том, что Павлик как-то уж слишком давно отправился в Призрачный замок, а судя по тому, как вели себя эфоры Речного города, вестей от него не было.
С другой стороны, может, и не должно было быть вестей. Не станет же Поль о своих передвижениях перед Истровым отчитываться…
Я окинула директорский профиль сомневающимся взглядом, раздумывая, стоит ли ему рассказывать о моем утреннем визите за Зойкой, но потом решила, что все-таки не стоит. Какое дело пану Ясневскому до каких-то убийств? Его семьи это не касается же…
— Сонья? — я, кажется, задумалась и забыла ответить на вопрос, поэтому Вельзевул Аззариэлевич все-таки адресовал мне вопросительный взгляд. — У вас все в порядке?
— Да, — поспешила соврать я, и пан Ясневский нахмурился. Вот как он это делает? Он и Алекс тоже. Интересно, у них там, у этих Ясневских, есть внутренний детектор лжи? — Правда, все хорошо. Просто я переволновалась немного… Мы у Дунаи остановились… То есть я…
К концу своей коротенькой речи я вдруг смутилась, потому что у Дунаи-то, на самом деле, остановилась я. А Павлик ночевал в эфоратских казармах. И утром он как-то не стремился перевезти ко мне свои вещи. Или мои к себе. И эта мысль неожиданно и совершенно нелогично расстраивала.
— Тебя проводить?
Вежливость — это все-таки недостаток. Ведь видно же, что провожать меня ему совсем-совсем не хочется!
— Или, может, я тебе переход выстрою?
— Спасибо, но я хочу пройтись… Тем более, что тут недалеко совсем…
Лило как из ведра, но мое желание прогуляться директор Школы Добра воспринял с понимающей улыбкой. Правильно, пусть лучше считает, что я переживаю из-за случившегося, чем строит предположения о том, что меня волнует на самом деле.