По крайней мере, я была жива.
И еще у меня ничего не болело.
Это хорошо. Это значит, что Арнульва нет. Нет и быть не может, он умер, стерт с лица земли. Почти.
Мысль о том, что у меня здесь, в самом центре Волчьей долины, в старой Усадьбе, есть незавершенное дело, неожиданно помогла мне прийти в себя, мгла рассеялась... И я едва снова не впала в истерику: Арнульв сидел напротив меня, прислонившись к стене и вытянув одну ногу, а рядом с ним, на корточках, касаясь пальцами обеих рук пола, обретался темный маг и ныне покойник айвэ Лиар.
— Мать-хозяйка, что происходит? — выдохнула я.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — речитативом повторял невидимый мне страдалец, в чьем голосе я опознала своего проводника и помощника Гаврика Пяткина.
— Да где ж ты кричишь-то!? — пробормотала я и оглянулась по сторонам, пытаясь найти своего домового. Его нигде не было видно, а на тех, кто как раз-таки был виден хорошо, я решила не смотреть, прошептав себе тихонечко:
— Вас нет. Нет. Вы умерли.
На том и порешим.
Однако и Гаврика тоже не было. Нигде. И при этом он был, потому что я его отлично слышала. И если поверить в то, что, в отличие от глаз, уши меня не подводят, он плакал. Я подняла руку к лицу, чтобы отбросить волосы, упавшие на лицо, назад. И замерла, рассматривая собственные пальцы.
Я никогда не была склонна к самолюбованию, да и сейчас застыла не потому, что удивилась нереальной красоте своих конечностей. Просто они были перепачканы. Что-то золотисто-маслянистое, очень красивое, но при этом почему-то пугающее, покрывало тонкой пленкой указательный, средний и безымянный пальцы моей правой руки. Я поднесла руку к лицу, чтобы по запаху определить, что же это такое, и едва не сорвалась на очередной болезненный крик.
Мне вспомнилась почти полная луна. И лес. И состояние легкого веселья. И покалывание в губах. И ощущение теплого языка на моем носу. И голова едва не закружилась от счастья.
— Павлик...
Прошла ли неделя с той ночи в Зачарованном лесу, когда Поль умудрился спасти меня от безумного обращения? А он мог погибнуть тогда, потому что луна полностью подчинила себе мое сознание. Я же ведь только дотронулась до камня, который сыщик считал истинной слезой Койольшауки...
— Не зря, значит, ты столько времени проводил в своей лаборатории.
— Не зря, — ответил моим мыслям Арнульв и подтянул под себя вторую ногу.
— А младший братец, стало быть, продолжил исследования, — я вытерла перепачканные пальцы о собственную юбку и посмотрела в лицо своему самому страшному кошмару.
— Продолжил и добился успеха, — осклабился тот и вдруг, сладко потянувшись, зевнул.
— Я совсем забыл, как это здорово, быть живым… Это удивительное чувство, когда все члены наполняются энергией. И запах. И голод. И желание обладать.
Он окинул меня черным липким взглядом и прохрипел:
— А ты хороша…
Я закрыла уши руками. Не хочу слышать этот голос, не хочу слушать, что он говорит. Не могу поверить, что все это происходит на самом деле.
— Ты сидишь у меня в голове, — прошептала я. — Тебя нет.
— Ты в этом так уверена? — вступил в разговор айвэ Лиар. Он по-прежнему сидел на корточках, но не просто касался пальцами пола, как мне показалось сразу. Он что-то рисовал, размазывая по старому паркету маслянистую янтарную жидкость.
— Откуда здесь это? — пробормотала я.
— Ты же не думала на самом деле, что вожак клана Лунных Волков позволит кому попало шляться по своему дому? — хмыкнул Арнульв. — Или думала?
Я поднялась на ноги и побрела по коридору. Меня шатало, как пьяную. И голова кружилась. И ноги дрожали, норовя подкоситься после каждого осторожного шага.
— Эй! Ты куда, зайчишка-трусишка?
Тряхнула головой, отгоняя видение. И в очередной раз прошептала:
— Это все не на самом деле.
По крайней мере, я на это надеялась.
А коридор все не заканчивался и не заканчивался. Мне кажется, я уже сто раз обошла весь особняк по периметру, а мои пугающие спутники по-прежнему сидели за моей спиной, отпускали сальные шуточки, угрожали, смеялись… но не двигались с места.
— Почему вы не исчезнете!? — выкрикнула я в какой-то момент, устав бороться с призраками.
— Ты задаешь неправильные вопросы, — ухмыльнулся айвэ, рассматривая свой рисунок — маленькое ручное зеркальце с длинной ручкой. — Спрашивать надо, почему мы здесь?
— Почему? — послушно повторила я.
А действительно, почему? И почему я до сих пор не обернулась? В прошлый раз, достаточно было только прикоснуться к фальшивой слезе, как животная сущность вырвалась на волю.
— Зайчишка-трусишка, ты меня удивляешь, — признался Арнульв и подмигнул мне. — Оказывается, у тебя есть не только сиськи, но и мозг.
— Если бы она еще умела этим мозгом пользоваться, — протянул айвэ Лиар и нарисовал рядом с зеркалом волка. Я раздраженно дернула плечом, пытаясь поймать ускользающую мысль за хвост. Почему вообще я тогда стала обращаться? Божественной крови во мне нет ни капли… Или все-таки есть? Я усмехнулась своим собственным мыслям. В конце концов, мама так и не сказала мне, кто был моим отцом.
Мама.
Я смежила веки. Думать о ней сейчас совсем не хотелось. Думать о ней всегда было больно, а в стенах проклятой волчьей Усадьбы — невыносимо…
— Все-таки поспешил я, когда говорил о наличии мозга, — проворчал Арнульв, а я улыбнулась ему, бездумно благодаря за то, что вырвал меня из омута болезненных мыслей.
Я повернула голову, чтобы посмотреть в лицо луне, заглядывавшей в окно, и снова улыбнулась. На этот раз сама себе. Тогда, в Зачарованном лесу, не было праведного гнева богини, а была одна испуганная глупая волчица, которая слишком часто в детстве пряталась в самых укромных уголках женской деревни с затертой книжкой о степных волках в руках.
Я действительно неправильные вопросы задавала. Думать надо не о том, что происходит, а о том, почему. Ну, и еще о том, конечно, какими свойствами наделили безумные исследователи свое янтарное изобретение.
Женский флигель хмурился на меня темнотой своих окон, а я вдруг выдохнула, захваченная волной облегчения. Все вдруг стало так понятно… Улыбнулась, глядя на земной лик божественной Койольшауки, и проговорила:
— В руке моей пучок сонной травы.
Я бегу по молочной реке к тебе, о, богиня!
Мои ноги быстры, словно ветер,
Мое сердце открыто для жизни!
Не лиши меня радости мысли…
Не звони в колокольчики смерти, о, богиня!
Койольшауки, я твоя безымянная тень…
А затем провалилась куда-то.
Это был словно обморок наоборот. В уши ударили звуки: плач и рычание. Ноздри затрепетали, обрадованные резким запахам. А голова закружилась от облегчения.
На месте шонага Арнульва и айвэ Лиара сидели Гаврик с Ларсом.
Домовой плакал, а оборотень рычал, проклиная кого-то на волчьем языке. Помочь двоим одновременно я не могла. Поэтому решила начать с того, кто послабее. Оторвала от своей нижней юбки изрядный кусок ткани и, осторожно приблизившись к Гаврику, принялась очищать его тело от такого опасного, как выяснилось, янтарного масла. Тщательно проследила за тем, чтобы на коже не осталось следов ложной слезы Койольшауки, а потом нежно обняла мальчишку за щеки и прошептала, заглядывая в глаза, которые смотрели куда угодно, только не на меня:
— Проснись, маленький. Это всего лишь кошмар. Ничего этого нет.
Сразу не произошло ничего. И мне понадобилось еще минут двадцать непрерывных уговоров и ласковых объятий, пока Гаврик, наконец, не пришел в себя.
Вырвать оборотня из плена его ужаса оказалось намного труднее, но мы справились. И по молчаливому согласию решили не делиться тем, что привиделось каждому из нас, когда мы попали в ловушку, рассчитанную на нежданных посетителей Усадьбы вожака.
— Как ты вообще догадалась, что надо делать? — только и проворчал Ларс, старательно отводя глаза в сторону, стыдясь своей слабости.
— Мне повезло, — ответила я и пожала плечами. — Пойдемте домой. Я так устала от этих приключений. Пусть он синим пламенем горит, этот череп, вместе с хутором и всеми его обитателями.
— Что, даже с хозяином не поздороваешься? — раздалось за нашими спинами, и мы с Ларсом одновременно выдохнули, когда наших ноздрей коснулся запах того, кто произнес эти слова.
Он до последнего не верил, что его поймают. Просто не верил и все. Казалось, что попасть под трибунал может кто угодно, но не он.
Да, нарушал. Но ведь только благого дела ради.
Да, спекулировал информацией, но от этого же никто не пострадал.
Да, предал доверие клиента… Предал. Но и этому есть оправдания, но Трибунал их слушать не станет, конечно. На то он и Трибунал.
Насколько Афиноген помнил, последний раз все двенадцать высших ангелов собирались вместе, чтобы вынести решение по делу об обмене кровью. И кажется, тогда даже никто не взошел на эшафот. Впрочем, слухи могли и соврать. Может, и взошел. Все, что касалось Трибунала, было окутано привычной тайной, опечатано семью печатями и табуировано по всем направлениям.
Гулкий удар гонга вывел Афиногена из невеселых раздумий, и ангел-хранитель шагнул вперед, повинуясь голосу невидимого глашатая:
— Обвиняемый, войдите!
В судном зале было холодно и светло, и Афиногену на мгновение показалось, что он находится не в помещении, а на вершине горы. Солнце слепило глаза, а ноздри пощипывал ехидный морозец. И там, далеко внизу, лениво клубились манные облака.
— Ваша улыбка неуместна, — проворчал один из высших, своим скрипучим голосом разбивая удивительное видение.
Конечно, не было никакой горы. Была круглая комната с белыми стенами и стеклянным потолком. И сквозь этот потолок светило ледяное солнце.
Высшие стояли по периметру зала, каждый за маленькой профессорской конторкой, белоснежной, как пустоши заполярья.