Пауль удивленно приподнял брови.
— Не знал, — проговорил он и рассеянно потрогал карман, в который опустил артефакт. — Это неожиданно, но, в общем и целом, ничего не меняет. И уж точно не то, что волки научились преобразовывать энергию, заключенную в минералах.
— Мы называем их ложные слезы, — снова перебил старый оборотень и устало закрыл глаза. — Они не так сильны, как истинный дар богини, но тоже кое на что способны.
— Например, помочь носителю преодолеть защиту Зачарованного леса, — произнес сыщик, а я вспомнила сына Гринольва, которого мы поймали на территории эльфов. — Или принять облик другого волка... Ведь это ты, а не Гринольв был тогда, возле Ивска, когда мы нашли мальчишку...
И снова я удивилась, вспомнив рассказ Гаврика о волке с зеленой полосой. Действительно, домовенок тогда говорил о том, что был еще один волк, а я почему-то его словам не придала значения. Наверное, потому что совершенно точно знала, что покойный ныне глава клана Лунных Волков в тот момент находился в гостях у эльфов.
— И снова мимо, — проворчал Фенрир, тяжело вздыхая. — Все-таки люди склонны к преувеличениям. Мне казалось, что ты умнее... Я не был возле Ивска. Без истинной слезы принять чужое обличье невозможно. Там был лишь мой фантом.
— Фантом, который может убивать? — удивился Пауль.
— Я никого там не убивал... Не в тот раз. Слушай, — оборотень неожиданно разозлился. — Я что, все должен за тебя рассказывать? Это просто цирк какой-то, а не обличительная речь великого сыщика!
Пауль покраснел правой щекой и произнес, упрямо наклонив голову:
— В главном я не ошибся.
— Угадал, — Фенрир пожал бы плечами, если бы не был скован парализующими заклятиями.
— Я не гадалка, чтобы гадать, — обиделся Пауль. — Я только сопоставил факты. В любом случае, все то, что происходит в последние полгода или около того в обоих мирах и, в основном, в Пограничье, затеяли не волки, но именно они стали главными действующими лицами в этом кровавом спектакле.
Павлик окинул всех мрачным взглядом, а потом с какой-то обиженной досадой в голосе произнес:
— Одного понять не могу, почему всегда молодожены? Это какой-то личный пунктик или тут что-то другое?
Оборотень распахнул глаза и вдруг засмеялся громким издевательским смехом, от которого даже у меня мурашки по коже побежали. Что же касается Гавриила с Лавром, то последний слегка побледнел, непроизвольно вжимая голову в плечи, бросив перед этим завистливый взгляд в сторону домовенка, который, наплевав на предостережения моего внезапно оказавшегося ревнивым мужа, вплотную прижался к моей ноге, которую я спустила с подоконника.
— Серьезно? — отсмеявшись, Фенрир довольно хрюкнул. — Если ты не понимаешь этого, то что ты тогда понял во всем этом деле, мальчик?
В наступившей тишине было слышно лишь тяжелое дыхание оборотня да шум ветра за окном.
— Что я понимаю? — наконец проговорил Пауль. — Я понимаю, что поймал жесткого убийцу. И Стражей, полагаю, ты убивал не из личной неприязни к бывшим хранителям границы. Уверен, что все это имеет под собой какое-то основание, пусть я пока и не понял, какое именно.
Я знаю, что необходимый тебе, а значит и твоему хозяину, артефакт — у меня. Да, пока, подчеркиваю — пока — я не знаю, кто стоит за всем этим, но в королевских темницах очень хорошие дознаватели. Это во-первых. А во-вторых, я до всего додумаюсь сам, мне просто надо немного тишины.
Тут Пауль почему-то посмотрел на меня недовольным взглядом, словно это я была виновата в том, что сыщик страдает от недостатка покоя. А спустя всего миг хмурые морщинки преобразовались в лучики мягкой улыбки, и Эро произнес едва слышно, обращаясь только ко мне, словно кроме нас двоих здесь больше не было никого:
— Я не жалуюсь, мое беспокойное счастье. Честное слово!
Моргнул и с видимым сожалением перевел свой взгляд с меня на Фенрира.
— Да, это будет правильным решением. На все вопросы будешь отвечать в дозновательской. Я опять заигрался. Мы здесь не для того, чтобы слушать меня и восхищаться моим гением. Мы здесь для того, чтобы я мог проверить одну внезапно возникшую у меня теорию.
Пауль положил на лабораторный столик череп моего покойного мужа, извлек из кармана маленький потрепанный томик стихов и, открыв его на середине, пробормотал изумленно:
— И все-таки я не понимаю, как это работает, — после чего, сверяясь с написанным в книге, прошел к стеклянному шкафу с препаратами и, открыв навесные дверцы, взял оттуда три склянки. С моего места не было видно, что написано на колбочках, но Фенрир вдруг ощутимо заволновался, вызывая мое беспокойство.
— Поль, что происходит? — спросила я, не выдержав напряженной тишины.
— Все хорошо, милая, — мимолетная улыбка в мою сторону. — Я не собираюсь его сейчас полностью оживлять. Мне просто надо проверить мою теорию и…
Сейчас?
— Пауль Эро! — меня снесло с подоконника стремительным потоком ветра. — Ты не станешь его оживлять ни полностью, ни частично, ни сейчас, ни когда-нибудь еще!
— Сонюш…
— Действительно, не самая хорошая идея, — проворчал Фенрир. — Ты хотя бы знаешь, что из себя представляет покойный вожак?
— Догадываюсь, — проворчал сыщик. — И повторяю, это всего лишь проекция, я…
Пауль тряхнул головой и вдруг растерянно произнес:
— Я… кажется, делаю глупость.
— Поль?
— Вот точно знаю, что делать этого не стоит, но словно черт под руку толкает…
— Не черт, — пространство между мной и Павликом дрогнуло знойным маревом и немедленно соткалось в стройную фигуру Афиногена.
Хранитель был бледен и выглядел уставшим и истощенным.
— Уверен, что черт тут ни при чем, — проговорил ангел и посмотрел на меня, как мне показалось, с укоризной. — Вот ангел — другое дело.
— Ты? — изумился Эро.
— Я? — Афиноген хмыкнул. — Не льсти мне, резерв моих сил не бесконечен. Сначала офигенно сложное проклятье, из которого мне пришлось вытаскивать троих. Потом бой самоуверенного молокососа, полезшего на рожон.
Ангел погрозил Ларсу пальцем:
— Ты не сын бога, сопляк. И не всесилен. И ты не справился бы даже с раненым вожаком, если бы не она, — махнул рукой в мою сторону и пояснил:
— Так получилось, что я не могу отказать ей ни в чем… — Афиноген пожал плечами. — Никогда не мог. Даже тогда, когда был обязан.
Пауль зарычал. Натурально так зарычал, по-волчьи, пугая этим странным звуком не только Гаврика, но даже Ларса.
Кому я вру?
Даже меня.
— Напрасная трата энергии, — рассмеялся Генка. — Твои мысли свернули не в ту сторону, сыщик. Я не соперник тебе…
Афиноген замолчал, прислушиваясь к чему-то, что оставалось неслышным даже для острого волчьего слуха.
— У меня мало времени. Он скоро пробьется сквозь купол… — посмотрел на меня виноватыми грустными глазами цвета вечернего неба и прошептал:
— Прости меня, если сможешь. Я слишком поздно понял, что правила иногда не просто можно, а нужно и иногда необходимо нарушать.
— Я не понимаю.
— Я был его хранителем, девочка, — быстрый кивок в сторону молчаливо улыбающегося черепа. — И все, что с тобой произошло… тогда… Все это случилось по моей вине. Я должен был ему помогать. И я помогал. Помогал так, как мой собрат по ангельскому цеху помогает кому-то сейчас, подталкивая амбициозного мальчишку на поступок, о котором он будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
— Я не мальчишка, — беззлобно проворчал Павлик и нетерпеливо посмотрел в сторону окна.
— Пусть так, — согласился Генка. — Но я слишком много сделал для того, чтобы она была счастлива. Не разрушь это одним необдуманным поступком.
И снова посмотрел на меня, повторяя:
— Прости, пожалуйста, за все. Я больше не предам тебя, — выдохнул и скороговоркой, словно преодолевая внезапный приступ боли:
— Череп надо уничтожить. Немедленно. В лаборатории хватит для этого средств. Воспользуйтесь, — стон и протяжный болезненный выдох, — воспользуйтесь… оранжевой… проклятье, как больно-то!.. оранжевой колбой.
Он побледнел еще больше, когда я, не выдержав, подскочила к нему и приобняла за талию. На секунду показалось, что Генка сейчас потеряет сознание, но вместо этого он громко вскрикнул и отшатнулся от меня как от прокаженной:
— А! — вскричал, прижимая руки к тем местам на своем теле, которых только что касались мои ладони. — Сонь, тебе лучше не трогать меня сейчас… — его зрачки вдруг расширились, полностью уничтожая синеву глаз, а с губ сорвался невеселый смешок:
— Я, кажется, снова подвел тебя, слабак.
Поняла ли я что-то из того, что происходило в старой лаборатории сейчас? Ничего, если честно, если не считать того, что когда-то между Афиногеном и Арнульвом существовал договор о сотрудничестве. Возможно, если бы у меня было немного больше времени, я смогла бы осознать и все остальное, но, к моему несчастью, события в тот бесконечный день лились из рога судьбы на меня нескончаемым водопадом.
Окно, возле которого я сидела несколько минут назад, распахнулось под напором магической энергии, и в помещение ворвался вестник, оглушая нас безумным взволнованным криком.
— Что за черт? — взревел Пауль, когда овеществленное послание метнулось прямо к его лицу. — Говори!
Из воздуха соткалась фигура Валентина Валентиновича Роста, старшего эфора ивского эфората — всклокоченная, немного безумная, с ошалело вытаращенными глазами:
— Господин Эро! — проверещал вестник голосом Валентина Валентиновича. — Тело пропало. И наш эксперт говорит, что его и не было вовсе.
— Что значит, пропало? — взревел Пауль, прекрасно зная, что вестник не может ответить на его вопрос. — Что значит, не было вовсе?
Вестник, конечно, ни на один из поставленных вопросов не ответил, вместо этого он перешел на свистящий шепот: