— О! — Пауль недобро улыбнулся. — В актеры я всегда успею. Тем более, что вашими стараниями, думаю, в отставке мне не откажут.
Сыщик проигнорировал возмущенное сопение своего уже фактически бывшего начальника и наклонился к жене.
— Сонюш, она у тебя, как я и просил?
— Да, — растерянно улыбнулась на ласковое прозвище и достала из ридикюля маленькую стеклянную колбу с жидкостью цвета свежего гречишного меда.
— Это что? — в голосе Александра Волчка послышалась заинтересованность и он, забыв о показном равнодушии, подался вперед.
— Алесанкентич, не поверите! — Эро убаюкивал драгоценную скляночку у груди. — Это то самое, с чем мы с вами сталкивались, когда на маленькую Таис покушались... Мы неправильно расставили акценты. Это не было покушением, как мы решили, это был, так сказать, эксперимент. Испытание, — Пауль пожевал нижнюю губу и добавил:
— Проба пера, в некотором роде.
— Я тебя сейчас ударю, — прошептала Сонья с улыбкой на губах.
— Ах, да. Я забыл. Без лишнего драматизма. Эта вещь, полагаю, была изобретена еще покойным Арнульвом, а его также уже почивший брат ее немного усовершенствовал. И мы имеем ни что иное, как... — набрал в грудь воздуха, но, плюнув на театральный эффект, выдохнул:
— ...овеществленный страх. Жуткая вещь, я вам скажу. Один мой знакомый химик, талант и в чем-то даже гений, уверяет, что достаточно пары капель для того, чтобы вытащить наружу все самые ужасные кошмары и скрытые страхи человека. Кто-то пытался инициировать в Таис тьму. И я догадываюсь, кто.
Пауль глянул в сторону Вельзевула Аззариэлевича и с удивлением отметил, что лицо того не прочертили болезненные морщины, как с ним случалось всегда, стоило только кому-нибудь при нем заговорить о Катерине Виног.
— Полагаю, в борьбе между бабушкой и королевой победила королева, — произнес тот и устало покачал головой. — Она неисправима.
— Как бы там ни было, — вернулся к рассказу Пауль, — это было первым испытанием. Довольно удачным, несмотря на то, что успехом оно не увенчалось, и ее высочество Таис так и осталась светлой. Едем дальше.
Пауль передал колбу светлому магу и достал из кармана то, что волки называют слезой Койольшауки.
— Само вещество напрямую связано с легендой о кровавой богине Койольшауки и о ее слезах, которыми она обильно оросила Волчью долину. Правда, в легенде ни слова не говорится о том, что во время последнего посещения своих преданных слуг богиня обронила в зарослях желтых крокусов свои драгоценные сережки. Легендарные колокольчики Койольшауки.
Сыщик обвел восторженным взглядом всех присутствующих, которые смотрели на него, не скрывая недоумения и в чем-то даже восторга, затем поднял вверх указательный палец правой руки и нараспев произнес:
— В руке моей пучок сонной травы.
Я бегу по молочной реке к тебе, о богиня!
Мои ноги быстры, словно ветер,
Мое сердце открыто для жизни!
Не лиши меня радости мысли…
Не звони в колокольчики смерти, о богиня!
Койольшауки, я твоя безымянная тень…
И немедленно кусочек янтаря в его руке задрожал, трансформируясь в маленькую элегантную сережку, зазвеневшую мелодичным звоном, который отозвался эхом из нагрудного кармана айвэ Инара.
Темный маг издал странный звук, больше всего похожий на тот, с которым обычно лопается мыльный пузырь, а после этого вдруг начал... облезать. Словно краска со старого деревянного забора. Лицо айвэ забугрилось, покрылось трещинами и стало отваливаться рассохшейся маской, открывая оторопевшим зрителям того, кто скрывался под личиной первого советника Темной королевы.
— Жалко, — пробормотал человек у камина. — Хороший был образ...
— Говорила же, — Ангелина Фасолаки тихонько рассмеялась. — Он не может быть Вацлавом.
— Дядя? — пискнул одновременно с ней Гавриил Пяткин, забыв на секунду о декольте Дунаи и вообще, обо всем забыв.
— Гамлет Лирикович? — ужаснулась Сонья.
— Ух, — сыщик выдохнул и покачал головой, — мне даже полегчало, а то ж все не верилось, что с таким монстром можно справиться при помощи пресс-папье. Да и тело, которого, по словам ивских экспертов, не было. Ясно, что не было... Полагаю, в Призрачном замке некоторое время орудовал фантом... Я прав?
Пауль посмотрел на бывшего дворецкого и немедленно исправился:
— Нет, молчите. Я сам. А то меня тут намедни обвиняли в том, что в моей речи вопросов больше, чем ответов. Я дам ответ, но сперва, пожалуй, пусть еще раз зазвонят колокольчики.
— Не стоит, — Гамлет Лирикович лениво улыбнулся. — Я уже понял, что ты въедливый и дотошный, как клещ. Кто бы мог подумать, что… Впрочем, это такая ерунда…
Стряхнул с руки невидимые капли воды и вместе с ними избавился от чужого лица. Дворецкий исчез так же внезапно, как и появился, уступив место высокому брюнету с широким разворотом плеч. Мужчина повел из стороны в сторону шеей, словно разминая затекшие мышцы, и вдруг улыбнулся светло и радостно, глядя на замершую с открытым ртом Ангелину Фасолаки.
— Привет, Ангелочек! — шепнул он и виновато пожал плечами.
Директор Ясневский хмурым взглядом выразил свое неодобрение такому панибратскому обращению к своей супруге и, почти зеркально повторив недавний жест светлого мага, опустил на талию в жемчужном платье руку. Длинные пальцы шевельнулись, поглаживая и успокаивая, и привлекли внимание сыщика к ярко-синему перстню на пальце директора. Пауль Эро нахмурился, покосился подозрительно в сторону Александра Волчка, но затем махнул рукой и вернулся к любимому делу: распутыванию зловещих событий и пугающих случайностей, неотвратимо ведущих к истине.
— Зачем? — на лице капитана Ботана растерянность боролась с неверием и отвращением. — Я не понимаю, Вац.
— Я, наверное, смогу объяснить, — начал было говорить сыщик, но замолчал, почувствовав, как мелко вибрирует его рука, которую он, не удержавшись, опустил на Сонькино плечо.
— Сонюш?
Она была похожа на того, кто готов спрятаться под кровать от ужаса, и одновременно с этим ее глаза метали грозные молнии, а тонкие пальцы сжались в кулаки.
— Это он, — впервые за весь вечер подал голос хозяин усадьбы шонаг Ларс Волк. — Тот, кто тебе горло перерезал.
Вибрации усилились, став глубже и беспорядочнее, а Вацлав Бадлон по кличке Носок приподнял в веселом изумлении красивую бровь и ухмыльнулся:
— Приятно познакомиться.
Ни один мускул не дрогнул на лице Пауля Эро, и лишь легкое дрожание пальцев на полуобнаженном женском плече указывало на внутренний конфликт и бурю эмоций. Впрочем, уже через секунду стало понятно, что волновало Эро не то, что он оказался лицом к лицу со своим убийцей, а та, что сидела рядом. Он склонился над ней, полностью закрывая собою Сонью от чужих глаз и, поймав затравленный яростный взгляд, прошептал так тихо, чтобы могла услышать только она:
— Все прошло, милая, ты помнишь?
Она попыталась сделать глубокий вдох, нo не смогла и только простонала что-то сквозь зубы и брови искривила, словно испытывала физическую боль.
— Дыши, счастье мое, — улыбнулся Пауль, наклонился к ушку, спрятанному за рыжими локонами, и произнес что-то неслышное, но, несомненно, действенное, потому что волчица вдруг успокоилась, бросила на мужа благодарный взгляд, а затем слегка порозовела, глубоко вздохнула и заалела маковым цветом, когда присутствовавшая на вечере русалка, заметив розовость ее щек, понимающе ухмыльнулась.
— Не скажу, что я удивлен, — заметил сыщик, бросив на жену последний настороженный взгляд. — В этой истории вообще мало что может меня удивить… Разве что то, что вы до сих пор не пытаетесь что-то предпринять, и терпите этот фарс. Я угадал? Вы же не воспринимаете нас всех всерьез?
Бадлон качнул головой и немного растерянным взглядом обвел собрание. Отвечать он, казалось, и не собирался. Когда же Пауль набрал в грудь воздуха, чтобы произнести что-то еще, Все-таки заговорил:
— Отец-Охотник свидетель, вы не выглядите серьезными… Как можно относиться всерьез к детям, затеявшим смешное расследование? И я бы даже посмеялся, с умилением глядя на вашу возню, если бы она не встала костью мне поперек горла.
Александр Волчок изумленно заломил бровь и пробормотал себе под нос едва слышное:
— Никогда не пойму, как он это делает...
Звезда столичного сыска снизошла до самодовольного смешка и благодарного кивка в сторону светлого мага, после чего Эро повертел перед лицом пальцами и произнес:
— Ну, нечто подобное я и предполагал, — закусил губу, изображая растерянность и нерешительность, а потом вдруг махнул рукой и доверительным тоном:
— А знаете что? Давайте уже до конца, раз вам все равно... А мне так хочется доиграть.
— Ну, играй, играй... — Вацлав Бадлон скользнул пустым взглядом по ряду темных окон, небрежно хмыкнул и облокотился о каминную полку. — Скажи только, как ты понял-то, что я из бывших Стражей и что я жив?
— О, ну тут совсем просто, — Пауль пожал плечами. — До меня не сразу дошло, что все смерти в этом деле так или иначе связаны с демонами Пограничья, а как дошло, я все думал, как же он их убивает-то... Или они. Ведь, как ни крути, а Стражи — это все-таки Стражи, даже после того, как их лишили бессмертия и части сил. Они все равно остаются едва ли не самыми сильными магами в обоих из миров. Сначала я думал, что все дело в том, что они были не одни. Не знаю... Убийца захватывал того, кто слабее и, играя на чувствах, убивал сильного... А потом, когда я узнал, что в могиле Вацлава Бадлона лежит совершенно посторонний человек, все стало ясно.
Просто никто из них не ждал нападения. Вы просто стучали в дверь, улыбались по-братски и говорили что-нибудь в стиле: «Привет, Батон! Как жизнь? Говорят, ты женился...» А когда друг поворачивался к вам спиной... — Пауль красноречиво замолчал.
— Тебе не в актеры надо идти, а в писатели, — хмыкнул Бадлон и, отлипнув о