—Если мы убьем много воинов и разрушим мост, то не повторят. Они вонючие трусы. Они увидят, что от мушкетов на скале не спрятаться. Раз не спрятаться, значит, трусливо воевать не получится. Они устрашатся и позабудут дорогу в нашу сторону.
—Вот и отлично!— Олег повернулся к Добрыне:- Ну так что? Сев у нас давно закончен, народ освободился, сможем стрелков на зачистку гор послать? А на обратном пути можно и в Гриндир,— Олег подмигнул.
—Ишь какой шустрый! Раз сев закончен, значит, мы тут баклуши бьем и дальше бить будем? Так, по-твоему, получается? Ты всех по себе не равняй! Заперся у себя в избе и целыми днями ценные доски с гвоздями переводит! И думает что так и надо!
—Имею право: ты сам сказал, что я отпуск заслужил. Да и то — разве это отпуск? Через день приходится к старателям бегать: без меня они не золото, а слезы намывают.
—Незаменимый ты наш…
—Друг Добрыня: можно не сотню стрелков посылать, можно десять. На трусов этого хватит,— аккуратно предложил Мур.
—Ты хоть помолчи! Десять! Я тут боюсь, что и сотни может не хватить. Наши ребята тоже с горами не шибко знакомы… Да не грусти, друг Мур. Будут вам стрелки: мы своих союзников в беде никогда не бросаем. Надо только прикинуть, кого снять можно без особого ущерба для дела. У нас сейчас цех делают новый, металлургический, там очень много народу надо… Даже не знаю что и делать… Вот если бы ты своих сотню дал на время похода, чтобы там на грубой работе подмогли, я бы точно сотню мушкетеров нашел, а так думать надо…
—Друг Добрыня, тебе не надо думать! Мои люди помогут вам здесь. Только они не умеют делать цеха. Это плохо.
—Да там работа «подай-принеси». Стены каменные возводим, приходится подносить много грузов. Ваксы подойдут — силы у них хватает. У нас там из ближних деревень десятка два уже ваших работает, за плату, и толк от них есть. Олег, а ты вроде и раньше хотел в предгорья сходить?
—Ну да. Посмотреть на горы не мешает. Млиш говорил, что где-то там ртуть добывали в древности, нам бы не помешало, на капсюли. Может, повезет, и найдем.
—Значит, ты и поведешь этот отряд. И подготавливать тоже ты будешь, а то разленился как котяра откормленный.
—Ну прям уж! Добрый, если у нас сотня стрелков уйдет… А вдруг хайты опять вылезут? Они в прошлом году в эту пору как раз шевелиться начали. Да и в позапрошлом, когда мы сюда попали, гоняли наших тоже в это время. «Арго» тогда захватили у местных, и вашу толпу хорошо потрепали. Хотя, вроде, больших отрядов не было в наших краях… Но им ведь тут и делать нечего было без нас.
—Хайты? Ты бы еще Гитлера вспомнил! Да их давно уже не видно и не слышно. После похода на правый берег они в нашу сторону даже не смотрят. Крепко мы им навешали тогда! Тем более что перед этим всю их армию на левобережье разбили.
—Насчет той армии все верно. А вот насчет «навешали на их берегу»… Я бы так не сказал… Выбили они нас оттуда с треском. Мы драпали оттуда в таком темпе, что из сапог выпрыгивали.
—Так это им просто повезло, да и зимой непривычно нашим на чужом берегу воевать. И вообще, они же не сильно гнались? Видно их тоже тогда здорово потрепало, считай ничья вышла.
—Угу. Мы тогда двадцать девять человек потеряли убитыми и пропавшими, а про раненых и вспоминать страшно. Две пушки пришлось утопить: сами их в прорубь скинули. Ядра побросали, порох сожгли. У северян еще больше потери были, а круговцы вообще потом недели две на восточном берегу собирались.
—Да ладно тебе вспоминать гадости разные. Не верю я, что хайты опять вылезут. Но на этот случай рацию с собой возьмете, если что, быстро отзовем вас. А ты лучше сейчас давай решай: кого из офицеров брать будешь, и как туда пойдете?
—Пойдем мы просто: через арку. Выход этого телепорта как раз возле предгорий. Насколько я понял Мура, до скального лабиринта, в котором их щиплют, километров двадцать оттуда. Пешком легко дотопаем. Хотя лошади понадобятся тоже: груза нам немало тащить придется. И неплохо бы пару пушек с запасом гранат взять,— в горах удобнейшая вещь. Если дашь пушки, то лучше всего к ним бы взять Дубина с десятком его опытных ребят,— будет заведовать нашей артиллерией. Замом я бы Макса взял, но у него жена беременная, не знаю даже… Вроде бы не должны мы там надолго застрять, но мало ли как получится… Если с Максом не выйдет, то тогда Кабана.
—У Кабана одышка после ранения — осенью ему легкое пробило. По горам лазить нежелательно. Я с Максом поговорю. Приказывать ему не хочется — так что пусть сам решает.
—Ладно. Я тогда к Дубину сбегаю, с ним переговорю.
—Не торопись — иди свои полки доделывай, и заодно прикинь, кого еще брать будешь. Учти — ценных работников я тебе не отдам. И не старайся набирать только опытных вояк: перемешивай их с молодежью — пусть боевому делу поучатся. Ваксы противник несерьезный, можно сказать, учебный. А Дубин сейчас в лагере лесорубов — картечницы там на башни устанавливает, вызовем по рации вечерком. Так что иди давай. И ты, друг Мур, тоже топай — пошли кого-нибудь из своих ребят прямо сейчас: пусть в лес приказ донесет. Мы уже с нетерпением ждем обещанных тобою помощников.
Глава 3
За неполные два года запуски в поселке производились три раза.
Без жертв и разрушений при этом обошелся лишь один запуск.
Когда это случилось впервые, выжившие пассажиры не были к подобному готовы. Они даже не подозревали, что им угрожают столь неприятные сюрпризы. К тому моменту их жизнь здесь, или, скорее, существование, кое-как наладилось. Те, кто сильно пострадали при падении и пожаре, уже вымерли, или выздоровели. Кто не выдержал психологического шока — благополучно сбрендил, остальные кое-как пришли в себя, начали выживать уже сознательно, активно приспосабливаясь к реалиям кардинально изменившейся действительности. Все, кроме совсем уж чокнутых параноиков, успели четко уяснить — смертоносных сюрпризов здесь не бывает. Ты, конечно, можешь умереть от болезней или лишений, но никто и ничто тебя здесь не тронет, если ты будешь соблюдать простейшие правила поведения.
Это была стабильность. Ужасающая, ведущая в тупик, но стабильность.
В день первого запуска все рухнуло — стабильность больше не вернулась.
В этот день люди потеряли шестерых. Затем, в течение нескольких дней от ранений умерло еще двое. Остальным повезло больше: отделались мелкими травмами или заработали шок от очередной несмешной шутки в исполнении костлявой барышни с косой.
Андрей тогда выжил чудом — повел себя при запуске как слабоумное существо. В тот день он работал в самом опасном месте — на полосе. Тогда он еще не знал, что это место опасно, наоборот — такая работа считалась самой легкой. Он к тому же страдал расстройством желудка, и товарищи освободили его от обычного перетаскиванию груженых носилок — толку от него там сейчас не было. Ползая по полосе с шаром замазки в руках, он заделывал малейшие трещинки и выбоины. Полоса была очень старой, веками ее поверхность атаковали жар и холод, воздух и вода. Держать ее в зеркально-ровном состоянии было непросто. Труд многих поколений превратил полосу в сплошную заплату из смеси глины, битума и песка, первозданные каменные участки встречались лишь на дальнем краю.
Странный звук заставил его оторваться от работы. Такого он здесь еще не слышал — будто миллион котов хором зашипели. Поднявшись, вытаращился на пирамиду. Там сейчас было на что посмотреть — западная половина исполинского сооружения погружалась в белесое марево. Струи дыма или пара вырывались из-под основания, от них, видимо, и шел этот странный звук.
Два «дистрофика», работающие в группе Андрея, вскочили, суетливо заметались между пленниками. Легкими ударами древков дротиков они заставили всех подняться, суетливо погнали народ к глиняным карьерам. Люди, не подозревая о грозящей опасности, не особо торопились. Шли не спеша, бестолково оглядываясь. Всем было интересно, что же такое с пирамидой приключилось?
До карьера их группа дойти не успела. Каких-то несколько шагов оставалось до первой ямы, когда ЭТО случилось.
Шипение перешло в громовой рев, густые клубы пара взметнулись до вершины западной половины пирамиды. В этом мареве стены сооружения дрогнули, поплыли в стороны, открывая темный зев исполинских ворот. Там, в темноте, что-то величаво пульсировало, выбираясь на дневной свет. Разглядеть подробности было невозможно — туман мешает. Будто яйцо ползет, только вот размеры у этого яйца… Какова высота пирамиды? Наверное, метров сто пятьдесят точно есть. Открывшийся проход, конечно, гораздо меньше, но все равно впечатляет.
Налетевший ветер понес облако пара к карьерам. На несколько мгновений видимость упала до нуля, а когда прояснилось, люди увидели, что пирамида «родила огурец». Точнее, роды еще не закончились, но уже видно было, что из ее недр, выталкиваемый непонятной силой, лезет гигантский желтовато-серый эллипсоид. Даже пупырышки по бокам имелись — все как у настоящего овоща, кроме цвета и размера. Размерчик у него был… Андрею доводилось видеть кадры, запечатлевшие старые дирижабли, в эпоху рассвета этого вида транспорта. Вот нечто подобное увидел и сейчас — пирамида решила родить рекордсмена среди дирижаблей.
«Огурец», наконец, выбрался целиком, поблескивая влажными боками, разлегся у основания пирамиды. От его заднего конца вглубь сооружения тянулся извивающийся пульсирующий отросток — будто пуповина. Возможно, именно по этому «шлангу» в недра «огурца» подавался воздух, или какой-то газ. «Дирижабль» разбухал на глазах, причем рос исключительно вбок, на глазах превращаясь в колоссальную карикатуру на морского ската.
Охранники, давно уже перестав подгонять пленников, прыгнули в карьер, оскальзываясь на глинистом склоне, ринулись вниз, на самое дно. Люди глупы — даже сейчас они не поняли, что дело пахнет керосином.
«Скат», распрямляя бока, задрожал, потянулся вверх, оттолкнулся от земли, взмыл на несколько метров. Нет — земное тяготение он победить не смог — его увлекло назад. Упав, он чуть сплющился, колышась, будто потревоженный студень, оттолкнулся вновь, опять вернулся к полосе, пополз вдоль нее, будто едва накачанный воздушный шарик. Примерно на середине взмыл уже увереннее, воспарил на мгновение, потом резко пошел вертикально вверх. «Пуповина» натянулась, разом ослабла, поволочилась за «скатом» обвисшим шнурком.