И снова потянулись пограничные будни, томительные и однообразные, лишь изредка нарушаемые стычками и перестрелками с контрабандистами, дезертирами и иным беглым людом. Казакам после грохота пушек была непривычна эта безмятежная тишина и невозмутимость пограничных лесов и полей. Бесконечная череда разъездов и дозоров вдоль государственной границы казалась им однообразной и утомительной. Им, деятельным и отважным, привыкшим к боям и походам, трудно было тянуть монотонную служебную лямку в этих глухих и безлюдных местах. Хотелось живого, рискованного дела, и они его нашли. Это была… контрабанда.
Известно, что таможенная политика играет весьма важную роль в отношениях между государствами. Наполеон сам признавал, что столкновения на почве таможенной системы послужили одной из причин его войны с Россией. «Не стоит вести таких больших войн из-за кофе», – говорил он русскому императору, прося его о мире. Это хорошо понимал и Александр I.
Сразу после войны в 1816 году он наполовину отменил запреты, введенные в 1810 году на европейские (в основном французские) изделия, а в 1819 году принял один из самых умеренных в истории страны таможенных тарифов. Русская промышленность и торговля не готовы были к конкурентной борьбе с европейскими товарами, стали уступать свои позиции на внутреннем рынке, что дало повод известному финансовому деятелю графу Е.Ф. Канкрину сказать, что таможенный тариф 1819 года «убил русскую промышленность». В 1822 году Александр I эту ошибку исправил и ввел новый тариф, запрещавший ввоз 3110 видов товаров и вывоз двадцати одного. Это снова вызвало массовую контрабанду на границе.
Случилось, однако, так, что вести борьбу с нею на границе в это время было некому. Кордоны казаков, вместо того чтобы пресекать тайный провоз через границу, сами способствовали контрабанде, пропуская целые транспорты скрытно провозимых товаров и провожая их под своим прикрытием на немалое расстояние в глубь России. Объездчиков же из таможенного ведомства, препятствовавших ввозу контрабанды, казаки били дубинками или связывали им руки и ноги, оставляя лежать на дозорной тропе. Кроме того, сами вольноопределяющиеся в таможенную стражу люди большей частью были местными уроженцами, то есть связанные по родству и знакомству с местными жителями, многие из которых были контрабандистами. Это приводило к тому, что таможенники потворствовали контрабанде (естественно, не бесплатно) и не вели с нею серьезной борьбы. Государственная граница, таким образом, была открыта и охранялась лишь номинально.
Для Александра I это была неприятная новость. Он-то полагал, что казаки столь же честны и неподкупны, как и храбры, а они, судя по докладам министра финансов, превратились прямо-таки в пограничных разбойников. И он решил предпринять самые энергичные меры, сразу же приказал казаков с границы снять, а рубеж их разъездов определить позади таможенной стражи на удалении не ближе трех-пяти верст.
9 июля 1822 года он «высочайше» повелел таможенных объездчиков, служивших по вольному найму, постепенно уволить с пограничной службы, а пополнять таможенную стражу «единственно полковыми нижними чинами обязательной службы, преимущественно из кавалерии»; для ограждения же ее от вредного сближения с местным населением «построить новые кордонные дома для чинов оной и не оставлять сих чинов на одних и тех же пунктах более шести месяцев». Надзирателей же пополнять впредь только из отставных офицеров.
Преобразования в пограничной страже проводились весьма быстро.
Спустя год вдоль границы через каждые пять верст для жительства чинов стражи были построены казенные дома, а в промежутках между ними разбиты бивуаки в виде удобных и теплых шалашей. В 1823 году Александр I кроме конных объездчиков в состав пограничной таможенной стражи ввел еще и стражников – пеших воинов. И хотя количественный состав новой стражи был не очень значителен (108 надзирателей и столько же их помощников и 2738 рядовых пограничников), контрабандисты очень скоро почувствовали их силу. На содержание новой пограничной таможенной стражи император выделил 1 млн 136 тыс. 650 рублей – деньги по тем временам очень большие. То, что задумывалось им в далеком 1807 году, на Пасвенской заставе, он выполнил и остался этим доволен.
Александр I Благословенный любил путешествовать. Он исколесил всю Европу и Россию, нигде подолгу не задерживаясь, как будто хотел объехать весь свет и увидеть все своими глазами. Не раз бывал он в приграничных губерниях и городах, устраивал войскам смотры, а государственную границу своей империи пересекал множество раз. Он знал, что не смог исполнить все, что задумывал в молодости, и радовался тому, что все-таки добился улучшения охраны границ России. Теперь, возвращаясь из Европы домой, он видел на пограничных постах не гражданских чиновников в серых, измятых кителях, а стройных и бравых стражников с суровыми и обветренными лицами, строгих и неподкупных. «Кажется, здесь, на границе, в мое царствование все-таки прибавилось порядка», – мелькала мысль у русского императора, когда он в очередной раз пересекал государственный рубеж России.
«Мне хотелось оставить царство мирное, устроенное и счастливое»Николай I и охрана границ Российской империи
Могучий Дунай, преодолевая напор встречного ветра, свободно и величаво катил свои воды к Черному морю. Крупная серая зыбь скользила по его широкой глади и, достигнув берега, уходила в песок. По небу нескончаемой грядой тянулись тяжелые, словно налитые свинцом облака, отчего наступивший день казался сумрачным и холодным. Кругом ни души. Берега Дуная безмолвны и пустынны…
Прошло совсем немного времени, и обстановка резко изменилась. На левый берег Дуная вышла русская армия. Топот многих тысяч сапог, лязг оружия, ржание коней и резкие команды нарушили безмятежную тишину этого края. Он словно ожил, проснувшись от долгого сна. Передовые подразделения начали переправу с ходу, стремясь закрепиться на противоположном берегу и обеспечить высадку всей армии.
Николай I
В первом эшелоне на речной стремнине – русский император Николай I. Небольшая запорожская лодка тяжело скользит по неспокойной дунайской волне, опасно кренится под напором ветра, грозя зачерпнуть своими низкими бортами воду и пойти ко дну. Государь сидит впереди, почти на самом носу лодки. Он знает, что на него устремлены тысячи глаз, и потому старается ничем не выдать своего волнения. Внешне он спокоен, и только подергивавшаяся левая щека да напряженность взгляда выдавали его состояние. Солдаты и офицеры, увлеченные мужеством своего императора, гребут изо всех сил и, достигнув берега, быстро занимают господствующие высоты, чтобы отразить натиск неприятеля. Но турецких войск не видно, и русская армия, переправившись через Дунай, устремляется на Балканы.
Шел 1828 год. Так случилось, что начало царствования императора Николая I, третьего сына царя Павла I, было неспокойным. Первым выступил персидский шах. Он был явно введен в заблуждение преувеличенными слухами о беспорядках в Санкт-Петербурге и в июле 1826 года направил свое многочисленное войско во главе с наследником престола Абас-Мирзой в закавказские владения России. Талантливый военачальник русской армии Паскевич разбил Абас-Мирзу при Елисаветполе, взял крепость Эривань, считавшуюся оплотом Персии, и двинулся к ее столице Тегерану. Шах поспешил заключить мирный договор, который и был подписан 10 февраля 1828 года в персидской деревне Туркманчае. По этому миру Россия получила от Персии ханства Эриванское и Нахичеванское. Шах уплатил также контрибуцию в 20 млн рублей.
Спустя два месяца, 14 апреля 1828 года, был опубликован царский манифест о войне с Турцией: Николаю пришлось вступиться за православных греков, национально-освободительную борьбу которых османы подавляли с присущими им свирепостью и жестокостью. На Азиатском театре военных действий главнокомандующий граф Паскевич (теперь уже Паскевич-Эриванский) с небольшим войском в короткое время разбил в нескольких сражениях весьма многочисленную турецкую армию, взял сильные крепости Карс, Ахалцых, а затем и Эрзерум – столицу древней Армении.
На Балканах наши успехи были более скромными, однако с назначением главнокомандующим Дибича дело пошло лучше. Николай I сам находился в армии и лично руководил переправой войск через Дунай. В июне сдалась Силистрия, в начале августа – Адрианополь. Путь на Константинополь оказался открытым, и турецкий султан запросил мира, который и был подписан 2 сентября 1829 года. К России отошла вся черноморская полоса Кавказа, за исключением Батума. Европейские границы обеих держав были определены по реке Прут и устью Дуная с прилегающими островами. Пограничной страже России необходимо было принять под охрану новые участки государственной границы. Дело это было отнюдь не простым.
Вступая на престол в 1825 году, Николай I не мог не воспринять идей, которые волновали его предшественников. Относительно охраны государственной границы он видел два пути, которым следовали те, кто занимал российский престол до его воцарения. Бабушка его, Екатерина II, избрала прусский вариант охраны границы, при котором пограничная стража была полувоенной. Она имела свой мундир, но комплектовалась по вольному найму. Для Пруссии такая стража была вполне приемлемой: конкуренции от ввоза российских товаров контрабандным путем она не опасалась, да и сам прусский чиновник, не в пример нашему, гораздо лучше подготовлен к государственной службе. Он аккуратен, вежлив, точен, пунктуален…
Иное дело Россия. Ему, Николаю, больше нравился военный путь развития российской пограничной стражи, избранный его братом, Александром I. «Однообразная красивость» военного строя хорошо дисциплинированного войска всегда доставляла ему самое глубокое удовлетворение. И потому, когда министр финансов граф Е.Ф. Канкрин представил ему «Положение об устройстве пограничной таможенной стражи», предусматривавшее ее военное устройство, он с удовольствием начертал: «Быть по сему. 5 августа 1827 года». Ведь в докладе министра финансов военная направленность внутреннего устройства новой пограничной стражи была выражена вполне определенно: «Хотя таковая стража не может быть в виде совершенно регулярного войска по рассеянности оной, но должна быть более приближена к воинскому порядку», и потому у императора не было сомнений в правильности принимаемого решения. К тому же переустройство пограничной стражи не связывалось с большими материальными затратами: стоимость ее содержания увеличивалась всего на 73 тыс. 900 рублей и вполне окупалась таможенным доходом.